Букет белых эустом
Шрифт:
— Ну, чему вас вчера учили?
— Вика, зачем ты мне нахваливала Матвея, зачем советовала замуж за него выходить, если он твой любовник? — спросила Ульяна то, что волновало её всё последнее время.
— Чушь какая! С чего ты взяла?
— Я видела вас во вторник, когда вы в машине целовались.
— Подумаешь, целовались, — Вика пожала плечами, — ничего больше не было.
— Поэтому тебя Саня из дома выставил?
— Так он уже прибежал, понял свою ошибку. Но я сказала: если доверия нет, то какая это семья? Прощенья просит, назад зовёт, но я ещё у матери
— Вик, зачем ты мне врешь? Я не Саня, в твои сказки не верю. Ты хотела Матвея у меня увести?
— Дура ты, Уля. Зачем мне твои Матвей? У него ни кола, ни двора. Трахаться с ним хорошо, но не жить.
— То есть ты хотела Матвею помочь, чтобы у него и кол, и двор был? Поэтому и говорила мне, чтобы я замуж за него поторопилась.
— Уль, хватит ерунду говорить. Матвей хозяйственный, заботливый. Жила бы с ним и горя не знала.
— Поняла. Он со мной бы жил, а с тобой спал?
— За это можешь не переживать, — хихикнула Вика, — Матвея на троих хватит.
Ульяна ничего не ответила, собрала свои вещи и пересела на свободное место за соседней партой.
А вечером к ней домой пришёл Матвей, с большим букетом цветов:
— Извини, болел, даже позвонить сил не было. Ночью кашлял, днём спал.
— С выздоровлением! Больше не болей, — Ульяна захлопнула дверь перед стоящим на лестничной клетке женихом.
Матвей ещё раз напомнил о себе долгим звонком в дверь и ушёл. А Ульяна весь месяц не могла ни о чём думать, кроме обмана бывших подруги и жениха. Придумывала страшные картины несчастий, которые должны были с ними произойти, мечтала встретить красавца, с которым прошла бы мимо Матвея и презрительно посмотрела на бывшего. А потом стало всё равно, только раз, когда за окном автобуса увидела Матвея, обнимающего какую-то блондинку, то отвернулась и стала дальше читать учебник «Методика преподавания в начальной школе», но буквы плыли перед глазами, не желая складываться в слова. Однако уже на следующий день Ульяна взяла себя в руки, и страдание от уведенного накануне стало утихать. Маме становилось всё хуже, Ирина взяла отпуск на работе, чтобы сидеть с сестрой, в колледже предстояла защита диплома по методике — словом, не до переживаний по утраченной любви тогда было.
— Уля, я у тебя останусь, чтоб тебе одной не ночевать, — прервала Ирина размышления Ульяны.
— Спасибо, тётя Ир. Я себя так ругаю, что тогда стволовые клетки маме не сдала. Мама просила, чтобы я пункцию не делала, даже плакала. Я вроде бы её послушала, а на самом деле просто испугалась. Я дрянь?
— Что ты несёшь? Время упущено было, уже ничего бы не помогло. Тем более, что и анализы твои не подошли.
— Так ведь это не мои были анализы, а я как-то растерялась, ещё тут из-за Матвея страдать начала. Никогда себе этого не прощу, — разрыдалась Ульяна.
— Это твои результаты анализов были, — тихо сказала Ирина.
— В смысле? — Уля вопросительно посмотрела на тётку.
— В прямом. Тебя удочерили, — Ирина увидела испуганное лицо Ули и скороговоркой залепетала: — Но это ничего не значит. Что из того, что тебя другая женщина родила? Мать не та, что родила, а та, что воспитала. Ты родителям своим родней родной была. Да, нам всем. А как тебя бабушка любила! Она ведь не нам, не дочерям, а тебе свои серёжки золотые и колечко с бриллиантиком оставила.
— А кто моя родная мать?
— Не знаем. Родители твои дружно жили, а вот детей-то не было. Они на Чукотке пять лет работали, оттуда с тобой приехали, вроде как тебя на Севере родили. Но на самом деле у них договоренность была, тебя в Даниловске из дома ребёнка забрали. Но как угадали: ты рыженькая в маму была, а скулы отцовские, высокие, и глазки светло-карие.
Утром тётка виновато смотрела на Ульяну:
— Не стоило мне про твоё рождение рассказывать. Устала вчера, вот и ляпнула, не подумавши. Но это ведь ничего не меняет: мы как были родными, так ими и останемся.
— Конечно, тётя Ир, — Уля обняла Ирину.
У порога колледжа Ульяна встретила Вику. После ссоры из-за Матвея бывшие подруги отворачивались, сталкиваясь в дверях или на лестнице, но в то утро Уле не хватило сил даже на демонстрацию презрения, она автоматически кивнула Вике, та радостно заулыбалась:
— Ты до какого вопроса к госам дошла? Сказали, что телефоны отбирают. Я шпаргалки пишу, но ни фига не понимаю. Если что-то типа значения и логики целеполагания достанется, то я даже по шпаргалке не расскажу.
— У меня мама умерла. Вчера похоронили.
— Ой, я не знала. Надо Алле сказать, чтобы к тебе на экзамене не цеплялись, — затараторила Вика.
— Не надо ничего никому говорить, — перебила Ульяна, но Вика уже увидела в конце коридора преподавателя психологии.
— Алла Петровна! Алла Петровна, подождите минутку!
Было видно, как Виктория обрадовалась, что Ульяна с ней заговорила, поэтому на консультации перед экзаменом Вика уверенно села рядом с Ульяной и шёпотом сообщила, что пойдёт работать в пятнадцатую школу, где ей дадут первый класс. Уже тесть договорился.
— А ты куда собираешься? Нашла, где работать будешь?
— Я ещё про это не думала. Мама последние два месяца очень тяжело болела. Не до чего было, — Уля почувствовала, что на глазах снова наворачиваются слёзы.
— Слушай, у меня для тебя есть место, — заговорщицки прошептала Вика. Как бы надменно ни держалась она во время ссоры с подругой, но чувство вины не раз её посещало.
— Баранова, если тебе неинтересно, можешь идти домой, — строго сказала Алла Петровна, Ульяне она замечание не сделала, а посмотрела на девушку с сочувствием.
Ульяна пыталась сосредоточится на объяснении преподавателем сложных вопросов предстоящего экзамена, но, перебивая слова Аллы Петровны, звучал в памяти голос Ирины; «Тебя удочерили». Боль утраты самого близкого человека мешалась с чувством недоумения — «значит, меня всегда обманывали?»
Из задумчивости Ульяну вывела Вика:
— Ты меня слышишь?
— Давай потом поговорим.
По дороге из колледжа обрадованная примирением Вика вновь, упиваясь собственным благородством, вернулась к теме трудоустройства подруги: