Будни и праздники императорского двора

Выскочков Леонид Владимирович

Как уже отмечалось, опускание на колени не было свойственно церковным церемониям при императорском дворе. В своих воспоминаниях (как и в цитировавшемся дневнике) фрейлина А. Ф. Тютчева не обошла стороной свои впечатления от этой стороны жизни при дворе, которая ее беспокоила: «Я помню, как в первое время мне было трудно приходить к обедне разряженной в голубой или розовый цвет и держаться в церкви, как в зрительном зале, не смея ни становиться, как я привыкла, на колени, ни класть земных поклонов, так как этикет не допускал подобных проявлений благочестия. Все стояли прямо и вытянувшись. Молодые фрейлины в самой церкви, дамы и кавалеры свиты в ротонде, где они проводили время в разговорах "sotto Voce" (вполголоса. – А. В.) на предметы менее всего религиозного содержания… Члены императорского дома, однако, держали себя в церкви примерно и, казалось, молились с истинным благочестием. Император Николай стоял один впереди, рядом с хором певчих и подпевал им своим

красивым голосом. Лицо цесаревны выражало полную сосредоточенность. Ее сопровождали все дети, даже самый маленький (великий князь Алексей Александрович, родившийся в 1850 г. – Л. В.), которому не было еще 3 лет и который стоял молча и неподвижно, как и остальные в продолжение всей длинной службы… Императрица, которая была болезненна и с трудом переносила какое бы то ни было утомление, приходила всегда после первой половины службы. Император Николай был чрезвычайно точен и аккуратен. Он входил в церковь с боем часов, ударявших одиннадцать, и тотчас же начиналась служба. Тогда можно было видеть, как дамы, слишком задержавшиеся дома за своими туалетами, а иногда и великие князья появлялись с выражением отчаяния на лицах и старались незаметно проскользнуть на свои места.

Помню, как однажды я спустилась в ротонду к одиннадцати часам. Я была там еще совершенно одна, когда двери внутренних покоев широко распахнулись, появился император Николай и сказал мне: «По-видимому, сударыня, мы с Вами единственные пунктуальные люди в этом дворце!» На другой день чиновник Министерства двора явился к дамам и кавалерам свиты с официальной бумагой, содержавшей высочайший выговор за неаккуратность, под которой виновные должны были расписаться в виде «теа culpa» (лат. моя вина. – Л. В.). После смерти Николая весь этот этикет вскоре был нарушен. Каждый мог запаздывать, пропускать службу по желанию, не будучи обязан никому давать отчета. Я не могу сказать, чтобы от этой распущенности жизнь во дворце стала легче или приятней. Придворная жизнь по существу жизнь условная, и этикет необходим для того, чтобы поддерживать ее престиж. Это не только преграда, отделяющая государя от его подданных, это в то же время защита подданных от произвола государя. Этикет создает атмосферу всеобщего уважения, когда каждый ценой свободы и удобств сохраняет свое достоинство. Там, где царит этикет, придворные – вельможи и дамы света, там же, где этикет отсутствует, они опускаются на уровень лакеев и горничных» [617] .

А вот еще одна зарисовка в воспоминаниях о поездке в Россию в 1846 г. адъютанта шведского кронпринца Венцеля фон Гаффнера, который описал воскресное богослужение в Петергофе 7 (19) июля (в дни бракосочетания великой княжны Ольги Николаевны): «После смотра кадетов была в церкви служба за императорскую фамилию и весь двор… Пение бесконечно прекрасное… Во время богослужения все стояли, и император, как и последний крепостной, крестился всякий раз, как произносилось имя Спасителя.

Служивший священник делал три поклона за императора и императрицу и по одному за каждого из великих князей и один за всех прихожан» [618] .

На торжественные богослужения в собор Зимнего дворца съезжалось иногда до пятисот особ. Многим из них было трудно выдержать продолжительную церковную службу (хотя и сокращенную). Поэтому старые сановники зачастую выходили в Военную галерею, чтобы отдохнуть на банкетках. Среди портретов генералов 1812 г. они разыскивали знакомых, а порой и собственные изображения.

Дипломаты на берегах Невы

После вступления на престол Николая I иностранные послы, находившиеся в Санкт-Петербурге ранее, в конце декабря 1825 – начале 1826 г., как сообщали «Санкт-Петербургские ведомости», вручали новому императору «кредитивные свои грамоты» [619] . Впрочем, некоторые монархи дополнительно прислали своих специальных посланников с поздравительными письмами. Французского короля Карла X представлял посланник Франции в Берлине граф Сен-При, прежде служивший в России, который прибыл в первых числах января 1826 г. и был принят Николаем I 8 (20) января. Из Англии 18 февраля (2 марта) прибыл фельдмаршал Веллингтон, являвшийся символом англо-русского военного союза в 1812–1815 гг. Впрочем, он имел и конкретную цель – закрепить позиции Англии в греческом вопросе («Петербургский протокол» на самом деле обозначил более активную позицию России в восточном вопросе).

Дипломатический корпус на берегах Невы играл важную роль в великосветской и придворной жизни Санкт-Петербурга. В его составе были послы, посланники, консулы, военные агенты, секретари посольств и другие дипломаты. Согласно утвержденному Венским конгрессом в 1815 г. табелю о дипломатических рангах, посол (применялся также термин «полномочный министр») считался дипломатом 1-го ранга, а посланник – 2-го класса.

Сосредоточением дипломатической активности в Санкт-Петербурге была Коллегия иностранных дел, долгое время находившаяся на Английской набережной (после 1834 г. участок дома № 32). Следует иметь в виду, что с 1782 г. существовала сплошная нумерация домов по городу или по номерам земельных участков. В 1791 г. в столице были номера домов от 1 до 4554. В начале XIX в. дома стали дополнительно нумеровать внутри каждой из 10 полицейских частей. В 1834 г. была введена нумерация вдоль улиц и набережных (от истока к устью и от водной артерии). Определить расположение дома помогают схемы и планы города. Упомянутый дом был куплен в казну у князя Б. А. Куракина и в 1782–1783 гг. перестроен Дж. Кваренги. Коллегия (впоследствии – Министерство иностранных дел) размещалась в этом доме до 1828 г., когда переехала в восточную часть вновь отстроенного К. И. Росси здания Главного штаба на Дворцовой площади [620] .

Иностранные посольства долго не имели постоянных зданий, снимая необходимые помещения в частных домах. Исключением была Франция, которая 19 декабря 1807 г. купила для посольства у князя Д. П. Волконского особняк на Дворцовой набережной. В литературе, посвященной А. С. Пушкину, говорится, что дом французского посольства находился на месте современного Дома ученых по Дворцовой набережной, д. 26. Именно здесь 6 января 1837 г. на балу Пушкин беседовал с Барантом о русской и французской истории. Здесь же 14 января 1837 г. на балу состоялось объяснение Пушкина с Дантесом. Позднее, в конце XIX в., французское правительство купило другой особняк – дом Пашковых на Гагаринской набережной, 10, которую в начале XX в. в честь приезда президента Франции Ф. Фора переименовали во Французскую (с 1918 г. – набережная Жореса, с 1945 г. – набережная Кутузова).

Французским послом в Санкт-Петербурге накануне восстания декабристов (1817 – начало 1826 г.) был граф Пьер-Луи-Авгу ст Лаферронэ (Ла-Ферронэ; Лаферроне; La-Ferronauys). В 1826 г. его сменил граф де Сен-При (St. Priest), в 1829 г. – Казимир Луи Виктюрниен Рошешуар герцог де Мортемар, а в 1830 г. – полномочный министр французского посольства Поль-Шарль-Амабль де Бургуэн (Bourgoin Р.). Затем от нового режима послами были барон А.-Г.-П.-Б. де Барант (1835–1841), историк и публицист, отец Э. Баранта, с которым состоялась дуэль М. Ю. Лермонтова в 1840 г. Секретарем посольства был тогда Лагрене, высланный за женитьбу на фрейлине Дубянской, а потом д\'Аршиак, известный как секундант кавалергарда Ж. Дантеса на его дуэли с Пушкиным. Посол П. де Барант присутствовал и на отпевании А. С. Пушкина.

Особое значение для России имели отношения с Австрийской империей. Известно, что накануне восстания декабристов австрийское посольство снимало апартаменты на берегу Невы в доме Салтыкова у Мраморного дворца. Австрию около десяти лет (1816–1826) представлял австрийский полномочный министр в Петербурге Людвиг Лебцельтерн (Lebzeltern), состоящий с 1823 г. в браке с 3. И. Лаваль (свояченица С. П. Трубецкого). Его квартира находилась в доме графини П. А. Гурьевой (наб. реки Фонтанки, д. 27), недалеко от дома Белосельских-Белозерских. В 1829 г. австрийским посланником в Россию был назначен граф Шарль Луи Фикельмон (1829–1839). Вместе с мужем в Петербург приехала Дарья (Долли) Федоровна Фикельмон, внучка М. И. Кутузова, дочь Е. М. Хитрово (по первому мужу Тизенгаузен). Французский литератор, широко известный в Европе, в конце жизни – дипломат, Адольф Леве-Веймар Франсуа летом 1836 г. был направлен в Россию с негласной миссией наладить отношения с Николаем I. Впрочем, его влекли в Россию больше литературные интересы. Он быстро освоился, в Петербурге его называли Лев Веймар, или просто Лев Веймарский. Он женился на родственнице Н. Н. Пушкиной – Ольге Викентьевне Голынской [621] .

Прусское посольство на протяжении многих лет в 1814–1834 (с перерывами) возглавлял прусский чрезвычайный посол и полномочный министр генерал-лейтенант Отто Фридрих Август Шелер. Послом Вюртемберга более 20 лет (январь 1825–1848 гг.) был Христиан-Людвиг-Фридрих-Ген-рих Гогенлоэ (Гогенлоэ-Лангенбург-Кирхберг; Von Hohenlohe-Langenburg-Kirchberg; 1788–1859), женат (с 1833 г.) на Екатерине Ивановне Голубцовой. В Петербурге были представлены также другие германские королевства – Саксония, Бавария (в частности, посланники граф Гизе и граф Максимилиан Йозеф Лерхенфельд-Кеферинг, брат известной Амалии Крюднер) и Ганновер. Одним из дипломатов, прочно обосновавшихся на берегах Невы на протяжении четверти века (1820–1845), был шведский (со Швецией находилась тогда в унии и Норвегия) чрезвычайный и полномочный министр барон Нильс Фредерик Пальмштерна (Palmsterna Nijs Frederik).

Англичане были весьма широко представлены на берегах Невы. Петербургская община верующих англикан (с 1723 г.) находилась под непосредственным покровительством британского посольства. Община пользовалась правом экстерриториальности, и состоящее при ней духовенство не подчинялось русским властям. В 1753 г. англичанами был приобретен дом Шереметева на Галерной, который переделали в храм. В 1814–1815 гг. здание перестроили по проекту Дж. Кваренги (Английская наб., 56; Галерная ул., 57). Второй этаж был отведен под церковный зал – это была церковь Иисуса Христа. Именно в нее ходил исповедоваться считавший себя англиканином граф Карл (Карл-Роберт) Васильевич Нессельроде (он родился на английском корабле), управляющий Коллегией иностранных дел (1816–1828; до 1822 г. – совместно с графом Каподистрией), вице-канцлер (1828) и канцлер (1845), до 1856 г. руководивший внешнеполитическим ведомством России.