Бухтик из тихой заводи
Шрифт:
Оля кивнула и пошла к санаторию. И в эту минуту на опушке леса показался Бухтик. Его лицо сияло от радости.
— Ура-а! — завопил он, сообщая новость. — Вы не уедете, вы оста… — Но вдруг голос его осекся, и он спросил: — Серёжа, почему у тебя такое лицо? Что-нибудь случилось, да?
— Случилось, — сказал Серёжа. — Бухтик! Что ты ещё натворил?
— Ничего. Это всё Даваня придумал.
— Может быть, — согласился Серёжа. — Но подговорил его ты. Разве я не прав?
Бухтик искоса
— Я его почти не уговаривал, — не сдавался он. — Это Даваня сам подговорился.
— Нет такого слова — «подговорился».
— Почему нет?
Беда с этим Бухтиком! То он хочет узнать, как врач Николай Владимирович определяет болезни. То требует рассказать об устройстве телевизора — он собирается построить его у себя в заводи. То объясняй ему, почему в русском языке нет такого слова — «подговорился»… А теперь вот эта история с мамами.
— Бухтик, не хитри. Что вы с ними сделали?
— В лес завели. Они поплутают немного, испугаются — и уедут домой. А вы здесь останетесь. Вы же хотели здесь остаться, правда?
— Бухтик, — сказал Серёжа, — я с тобой серьёзно говорю. Если сейчас не появятся наши мамы, я тебя знать не хочу!
Бухтик внимательно посмотрел на Серёжу.
— Вот как… — сказал он. — А как же наша дружба?
— Послушай, Бухтик… — начал было Серёжа.
Но Бухтик уже повернулся к нему спиной и медленно пошёл к лесу.
Обе мамы давно промокли насквозь и теперь дрожали от холода.
— Только бы встретить людей, — стуча зубами, жалобно произнесла Олина мама. — Только бы людей встретить!
— Или выйти на другую дорогу, — поддержала её мама Серёжи. — Хоть на самую захудалую. А уж она выведет нас куда-нибудь.
— А туман, кажется, начал рассеиваться. Видите, стало светлее?
— Вижу, — отозвалась Серёжина мама и вдруг остановилась: — А вот и тропинка!
И они быстро пошли по ней.
Скоро тропинка сделала крутой поворот и выбежала на поляну. Перед ними стояло несколько зданий с большими, светлыми окнами.
— Да это же наш санаторий! — воскликнула Серёжина мама.
Навстречу, держась за руки, уже спешили Серёжа и Оля.
— Мамочка, ты приехала! — закричала Оля. — Наконец-то ты приехала!
— Если бы ты только знала, что с нами приключилось в дороге! — говорила Олина мама, обнимая дочь.
— Вот видишь! — Оля повернулась к Серёже. — Разве я не права? С моей мамой вечно что-то случается!
А неподалёку от людей, за кустом ежевики, притаился Бухтик.
— Они уедут… — в отчаянии прошептал он. — Теперь-то они наверняка уедут. А я… тогда меня всё равно что и не будет на свете…
Оля Нечаева
— Чуть не забыл, — сказал папа и снова склонился над сумкой. — Я же тебе подарок привёз!
И вот на ладони у Оли странная пушистая игрушка.
Сначала Оля подумала, что это Чебурашка. Но ведь у Чебурашки должны быть большие уши, правда? И большие глаза. А у этой — то ли уши, то ли маленькие рожки. И глаза у игрушки были другими, и губы сложились так, словно она вот-вот скажет: «Бу-бу-бу…» А на лице сияла такая озорная улыбка, что Оля не выдержала и прижала папин подарок к щеке.
— Тебе нравится? — спросил папа.
— Очень, — ответила Оля. — Большое спасибо.
— И как же ты думаешь её назвать?
— Бухтик!
— Неплохое имя…
Папа ещё немного посидел рядом, потом поцеловал Олю и поднялся.
— Выздоравливай быстрее, — сказал он и вышел из палаты.
Больше Оля папу не видела. Он не вернулся из полёта…
И Бухтик был последним его подарком дочери.
Это была самая молчаливая девочка во всём санатории.
В столовой она сидела напротив Серёжи. Вяло ковыряла вилкой, нехотя пила компот и первой уходила.
Другие девочки с таинственным видом шептались о чём-то, пересмеивались, а Оля молчала. Другие девочки с любопытством посматривали на Витю Капустина. Все в санатории уже знали, что в школьном драмкружке он играл самые главные роли… От этих взглядов Витя становился гордым и важным, как индюк.
Только одна Оля не посмотрела на него ни разу. Будто такой знаменитости вообще не существовало на свете. И, оскорблённый таким невниманием, Витя однажды сказал:
— Подумаешь… Воображала. И чего это ты, Серёжа, с неё прямо глаз не сводишь?
— Не твоё дело, — ответил Серёжа и почувствовал, что краснеет.
Серёжа ловил себя на том, что всё время думает об этой девочке с грустными глазами. Он ни разу не видел, чтобы Оля улыбнулась. А однажды заметил, как Оля тихо плакала… Ему очень хотелось хоть чем-нибудь ей помочь или хотя бы развеселить. Но как это сделать?
Несколько раз он собирался заговорить с Олей. Но она каждый раз проходила мимо, даже не взглянув на него. Он усаживался на скамейке против её окна, но Оля и этого не замечала.
Тогда Серёжа решился на последний, отчаянный шаг. Он написал записку. «Оля, не нужно так грустить, — говорилось в ней. — Рядом с тобой друзья, которые всегда готовы помочь».
И подписал:
«Тот, кто сидит напротив».
Записку он украдкой положил сегодня утром в карман Олиной курточки.
На обед Серёжа пришёл одним из первых. Долго ел борщ, потом второе, ещё дольше пил компот. А сам не сводил взгляда с пустого Олиного стула. Он даже не заметил, что Витя Капустин подсыпал в компот немного соли.