Будущее есть. Горизонты мечты
Шрифт:
— Привет, саботажники! — раздался голос Мариангел, мастера из вечерней смены. — Вы, говорят, умудрились грохнуть большого уборочника?
— Ага, хотели тебя обрадовать, — ответил Самир. — Сколько до вашей смены осталось? Часа полтора? Вот погляжу я, как вам будет весело. Дат с тобой?
— Где же мне быть? — меланхолично отозвался пилот Мариангел, и Лада сразу отчетливо представила себе эту пару — серьезного, часто задумчивого парня из Индокитая и беспокойную, подвижную, словно ртуть, острую на язык карибскую девчонку.
— Ничего, скоро будет весело всем. В северном секторе новые сорта высаживали, помните? Так вот, урожайность, говорят, оказалась такой, что пришлось увеличить скорость сборки на двадцать процентов от расчетной. Понимаете, что это значит?
— Ничего особенного, — сказала Лада.
— Правильно! — подтвердил Самир. — На то она и Периферия!
Надо же, подумала Лада, без году неделя в Саду, а уже проникся этой периферийной гордостью, что так отличает нас всех от обитателей центральных коммун. Ничего не скажешь, художник, тонкая, восприимчивая душа…
— Ладно, добивайте свою смену, мы к вылету готовимся.
Уже начинало темнеть, когда Лада и Самир вернулись к стационарному посту. Успели немного поговорить со сменщиками. Ночные дежурства ничем особенным не отличаются от дневных — нанопокрытие на глазах дает возможность видеть даже в кромешной тьме. Впрочем, эта картинка никогда не казалась Ладе привлекательной — слишком все серо и двухмерно. Раньше она любила выходить по ночам и, отключив глазные экраны, всматриваться в темноту, или глядеть на звезды, далекие и недоступные огоньки иных миров. Впрочем, подобных желаний у нее уже давно не возникало.
— …А я и говорю, если Кольская коммуна собирается отделяться — пускай, — вещала Мариангел. — Вот только и контроль над климатом в таком случае — тоже врозь, как и все управление. Погляжу я, как они в одиночку будут держать северные штормы…
Снова эти разговоры про анархистов, подумала Лада. Иногда это утомляет. Нет чтобы порадоваться за чистильщиков Атлантики…
— А знаешь, по-моему, это подло, — тихо, но напористо сказал Дат. — Выходит, будто мы их… как это… в заложники берем.
— А чего подлого? — изумилась Мариангел. — Их же никто не заставляет…
— Все равно — подло это, — упрямо ответил Дат. — Не по-коммунарски. Не по-человечески.
— Да хватит вам, в самом деле, — вмешался Самир. — Никто ни от кого отделяться не собирается. Не тот климат, в самом деле. Почти все независимые общины — в умеренных широтах. Просто подняли шумиху ни из-за чего…
— Пошли ужинать, а то эти лентяи так и не вылетят, — сказала Лада, и в самом деле чувствуя голод.
— Верно, надо поглядеть, что вы еще не успели доломать, — Мариангел поймала Дата за руку, они вместе пошли к флаеру, но по взгляду, мельком брошенному пилотом на своего мастера, Лада поняла: эта пара скоро распадется.
Проводив бесшумную машину сменщиков взглядом, Лада и Самир зашли в здание.
В душевой Лада все-таки приступила к просмотру сегодняшних новостей. Нейроуправление при навигации в Сети замкнуто на двигательные нервы, поэтому при работе в ней рекомендуется оставаться в состоянии покоя, но при должной сноровке этим правилом можно пренебречь.
Первые независимые общины появились лет десять назад, но движение за их создание имело куда более давнюю историю. Они звали себя анархистами, эти люди, не желавшие жить в Коммуне, по аналогии с одним древним революционным учением. В современных условиях это их самоназвание, правда, звучало нелепо, ибо говорить о государствах на планете Земля уже больше ста лет можно было только в прошедшем времени. Впрочем, определенная преемственность прослеживалась. Основным пунктом в учении новых анархистов был тезис о неизбежной в условиях отсутствия эксплуатации атомизации объединенного человечества — сначала до небольших общин, а затем и вовсе до абсолютно независимых друг от друга индивидуумов. Имела ли смысл эта теория — об этом спорили до сих пор. Ее противники приводили убедительные аргументы, говоря о том, что существуют и, более того, имеют свойство самовоспроизводиться проблемы и задачи, которые под силу решить лишь всему человечеству. Анархистов клеймили за возрождение индивидуализма классовых обществ, они же, в свою очередь, говорили о человечестве как об инструменте подавления отдельной личности. Впрочем, все сходились в одном — само появление таких учений, а вслед за ними — общин, объединенных желанием всеобщего разъединения, свидетельствовало о кризисе Коммуны, кризисе, не виданном со времен Первых.
Поводом для сегодняшней общепланетной дискуссии послужили дебаты об отделении, прошедшие недавно в Кольской коммуне. Анархистам не удалось продавить это решение, но сам факт такой постановки вопроса в крупной, хорошо заселенной, богатой многими ресурсами и энергией, прочно связанной с соседями общине стал поводом для беспокойства. Вот и сегодня дерево обсуждений разрасталось настолько быстро, что Лада не успевала даже отслеживать новые комментарии, не то чтобы освоить хотя бы центральный ствол дискуссии. А ведь еще не начиналось главное обсуждение во Дворце Дискуссий в Токайдо. Действительно, больной вопрос для мира, где деление на «чужих» и «своих» давно перестало быть актуальным, где понятия «коммунар» и «человек» стали синонимами.
Шум льющейся из встроенной в потолок лейки воды сопровождал ее странствия в Сети. Плавное скольжение по ветвям обсуждения шло наудачу — нельзя объять необъятного, а лучше и не пытаться. Пропуская сквозь себя десятками килобайтов текст, Лада иногда останавливалась у привлекших внимание комментариев.
«…Отсутствие значимых целей неизбежно приводит к застою. Застой в обществе означает преобладание в коллективном сознании двух внешне противоположных, но диалектически неразрывно связанных моделей мышления: старческого консерватизма с одной стороны, и юношеского инфантилизма — с другой. Причем эпитеты здесь достаточно условны, эти два архетипа далеко не всегда прямо связаны с возрастом. Анархизм в его современном виде — как раз проявление последней модели. Следовательно, имеется и другой полюс — люди, которые якобы борются с анархизмом, на самом деле лишь помогая центробежным тенденциям. Пока что оба этих типа — инфантил и консерватор — не стали доминирующими в Коммуне, но уже на данном этапе их разрушительная активность отчетливо видна…»
«…Да, это кризис, и для преодоления его — сознательного преодоления — необходимо, прежде всего, понять его природу. Все прежние кризисы, охватывавшие отдельные цивилизации и все человечество в целом, имели экономическую основу. Причины нынешнего кроются в надстройке. Но вот отозваться он может, что самое страшное, в базисе. Именно сейчас нужно объективно, без наклеивания ярлыков проанализировать недостатки нашего общества по сравнению с докоммунистическими, классовыми. И главный недостаток, на мой взгляд, заключается в отсутствии у нас факторов стабилизации вроде пресловутой «невидимой руки рынка». Анализ необходимо начинать с основы надстройки — с нашей системы образования…»
«…Товарищи, поймите меня правильно. Мне почти сто двадцать лет, но я не подхожу под типичное представление о ретрограде. Здесь было сказано много нехороших слов по поводу нашей молодежи, но увидеть ситуацию в развитии тем, кто не начинал еще с Первыми, не дано. Поэтому ваша критика превращается в бездумное критиканство. Начало Коммуны ознаменовалось грандиозным выплеском созидательной энергии, и это естественно: от старого мира нам досталось слишком много проблем, и без энтузиазма решить их было невозможно. Исходя из этого, Коммуна выстраивала и систему образования. Перед молодым коммунаром, выходящим из стен интерната, открывались грандиозные перспективы, огромное количество дел, которым можно было отдаться всем сердцем. А что теперь? Периферия? Или, за пределами Земли — крошечный островок в пределах досягаемости наших кораблей? Очередная экспедиция на Плутон-Харон, имеющая не больше смысла, чем в старые времена — пешее восхождение на заснеженные вершины Гималаев?