Будни рэкетиров или Кристина
Шрифт:
Дело было за малым. Осталось тиснуть печати.
– У тебя предприятие на примете есть? Валерий! Ты о чем думаешь?
Созерцая аккуратные коленки собеседницы, Протасов думал не о делах.
– Валерий?!
– Я?
– У тебя совесть есть?
– Нет.
– Включи мозги.
– Полянский, – неохотно отвлекся Протасов, державший несчастного компьютерщика про запас как раз для подобного случая.
– А подробнее можно? – потребовала Мила.
Да есть тут ком [70] один, – пренебрежительно махнул Валера. – Лох,
70
Как известно, Комами Протасов называл коммерсантов, Госами – госслужащих, Пенсами – пенсионеров, ну и так далее
«Ничего себе, концы, у крымского милиционера, – опешила госпожа Кларчук, – столичные малые предприятия данью обкладывает. Ну ину…» Она пообещала себе при встрече поговорить об этом с Украинским. – Значит, частное производственное предприятие? – она не подала виду, что огорошена.
– Производственное, – подтвердил Валерий.
– Не пойдет.
– Почему это, не пойдет? – удивился Протасов.
– Людей на фирме много?
– Человек десять. Студентов разных гребаных. Заучек, е-мое. Очкариков, чтобы ты въехала в тему.
– Не годится, – отрезала госпожа Кларчук. – Побежит твой Полянский в милицию.
– С каких таких пирогов? Раньше не бегал! – возразил Протасов. – Значит, и сейчас сдрейфит. Кишка, блин, тонка, по милициям гасать.
– Напугать предпринимателя, чтобы он мзду за крышу отщелкивал, это одно, – холодно пояснила Мила Сергеевна, еще раз подумав про себя, что странная картина вырисовывается – провинциальный гаишник хвастает, как мелкого предпринимателя из столицы поставил на бандитский счетчик. – При вымогательстве он деньги отдает и, вроде как, ничем более не рискует. А подставиться под хищение кредита, который, к тому же, мимо рта проплывет – это две большие разницы, как говорят в Одессе.
– Почему? – искренне удивился Валерий.
– Потому, Валера, что СдерБанк – государственная структура. Твой Полянский, если до сих пор на свободе, не дурак и должен понимать: хищение государственных средств – не его уровня занятие. Ему за это не то, что по рукам дадут, тут без головы в два счета остаться можно. По-твоему, Полянский полный кретин?
– Не знаю… – несколько растерялся Протасов, – по мне, так лох ушастый. Бандерлог, е-мое.
Мила вздохнула:
– За художества с кредитом государственного банка у твоего Полянского и прокуратура, и УБЭЗ, и УБОП, и СБУ, уже через месяц на голове будут сидеть. У него же живая фирма. Ему потом только две дороги – или в бега, или в тюрьму.
– Да пополам мне его проблемы, – вскипел Протасов, – по-по-лам.
– Так ему и скажешь, когда на подписание кредитного договора поедете…
– Куда он денется?!
– Я твоего Полянского не знаю, конечно, но лично я бы и под дулом автомата в банк не пошла.
– Тебя блин послушать, так можно блин, подумать, что эти самые сраные государственные средства не расхищают? Их тырят
– Расхищают, кто спорит, – согласилась госпожа Кларчук. – Но, не мелкие же предприниматели! Ты вообще головой хоть иногда думаешь?!
Валерий, посидел минут пять, усиленно работая мозгами, а потом выпалил фамилию, при одном упоминании которой Миле Сергеевне показалось, что на нее обрушился потолок.
– Бонасюк, – ляпнул Протасов, – Бонасюк конкретно подойдет.
– Кто? – задохнулась Мила, разом припомнив и злосчастную баньку, и Анну Ледовую, и Вацлава Бонифацкого, и все, что за этим вскоре последовало.
– Есть тут один плуг конкретный, – как ни в чем не бывало продолжал Протасов, которому и в голову не приходило играть роль крымского гаишника Вардюка. Роль давно была сыграна и забыта. – Образина толстожопая. Все для меня сделает. Аж бегом.
– Откуда ты его знаешь? – Мила облокотилась на стол, чтобы не упасть.
– Да я, можно сказать, его крыша.
– Ты?!
– Ну да, я! – расхорохорился Протасов, – Правилов, помню, напряг…
– Ты знаком с Правиловым?! – позеленела Мила.
Протасов, как водится, пропустил ее состояние мимо ушей. Он, вообще, куда больше любил говорить, нежели слушать, и далеко не всегда видел то, что оказывалось в поле зрения. Эта особенность Протасова была его главной ахиллесовой пятой.
– Да я со всеми с ними за руку! – воскликнул Валерка, обрадованный прекрасной возможностью козырнуть связями в высоких криминальных сферах. – С Правиловым, с Ледовым, упокой, Господи, его душу. На короткой ноге, бэби, чтоб ты врубилась, что к чему.
Мила Сергеевна была так потрясена, что ее буквально парализовало, как укушенную пауком муху. Случись Протасову вознамериться в этот момент изнасиловать ее, потехи ради, она бы и пальцем не шевельнула. На счастье Милы Сергеевны Протасов, как мы уже успели узнать, ночь напролет кувыркался в постели с Ольгой. Они с тренершей так разошлись под утро, что деревянные паллеты двуспальной кровати, служившей Ольге верой и правдой последние семь лет, не выдержали и хрустнули. Любовники очутились на полу, потные и задыхающиеся.
– Весь дом разбудим, – на мгновение смутилась Ольга.
– Да пошел он в пень, – отмахнулся Протасов.
– Соседи жаловаться будут, – предупредила Ольга.
– Пускай, е-мое, жалуются, – сказал Протасов, пристраиваясь у нее за кормой.
Вскоре Ольга, позабыв об осторожности, вопила на всю квартиру. Очевидно, мнение соседей перестало ее интересовать.
Утром, собираясь на встречу с Милой Сергеевной, Протасов поймал на себе взгляды Богдасика. Малой завтракал перед школой, украдкой поглядывая на Валерия.
– Ну, ты чего, малой? В школе неприятности, да?
Богдасик, оставив омлет нетронутым, сложил бутерброды в рюкзачок и тихонько шмыгнул за дверь. Выплывшей из ванной Ольге он едва кивнул на прощание.
– Что случилось, Валера? – Ольга заглянула на кухню.
– Почем мне знать? Может, уроки не выучил? А теперь, в натуре, вибрирует.
– Вот и возьми над ним шефство, – предложила Ольга, сбрасывая халат.
– А и возьму, – пообещал Протасов, хватая ее за грудь.
В результате к Миле он опоздал, объявившись ближе к обеду.