Будет револьвер — будем путешествовать (сборник)
Шрифт:
Он действовал весьма методически, видимо, испытывая при этом садистское удовольствие. Сначала он оглядел меня и сказал:
— Конечно, вы сегодня сваляли дурака, Скотт. Конечно, вы довели босса до бешенства. Нам бы следовало всадить в вас пулю, но слишком много людей видели вашу ссору. Все же мы собираемся проучить вас, чтобы вы от нас отстали. — Он усмехнулся. — После чего, думаю, вы сочтете за лучшее сесть в самолет и вернуться в Штаты.
Когда он кончил свою речь, он меня ударил. Он ударил меня в живот, но я ожидал удара, да и Рат не обладал особенной силой, так что первый раз мне было не особенно больно. Но десятый удар в одно и то же место — это
Я почувствовал, что удары прекратились. Чья-то рука разорвала на мне рубашку, и я попытался поднять голову. Рат несколько раз шлепнул меня по щекам и потом сказал:
— Смотрите, Скотт.
Мои глаза постепенно сфокусировались на ноже в его руке. Я увидел, как его острие уткнулось мне в грудь.
— Видите, как легко вас убить? — сказал Рат. Его голос звучал напряженно и возбужденно, как у человека, лежащего в постели с женщиной. — Видите? — повторил он. Он слегка нажал на рукоятку, и я почувствовал, что кончик ножа вонзился мне в тело.
Я чуть не взвыл от боли, стараясь уклониться от этого лезвия, прижимаясь к стволу и втягивая грудь. Рат засмеялся, вытащил нож и поднес его к моим глазам, чтобы я увидел окровавленный его кончик.
— Так что убирайся из Мексики, Скотт. Или в следующий раз я всажу его в тебя по самую рукоятку.
Он провел острием ножа по моей груди, оцарапав кожу — не глубоко, но больно. Двое, державшие меня, отпустили, и я упал лицом вниз, не в состоянии держаться на ногах. Моя щека вдавилась в грязь, и я увидел, как ботинок Рата оторвался от земли и вонзился мне в бок, потом на мою голову обрушился еще один удар, и вокруг меня сомкнулась темнота.
Должно быть, я пролежал там довольно долго, потому что, когда я выплыл из небытия, уже смеркалось. При первом движении я вскрикнул от боли. Потом я с трудом поднялся и поплелся. Я долго искал дорогу. Пройдя несколько футов, я останавливался и отдыхал. Наконец я вышел на шоссе и поймал такси.
— Отвезите меня к врачу, — попросил я.
Доктор Домингес наклеил последнюю полоску пластыря мне на грудь и сказал:
— Ну вот. Хотя внутренних повреждений у вас, видимо, нет, все же я предпочел бы отправить вас в больницу.
— Я уже говорил вам, что у меня нет времени. — К этому времени у меня в голове все прояснилось, просто все адски болело. — Тем более, что нет никаких внутренних кровоизлияний и повреждений, доктор.
— По крайней мере, вам нужно лечь в постель и отдохнуть.
Я не мог объяснить ему, что в моих мыслях не было места ни для боли, ни для постели. Жирное лицо Хэммонда, тощее Рата и белое мертвое лицо Пита Рамиреса заполняли мой ум. Я просто не мог думать ни о чем другом, даже если бы захотел. Но я не хотел.
Прежде, чем доктор Домингес за меня взялся, я отдал ему резинку, которая все еще была у меня в кармане, и рассказал о своих подозрениях. Ответ был готов через полчаса после того, как он наложил на меня последнюю повязку.
— Да, мистер Скотт, —
— Это могло вызвать смерть?
Он нахмурился.
— Может быть. Трудно сказать. По крайней мере, это могло вызвать сонливость и рассеянность. Но откуда у вас эта резинка?
— Артур Хэммонд дал ее жокею, который сегодня погиб.
Он даже слегка позеленел.
— А-а, нет, вы, должно быть, ошибаетесь. О мистере Хэммонде все самого хорошего мнения.
Упоминание имени Хзммонда явно его испугало. Он добавил более спокойным профессиональным тоном:
— Это все, что я могу для вас сделать.
Так же было ясно, что он хочет избавиться от меня. Я заплатил ему, попросил его вызвать для меня такси и уехал.
Я стоял перед ночным клубом «Рио Роза», чувствуя в груди и в животе все ту же боль. Доктор дал мне шприц, наполненный морфием, но я держал его в кармане, позже он может мне понадобиться больше, чем сейчас. От врача я поехал прямо в отель Прадо и захватил свой револьвер, а потом отправился на поиски хотя бы одного из четырех подонков. И вот теперь, три часа спустя, моей единственной слабой надеждой был этот ночной клуб — это все, что мне удалось узнать. Я сверился с телефонной книгой, никакого Хэммонда. Человек, несомненно имеющий много врагов, не станет публично рекламировать свой адрес. Я попробовал все возможности, какие у меня были в Мехико-Сити, но это мне мало помогло. Его адрес оставался для меня тайной. Почти все, что я узнал о нем, сводилось к одному: множество людей боялись Хэммонда и его бандитов, а также его приятеля Вальдеса. Но я узнал, что Джимми Рат два месяца тому назад снимал квартиру для девушки, которую звали Хатита и которая теперь танцевала здесь. Я вошел в клуб.
За 50 песо метрдотель разрешил мне постучать в уборную Хатиты. Когда она открыла дверь, глаза ее стали круглыми от удивления. Думаю, я выглядел далеко не красавчиком — челюсть у меня распухла, а кожа на щеке была в порезах и ссадинах.
Я сказал:
— Не могли бы вы уделить мне одну минутку?
Она посмотрела на мое изувеченное лицо и нахмурилась.
— Простите, мне нужно одеться.
Только сейчас, присмотревшись, я подумал, что она права. На ней был легкий шелковый халатик, такой прозрачный, что сквозь него просвечивала ее полная грудь. Она уже хотела закрыть дверь, но я рискнул.
— Я насчет Джимми Рата.
Эффект был сильнее, чем я ожидал.
— Джимми! — произнесла она с ненавистью. Она распахнула дверь и снова взглянула на мое лицо. — Это он вас так?
Я кивнул, и она сказала: — Входите.
Она закрыла за мной дверь, заперла ее на ключ и повернулась ко мне.
— Садитесь, — сказала она, указывая на стул. — Вы... вам не нравится Джимми?
— Я его ненавижу, — сказал я. — Я хочу найти его и сказать ему об этом.
Она улыбнулась. Это была не очень приятная улыбка.
— Надеюсь, вы его найдете, — сказала она. — Надеюсь, вы изобьете его до смерти.
Эта Хатита была высокая, почти шесть футов на каблуках, наверное, выше ростом, чем Рат. У нее было чувственное, гладкое лицо, какие вы часто видите у прелестных мексиканских женщин, большие темные глаза и пышные черные волосы. В ее лице была страстная красота, которая гармонировала с гибкими линиями ее тела.
— Где же я могу найти его? — спросил я.
— Хотела бы я знать! Но откуда вам известно, что я его знала?