Будущее есть. Горизонты мечты
Шрифт:
Я еле дождался, когда стали говорить оценки. Но про наш фильм так ничего и не сказали. Пришлось идти в комиссию, выяснять. Мне объяснили, что, дескать, к единому мнению не пришли, будет назначен общественный просмотр, на который придут приглашенные специалисты, после чего и вынесут вердикт фильму. Да… только об этом я и мечтал всю жизнь…
Алине не стал говорить — убить не убьет, но обидится сильно. Благо просмотр на завтрашний вечер назначили. Отключил телефон и пошел гулять по городу, вспоминать о съемочных моментах и по новой их переживать.
На следующий день Алина не подошла ко мне.
Большой просмотровый зал, на удивление, был забит до отказа. Я даже не сразу отыскал свободное место. Пришлось обращаться к одному из членов комиссии, чтобы хоть где-то приткнуться. Да и зрители все непростые были: некоторых я умудрился узнать, хотя раньше только в новостях на них и смотрел.
Вот после этого в животе возникла бешеная пустота, и навалилось онемение членов. Я вжался в кресло, чтобы выглядеть понезаметнее, прикрыл глаза, уши и даже поднял воротник. Фильм я уже видел, а наблюдать за реакцией зрителей совершенно не хотелось. Быть выставленным на всеобщее посмешище радости мало.
Погас свет, пошли титры, началось действие, потом фильм благополучно закончился, включили свет — и тишина. Сквозь эту ватную тишину до меня едва пробился голос председателя комиссии:
—…А вот и Владимир Павлович, режиссер «Амальтеи». Поприветствуем его! — услышал я окончание фразы и увидел руку, нацеленную точно мне в лоб.
Я обреченно поднялся с места.
Один хлопок, второй и сразу оглушающий грохот снежной лавины, сметающей горную деревушку. Деревушкой был я, ничего не понимающий и глупо озирающийся на зрителей, неудержимо аплодирующих мне и моему фильму. Они кричали с места, а председатель комиссии даже не пытался их остановить и успокоить.
Я слышал все эти восторги и благодарности, возвеличивание моего таланта, восхваления. Но смотрел в другой конец зала, где точно так же стояла Алина и смотрела на меня. Из такой дали я не видел, как она там, но представить мог. И думал о том — что я ей скажу после того, как нас отпустят из зала. Если отпустят…
Диплом нам все-таки вручили. С неформальной резолюцией: «За внесение новых идей в развитие документального кино».
Вот одно плохо — я так и не узнал, кем был Иван, который так нам помог. Он досмотрел фильм на общем просмотре и, когда включили свет, обнял меня при всех, махнул рукой и ушел, лишь прошептав «спасибо» на прощание.
Я пытался его найти, но не получилось. Мало ли Иванов на Земле и в космосе…
Санкт-Петербург, 2008
Дмитрий Никитин.Звездное пламя.
— Мы десять лет роем шахту к центру Земли. Нас тоже десять тысяч. Теперь все бросают на Венеру. У нас отбирают производственные мощности и просят помочь. Где же справедливость?
— А вы бы отказались, — с сочувствием сказал штурман.
На лицах праправнуков изобразилось замешательство, и Кондратьев понял, что, наконец, что-то ляпнул. На него смотрели так, словно он посоветовал шахтеру обокрасть детский сад.
— То есть как это… отказаться? — сказал шахтер натянутым голосом.
— Пять
— Пять тысяч ноль!
— Четыре тысячи девятьсот!
— Четыре тысячи шестьсот пятьдесят!
Кельвинов или километров? Забавно, что показатели наружной температуры и глубины здесь совпадают. Но думать об этом не хотелось. Капсула набирала ход, убаюкивая мягким покачиванием. Брок закрыл глаза и проснулся, только когда вылетел в стыковочное гнездо парома, зависшего над жерлом энергоколодца. Отключил термококон и выбрался в шлюз. Ощущение, будто вышел после долгого плавания на берег, — весил он здесь вдвое больше, чем внизу, в ядре. Побрел по рубчатому пластику, не обращая внимания на лифт, предупредительно включивший сигнал готовности.
— Брок, зайди на мостик!
Назвать мостиком командный отсек — в этом весь капитан Зегерс с его флотской романтикой. Только курсирующий в раскаленной земной мантии «Файр Ривер» мало похож на морские корабли.
— Дорогой, мы тебя ждем! — голос Таи из следующего динамика.
Вот, дал уговорить взять в экспедицию жену. А ведь раньше мог спокойно поработать, пока шли наверх.
Заглянул вначале к связистам. Его отчет уже отправили в институт. Всегда боялся, что полученные при спуске данные пропадут, случись что с паромом. Что будет тогда с ним самим, Таей, экипажем, — Брок над этим не задумывался.
Последние «Глобал-ньюс». О геофизике — ничего. Только в самом конце: «Сотрудник Земсектора Института планетологии Уильям Болингброк впервые достиг ядра Земли». Две строчки, затерявшееся среди очередных успехов марсианских экспедиций, строительстве станции на Ганимеде, высадке на Эриде, подготовке Второй звездной… В экипаже «Капеллы» Брок неожиданно обнаружил бывшего однокурсника. В интервью тот подробно описывал свои чувства перед прыжком в неизвестное. С ума все сошли с этим космосом!
Кстати, не он первым достиг ядра. Первыми там были Лысенко и Попов. Потом Ямагато, Лоуренс и де Сильва. Ну а он сегодня добрался до слоя Лемана, то есть до границы внутреннего ядра. Четыре пятых расстояния до центра Земли.
На мостике о Броке, похоже, успели забыть. Капитан Зегерс водил длинным носом по изотермам и изобарам на экране сейсмокартографа. Тая болтала в углу с вахтенными офицерами. Запах кофе из автомата, мягкий свет, светлые панели. А вокруг на тысячи километров — сжатая чудовищным давлением каменная масса с температурой солнечной фотосферы. Кратчайший миг соприкосновения — и весь этот уютный уголок исчезнет без следа.
Брок невольно прислушался к разговору. Тая рассказывала о какой-то старой книге. В таких иногда бывали важные сведения о прошлых эпохах. Но Тая уверяла, что ценность книг не только научная.
— …будущий жених явится за ней на корабле… На парусном корабле. И эти паруса должны были быть алыми. Девушка каждый день стояла у моря и ждала — не появится ли на горизонте алый парус. И нашелся юноша, который узнал о предсказании и действительно приплыл на корабле с алыми парусами. Ну, это все равно как сейчас двигатель перестроить ракетолету. Представьте, вы полюбили девушку, а она мечтает увидеть катер с алым выхлопом. Что бы вы стали делать?
Один из вахтенных, молодой такой брюнет, наморщил лоб: