Буду с тобой
Шрифт:
– Что? – выдыхаю и начинаю рыдать.
– Всё, всё, всё! Я пошутил, пошутил, – быстро говорит Платон, перетянув меня на колени и прижимая к себе.
– П-пошутил? – переспрашиваю запинаясь и всхлипывая от слёз. – И-идиоооот! – завываю я, крепко обнимая мужа за шею.
– Согласен, глупая шутка. Зато ты уже не фыркаешь на меня, – усмехается Маркелов.
Как бы мне хотелось его стукнуть сейчас, но не могу ослабить объятий.
– Это ты первый начал, – обвиняю мужа.
– Всё, всё. Проехали! – уже ругаясь, требует Платон и поднимается вместе со мной на руках, чтобы унести в спальню.
Вот так просто муж ляпнул страшную глупость, и ему приходится до самого утра доказывать, что в этой его шутке нет и доли правды.
29
Утром я просыпаюсь позже всех и прихожу на кухню, когда уже все уже съели половину своих завтраков.
– Всем доброе утро.
Дети встречают меня радостными выкриками со своих мест, кто о чём:
– Доброе утро, мамуля! – выкрикивает Саша и тащит в рот ломтик солёной рыбы.
Ну весь в отца!
– А папа сказал, на горки поедем! – сообщает счастливая Ася, болтая ногами словно это тренировка у неё такая перед поездкой на горку.
– Выспалась? – ласково интересуется Платон, начиная ухаживать за мной.
Кивнув, я сажусь на своё место, муж тут же выставляет передо мной тарелку с овсяной кашей и горячий кофе со сливками.
– Так и всё же, почему ты вчера такое сказал? – спрашиваю я о вчерашнем глупом предложении Платона.
– Уля, – возмущённо называет меня по имени, замерев на месте.
Дети.
Я совсем забываю о детях. Но и они из сказанного мной ничего не поймут. Смотрю на мужа, взглядом буквально выпрашиваю ответ.
– Мне показалось вчера, что ты этого хочешь, – всё же отвечает Платон.
А дети, они ничего и не поняли в нашем взрослом разговоре, но от любопытства нас это не спасает.
– Что папа сказал? – тут же интересуется Ася и Саши сидящий рядом смотрит на нас вопросительно.
– Да, вот отвечай теперь, – фыркает Платон и отворачивается от нас.
Он лезет в шкаф за термосами и начинает подготавливать их, чтобы заварить чай для поездки. Чай в термосе, это наша уже семейная традиция. Куда бы мы ни выезжали, всегда берём с собой и термоса такие уже потрёпанные за двенадцать то лет. Можно купить новые, но эти так дороги, с каждой царапиной что-то связано.
– Мам! – зовёт меня Ася.
– А? Что? Кашу доели? Собирайтесь идите, горка ждёт, нам ещё ватрушки купить новые надо, – отправляю детей из кухни.
Хорошо, что они уходят из кухни быстро, по дороге о чём-то весело шушукаются. Наверняка что-то придумали своё и явно не о том, о чём мы с Платоном переговаривались на самом деле.
Сама быстро завтракаю под возмущённое сопение мужа, не без удовольствия наблюдая, как он заваривает чай. Такое простое действие, а я как представлю, что его в моей жизни больше не будет, так дрожь проносится по всему телу.
– Каша какая-то странная, – морщусь я, вспоминая навязчивый привкус какой-то словно извёстки, убирая при этом уже пустые тарелки в посудомоечную машину.
– Обычная. Как всегда готовил, – возражает Платон.
– Молоко с каким-то привкусом, больше такое брать не будем. Явно какую-то химию туда подмешивают.
– Ну хорошо, – пожимает плечами муж.
Чтобы снова не натягивалась между нами нить этого дурацкого напряжения, я подхожу к нему и обнимаю, прижимаясь грудью к спине.
– Прости меня, – снова просит Платон, крепко закручивая крышки термосов.
– А ты меня, – прошу усмехаясь. – На самом деле, какая же глупость вчера случилась, но зато мы оба явно поняли, как дорожим друг другом.
– Иногда ругаться полезно, – соглашается со мной муж и развернувшись ко мне, крепко обнимает, затем нежно и долго целует.
Увлекаемся этим делом, забываем про всё на свете, пока со стороны дверного проёма нас не начинают звать возмущённые дети.
– Это надолго? – скептически интересуется Саша, – я вспотел уже.
– Родители, мы вас тут ждём, вообще-то! – фыркает Ася, я её ещё не вижу, но уже точно знаю, что она упёрла руки в бока.
Поворачиваюсь. Так и есть. Дочь стоит прям как я, когда кого-то отчитываю. Саша копирует отца, поджимает губы, очень похоже закатив глаза, как обычно делает Платон. Оба уже в тёплых термокомплектах и болоньевых штанах.
– Собираемся, чай вот завариваем, – улыбается Платон.
– Мне нужно две минуты! – обещая быстрые сборы, я убегаю из кухни, чмокнув сначала Платона в губы, потом детей в их макушки, пахнущие шампунем бабл-гам.
Уже через десять минут мы все сидим в машине, Платон выезжает с парковки. Едем в спортивный магазин, чтобы купить там каждому по ватрушке. Раньше нам хватало двух, но дети так быстро выросли, на руки уже не взять. Раздавят.
В магазине мы быстро выбираем четыре самые большие ватрушки. Платон тут уже не придирается, берёт такие же что у нас взорвались благодаря Кольцову. На кассе Саша с Асей начинают выпрашивать у Платона батончики в таких манящих цветных упаковках.
– Нет, там одна химия сплошная, – отказывает он и спорить с ним бесполезно. Дотошный до тошноты.
Ася лишь вздыхает, а Сашка расстраивается посерьёзней. Светлые глаза сына начинают блестеть сильней.
– Это же не шоколадки, это просто прессованная овсянка, – объясняю сыну.
– Да? А зачем такое? – удивляется Саша и веселеет на глазах.
– Спортсменам, силы восстанавливать.
– Ага, и посадить печень, – вставляет Платон, а я смеюсь.
Не было бы детей рядом, сказала бы ему про его корову, которой стоило бы помолчать. Сам вчера бы о своей печени думал.