Будни и праздники императорского двора
Шрифт:
Многие европейские знаменитости посещали тогда Санкт-Петербург. Среди них был венгерский пианист из Австрии Ференц Лист, с которым Александра Федоровна познакомилась на водах в Эмсе. Он впервые побывал в России, давая концерты в апреле и мае 1842 г. Вновь его ожидали на следующий год весной. В дневнике от 14 апреля 1843 г. М. А. Корф записал: «Лист, которому так понравилось у нас прошлою зимою, сбирался опять к нам во весь Пост, и как иностранные газеты, так и наши меломаны обещали его прибытия на каждый день, но Пост прошел, и Листа не было. Вдруг в Светлое воскресенье, как снег на голову, разнесли афишки, что Лист будет иметь честь дать концерт в середу, 14-го апреля. Это внезапное известие так было неожиданно, не быв предварено оповещением, что Лист
Играл тогда Лист и на музыкальном вечере в императорской семье. Он исполнял, в частности, произведения Моцарта. Хотя Николай Павлович ценил Моцарта, исполнение его произведений в новой виртуозной технике пианизма Ф. Листа не оказалось для него привлекательным. Он видел в этой игре только замечательную победу над трудностями [1003] . Но так считал не один Николай Павлович. Композитор М. И. Глинка отметил, что Ф. Лист, исполняя произведения Баха и Бетховена, играл «очень мило, но с вычурными оттенками» [1004] . Тем не менее Ф. Лист все же смог затронуть чувства государя, исполнив на первом же придворном концерте несколько пьес военной музыки [1005] . Действительно, это могло тронуть императора. Вспоминая о болезнях Марии Николаевны и собственной в конце декабря 1841 г., великая княжна Ольга Николаевна писала: «Родители часто приходили ко мне вечером и пили чай в моей библиотеке. Затем я играла для Папа военные марши, а для Мама – Шопена» [1006] .
Кроме музыкантов в интимной обстановке домашних приватных концертов императорская семья могла знакомиться с некоторыми из итальянских певцов. В дневнике от 18 марта 1843 г. барон М. А. Корф записал: «Я опять два дня сряду слышал Рубини: один раз у гр[афа] Нессельроде, а другой у нашего виртуоза и композитора, директора певческой придворной капеллы и вместе с тем флигель-адъютанта, Львова». Особенно удачным оказался музыкальный вечер у А. Ф. Львова. В той же записи М. А. Корф записал: «Но концерт Львова вознаградил нас за канунную скуку. Тут был полный оркестр и при том хор придворных певчих, едва ли не лучший теперь хор в мире. Сверх того пела фрейлина Бартенева, едва ли не лучшая теперь певица в целой России. Финал из "Сомнамбулы", спетый Рубини, Бартеневой, ее сестрой и сестрой Львова вместе с придворными певчими привел всех в неописуемый восторг, а фантазия на мотивы из русских песен, сочиненная и разыгранная самим Львовым, тоже с аккомпанементом хора, довершила общее упоение. Хотя Львов еще только полковник, однако на концерте его присутствовали и все министры, и вся знать: что, впрочем, дань не столько его таланту, сколько тому, что на концертах его всегда бывают – как были и нынче – Государь и наследник» [1007] .
В начале августа 1830 г. Петербург впервые посетила в возрасте 25 лет одна из самых выдающихся певиц первой половины XIX в. Генриетта Зонтаг. Она выступала в Венской опере, славилась не только своим колоратурным сопрано, но и вытягиванием продолжительных, более полуминуты, нот [1008] . Хотя, как заметил П. А. Каратыгин, итальянской оперы тогда в Петербурге не было, исполнявшему желание Николая I графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому «удалось составить небольшой итальянский персонал для придворного спектакля, и она играла с ними в Царском Селе в опере "Севильский цирюльник" и "Отелло"». Известная ария Дездемоны из третьего акта была коронным номером знаменитой певицы.
Далее П. А. Каратыгин вспоминает: «Эта несравненная артистка посетила вторично Петербург лет через десять или пятнадцать; но она уже была графиня Росси, супруга сардинского посланника и, кажется, лишь однажды, по просьбе покойного государя, играла "Сомнамбулу" на Эрмитажном театре вместе с некоторыми любителями из высшего общества» [1009] . Действительно, зимой 1840 г. графиня Росси стала душой возобновившихся в Зимнем дворце музыкальных вечеров [1010] . После замужества певица была вынуждена закончить свою артистическую карьеру. Чтобы она спела, приходилось прибегать к невинным хитростям. Так, однажды на предложение Николая Павловича спеть артистка сконфузилась, предполагая, что это намек на ее прежнее социальное положение. Но Николай Павлович подвел графиню России в великой княгине Марии Николаевне и попросил исполнить дуэт [1011] . Она участвовала также в благотворительных концертах, но не среди профессиональных певиц, а в кругу великосветских меломанов, включая графиню Бетанкур, баронессу Крюднер, графа Михаила Виельгорского.
«Пехотных ратей и коней однообразная красивость»: парады и маневры
На военизированный характер придворной жизни в России обращали внимание многие иностранные гости, в частности адъютант шведского принца Оскара-Фридриха адмирал В. В. Гаффнер в 1846 г. Членов императорской семьи постоянно видели на военных мероприятиях. Обращали внимание современники и на военные церемонии и почести, воздаваемые членам августейшей фамилии, которые были неотъемлемой чертой военного Санкт-Петербурга.
При проезде императорской четы и иностранных государей с титулом «Величество» войска вдоль улиц приветствовали их отданием чести знаменами наклоном древка вниз.
Кавалеристы находились в пешем строю. При встрече особ, в том числе иностранных, с титулом «Высочество» также воспроизводился «поход» части, а трубачи гвардейской кавалерии играли свои полковые марши. Саму процессию возглавлял С. Е. И. В. Конвой (Собственный Его Императорского Величества Конвой – А. В.), за ним следовали подразделения Кавалергардского и Конногвардейского полков, далее за каретой взводы гвардейской легкой кавалерии, которые замыкали все шествие. Прибытие императорских особ в крепость отмечалось орудийным салютом, а выезд императора – поднятием на флагштоке его штандарта. Как отмечает историк В. Г. Данченко, полный императорский салют составлял 31 выстрел, наследника престола – 25, особ с титулом «Высочество» и иностранных государей – 21 выстрел [1012] .
Традиция военных парадов зародилась при Петре I: сначала происходил торжественный молебен с преклонением знамен, затем под музыку военных оркестров, сначала роговых, а впоследствии оркестров с медными трубами, войска проходили церемониальным маршем по Дворцовой площади или Марсову полю. Парады проходили в «царские дни» (табельные праздники), в дни официальных торжеств или по торжественным поводам [1013] . Устраивались также военно-морские парады, первым из которых считается высочайший смотр Балтийскому флоту на Кронштадтском рейде летом 1723 г.
Гатчинские войска и быт гатчинского гарнизона стали военной школой не только для цесаревича Павла Петровича, но и для его старших сыновей. Нет, Гатчина не была столь одиозной для служивших в гатчинских войсках (к ноябрю 1796 г. около 2400 человек всех родов войск), какой ее пытаются представлять. Но тот «инстинкт дисциплины», с которым Павел I взошел на престол, выработался в Гатчине. Здесь великие князь Александр и Константин учились уму-разуму «по нашему, по-гатчински» [1014] . Александр Павлович ездил в Гатчину или чаще в находившийся рядом с Царском Селом Павловск сначала один раз в неделю, а с 1795 г. четыре дня, занимаясь там маневрами, учениями и парадами.
При Павле I, как заметил Адам Чарторыйский, гнев государя падал в основном на офицеров, «солдаты же редко бывали в ответе». Напротив, заметил далее мемуарист, «положение их было гораздо лучше и нижние чины после вахтпарадов и смотров получали удвоенную пищу, порцию водки и денежные награды» [1015] . Его вахтпарады проводились каждое утро. Исключения бывали во время поездок по России (в отдельные дни в дороге) или во время посещения им монастыря в Новом Иерусалиме и Троице-Сергиевой лавры. Весной 1797 г. после коронации в Москве Павел I совершил свое первое большое путешествие по России, посетив Смоленск и проехав по западным губерниям. Оно сопровождалось смотрами и парадами.