Буковый лес
Шрифт:
– Я-то спущусь, – с расстановкой произнёс он, – а толку? Даже анализ крови не сможем ему сделать. Про рентген и кардиограмму даже не заикаюсь.
– Ну, так маши чёрным флагом и вези его в морг! – Голунов, как всегда, изощрялся в мрачном остроумии.
– Ладно, – Вадим плеснул себе на посошок, – пошли, Ванюша.
Без Вадима пропустили только рюмки три.
– Доктора, что же вы это так быстро? – Саша Голунов удивлённо пучил глаза на вошедших, – вы вообще до приёмного покоя дошли? Или куда-нибудь свернули? А-а-а?
– Не юродству, родной!
– Уж куда понятнее! Ну, что там внизу? Этот, которого привезли живой? Чего он там говорит?
– Он уже ничего не говорит и навряд ли когда-нибудь ещё скажет… В коме он.
– И что?
– Ничего! Хорошо, что в коме! Лицо Вадима искривила гримаса, – хоть взглядами не встретились! Что я – врач высшей категории должен был ему был объяснять. – Извини, брат! Кроме анальгина и глюкозы ничего тебе предложить не могу? Правительство в купе со всем миром решает глобальные проблемы. Тяжёлые времена, переходный период. Скоро всё будет в шоколаде, но тебе в нём не будет? Мы в очередной раз идём к светлому будущему, а когда, брат, лес рубят – сам знаешь – щепки летят.
– Вкололи анальгин? – Голунов потянулся за пачкой «Мтквари»
– Нет. Анальгин, оказывается, закончился ещё вчера. Воткнули ему глюкозу и оставили на каталке. А чего его перекладывать – всё равно ему недолго…
Вадим любил и умел пить. Он мог часами произносить витиеватые тосты за женщин, когда уже терялась точка отсчёта и трудно было уловить за какое именно из всех женских достоинств доктор поднял тост; любил пить страстно, почти со всхлипами за настоящую мужскую дружбу, за Землю, которая его «родила и вырастила». Сегодняшняя тема не вязалась ни с первым, ни со вторым, ни с третьим. А посему завотделением пил без тостов и речей, пил просто так…
Сумерки медленно уступали место длинной ноябрьской ночи. Лес стоял за окном, освещённый ледяным лунным светом, и казалось, что во всём мире точно так же холодно, темно и жутко.
На столе поменяли огарки на новые свечи… Вялая беседа совсем угасла…
Внезапно в дверь громко постучали
– Да! – Анестезиолог Ванечка, нервно вздрогнув, обернулся на звук. Дверь широко распахнулась. На пороге стояла Тамара из приёмного покоя с яркой керосиновой лампой в руке.
– Доктор Вадим здесь? – Тамара за мерцающими бликами пыталась разглядеть сидящих.
– Здесь! – Голунов качнул за плечи, сидящего рядом кардиолога, – это по твою душу, ты что не слышишь?
– А-ав-ав! – Вадим вдруг издал нечленораздельный звук. И было совершенно непонятно то ли он всхлипнул, то ли странно откликнулся. В стёклах очков заплясало пламя свечи, однако, даже при таком тусклом свете было видно, как на лбу его заблестели капельки пота. Он сделал неловкое движение и смахнул на себя полную окурков пепельницу. Но, Тамара, казалось ничего не замечала и продолжала рваться вперёд. Трубные звуки её баритона разносились по пустынным коридорам раскатами грома.
– Вадим-экимо! (доктор!) … – Она упрямо рвалась внутрь комнаты.
Вадим шарахнулся в сторону и припал к уху сидящего рядом пожилого хирурга;
– Алик, ущипни меня! Ущипни сейчас же и как можно сильнее! Я тебя как брата прошу! Тамара! – Обратился он к маячившей в проёме двери медсестре, – закрой дверь с той стороны!
– Э-э-э! Что с ним? – Тамара в недоумении повернулась к Голунову.
– Слушай, попросили тебя» закрой!», Значит – закрой!
– Я сказать хочу!..
– Скажешь через две секунды.
Тамара в недоумении хлопнула дверью.
– Ты чего? – Саша тряс Вадима за плечо.
На лице кардиолога отражались блики внутренней борьбы. Он, казалось, хотел выговорить что-то очень важное, но внутренний голос не давал ему раскрыть рта. Он страшно гримасничал, мычал и пытался взять себя в руки. Получалось очень плохо. Вдруг, собравшись с духом и произведя над собой титаническое усилие, Вадим громким шёпотом прошипел
– Саша, ребята… Я, кажется того… Короче – меня белочка укусила…
– Послушай, доктор, что ты изъясняешься языком юного любителя флоры и фауны? Ты бы не мог выражаться яснее? – Пожилого хирурга ситуация явно начинала раздражать.
– Уж куда яснее?! – Вадим явно был чем-то потрясён до самой диафрагмы и ниже, – вот кто сейчас приходил? Тамара, да? А знаете кого я увидел прямо за ней? Его!!! Ну, того, которого сегодня привезли с улицы… Этого, в кахетинской шапочке… Который умер в приёмной. Он умер, но уже вернулся!..Может пришёл за нами?! Пришёл… с белым лицом и … Ванечка, я тебя очень прошу, просто умоляю, в потном лице Вадима внезапно появилась надежда, – скажи Тамаре, пусть вернётся к середине коридора, дальше не надо, снова медленно подойдёт к двери и постучит, хорошо?
Тамара за дверью начала терять терпение
– Ванечка, открой, пожалуйста! – Медсестра из приёмной стояла в дверях, раскачивая из стороны в сторону керосиновой лампой. В голосе её звучала плохо скрываемая досада
– Вадим-экимо! Больной сказал, что ему уже хорошо и он хочет домой.
За спиной почти двухметровой Тамары, раскачиваясь из стороны в сторону, старалось заглянуть в ординаторскую всё то же привидение в чёрной кахетинской шапочке. Оно вдруг одним рывком ухитрилось выкарабкаться из-за мощной Тамариной спины, и скакнув внутрь комнаты, сгребло доктора в охапку.
– Доктор, доктор, дорогой! Спасибо тебе! Ты спас мне жизнь! Как ты догадался, что у меня сахарный диабет и дал мне глюкозу?! Как хорошо, что вы, такие хорошие, такие добрые, такие умные врачи у нас есть! Бог специально послал вас всех на Землю, чтоб вы помогали людям!
Он обнимал и целовал Вадима как может обнимать только человек, действительно вернувшийся с того света. И так он всё крепче и крепче прижимал к себе своего спасителя» что-то бормотал, в чём-то клялся, ловил его руки, пытаясь их целовать, а из дырявого пакетика сыпались на пол ординаторской, увядавшие без воды, фиалки.