Будни рэкетиров или Кристина

Зуев Ярослав Викторович

* * *

Так вздрючил ты ее или нет? – налегал Волына, блистая нездоровым огоньком в глазах. Как, очевидно, помнит Читатель, с женщинами у обоих давно не заладилось. – Колись, зема!

Где? В лифте?! – Протасова этот допрос достал.

Ой, дурак, по-любому. А хотя бы и там.

Иди, в натуре, погуляй.

Баба ему давала, а он, понимаешь, носом крутил.

Задрал, в натуре.

В кабаке б на стол завалил…

Задолбал, да?

Зема, ты интеллигент. По-любому.

Вовчик бы еще долго испытывал терпение Протасова,

но тут под окнами громко хрустнула ветка. Ольга вылетела у обоих из головы. Пока Волына нырял за ППШ, Протасов прильнул к окну. Двор заливала луна, а огонек сигнализации беззаботно помигивал. Стояла абсолютная тишина. Даже собаки устали брехать.

Кошка какая-то, – предположил Валерий, за дневными заботами упустивший из виду Ночного Гостя.

По-любому, зема. С корову размерами.

Сад обшарим?

Еще чего? С головой поссорился, зема?

Как скажешь. – Решил не настаивать Протасов.

Ох, и не нравится мне это, – сказал Вовчик чуть позже. Земы лежали под одеялами, при потушенном ночнике, и, не сговариваясь напрягали уши. – Не к добру оно. По-любому.

Не кипишуй. Свалим. Денег рубанем – и adios.

Хорошо бы.

Так и будет, – заверил Протасов. – Ладно. Давай, Вовка, хвастайся, чего накопал? – приятели заранее договорились, что пока Протасов будет укатывать тренершу, Вовчику надлежит взять в оборот детей Ирины. «И тряси их, е-мое, как знаешь, но, чтобы про этого Пастуха гребаного, к моему приезду всю подноготную раскопал». – Итак? – Протасов приготовился слушать. Вовка выпустил дым в потолок.

Соплячка показала, что хибару, вроде как, дед построил. С мамкой.

С кем?! – удивился Протасов.

Вовчик напряг лоб:

Ну, с мамкой. Со своей. У каждого хорька есть мамка, или, по-любому, была. То есть, с прабабкой. Про прабабок вообще слыхал?

Протасов сцедил слюну между зубов. Вовка продолжил:

Мол, батю у них на фронте убило, а прочая родня еще до войны, в коллективизацию вымерла. Стояла тут раньше мазанка, так ее то ли фрицы, то ли партизаны спалили. Одна печка осталась. Ты на фотографиях, должно быть, видал?

Ага. В сказке про Ивана дурака. Не томи. Чего еще накопал?

Когда умерла прабабка, Вовчику установить не удалось, впрочем, очевидно, это не имело принципиального значения. Дед (в то время далеко не дед), повстречал и полюбил девушку Катю, будущую бабушку Екатерину Ульяновну. Игорешка ее почти не помнил, а Ксюша отзывалась очень тепло. Мол, хорошая была, заботливая, и ласковая. И маме во всем помогала.

И никаких, блин, намеков, что, мол, ворожка? Или, в натуре, колдунья, е-мое?

Бабка характеризуется положительно! – отрезал Волына.

Тьфу, мент поганый. А куда дед делся?

Темное дело, – очень серьезно сказал Волына. – По-любому. Толком ни хрена не известно. Ирка об этом детям ни гу-гу. Сказала, мол, помер дедуган, и баста. Но, вроде как, слухи по селу ходили такие, что, якобы он с концами исчез. Сгинул, как в воду канул. Люди, мол, поговаривали, будто то ли кассу где грохнули, то ли банк бомбанули, и дед с тех пор словно под землю провалился.

А кто банк взял? – не понял Протасов. – Он, что ли?

Если б я зема, знал…

Когда дело было?

Черти когда, зема. При Брежневе еще. Дед и ту летнюю кухню сварганил, от которой мороз по коже.

Заколоченную, в саду? – Протасову она тоже не нравилась.

Точно, зема. Он там столярку забацал. Вроде, чтобы подальше от дома. Как деда не стало, так бабка ее досками, крест на крест. Что внутри, пацаны без понятия. Ирка им строго настрого…

Как деда звали? – неожиданно перебил Протасов.

Володей, – сказал Вовка. – Мой тезка, по-любому. Только я Владимир Степанович, отродясь, а он, значит, Петрович.

Вот тебе и Пастух Владимир Петрович. – Выдохнул Протасов, и Волына ахнул.

Ты хочешь сказать, зема?!

Не хочу, Вовка. Оно само одно к одному складывается.

Выходит, крестик в часовне его валялся? – позеленел Вовчик.

Протасов молча кивнул.

Ну и майонез, зема. Получается, никуда он не сбежал, а в старой часовне лежит?

Лежит, – подтвердил Протасов, и кинул быстрый косяк на окошко, – то лежит, а то бродит, в натуре. Такая вот шняга, Вовка.

Пацан сказал, у погоста на отшибе дурная слава, – пролепетал Волына. – Болтают, мол, в селе, что людишки там пропадают. Залетные, из города. То бомжи, то грибники. Забрел в лихую годину, и тю-тю, поминай как звали.

Протасов, поежившись, пересел, вполоборота, к окну.

Еще сопляк рассказал, что Гость и в хате, особенно зимой, появляется… Если зима лютая.

Валерий прочистил горло.

Что, мол, то в подполе шорохи. То на чердаке. Или табачиной воняет. И кашель. Хриплый такой.

А Ирка? – засипел, как ржавый редуктор, Протасов

Молчит…

Живой мертвяк, Вовка. – Выдавил из себя Протасов. Земы в ужасе переглянулись.

Вот что, Вован, – раскинув мозгами, предложил Валерий. – Надо бы разнюхать, что с прошлыми квартирантами сталось? Помнишь, малой про какую-то давалку болтал?

– Про Жанну? – поправил памятливый Вовчик.

– Угу. Тут тебе и карты в руки.

– Сделаем, зема. Будь спокоен.

– Тогда давай спать.

Вопреки мрачным предчувствиям Волыны и зловещим ожиданиям Протасова, ночь выдалась на редкость тихая и мирная. Остаток ее земы беззаботно продрыхли.

Глава 11

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К ЗВЕЗДАМ

27-го февраля, воскресенье.

Через пару дней Протасов пригласил Ольгу в ночной клуб. Она дала добро. Валерий остановил выбор на казино «Ринго». Во-первых, среди персонала у него имелись знакомые. Во-вторых, казино располагалось неподалеку от квартиры Атасова, который все еще торчал в Виннице, и Валерий, учтя этот факт, рассчитывал встречать рассвет в его пустующем обиталище. И, наконец, в «Ринго» Протасова принимали в октябрята. Впрочем, тогда оно называлось по другому: домом культуры авиаторов.