Булгаков и Маргарита, или История несчастной любви Мастера

Колганов Владимир Алексеевич

Был у Ивана Константиновича Де-Лазари брат Николай. Он не пошел по стопам отца, известного актера, а попытался стать писателем, добывая хлеб насущный в должности контролера на Николаевской железной дороге. Однако рассказы его так и остались неизвестны широкой публике. Куда известнее была его жена — Евгения Густавовна Легат. Да, да, сестра Николая и Сергея, работавших в балетной труппе Императорских театров. Особенно знаменит был Николай. История братьев стоит того, чтобы изложить ее подробнее.

Все пятеро детей Густава Ивановича Легата окончили Санкт-Петербургское Императорское театральное училище, когда-то называвшееся «Ея Императорского Величества танцевальной Школой». По окончании училища Николай был принят в балетную труппу Мариинского театра и вскоре

завоевал признание столичной публики. После двадцати лет успешной карьеры танцовщика Николай решил сменить амплуа и занялся постановкой балетов, в чем его поддержал тогдашний главный балетмейстер Мариус Петипа. Увы, особой славы в этом деле Легат не сумел снискать. Кроме балета «Талисман», ремейка одноименного балета Петипа, прочие его постановки посчитали неудачными. Однако многие ценили его талант преподавателя. Вот что писал о Николае Легате тогдашний руководитель дирекции Императорских театров Владимир Теляковский, уже упоминавшийся в связи со службой князя Юрия Козловского:

«Другие, в том числе М. Кшесинская, занимались у Н. Легата, который был также хорошим преподавателем. Легат называл Кшесинскую „Маля“, а она его „Колинька“».

Немало слов в своих воспоминаниях Теляковский посвятил интригам «Колиньки» против молодого балетмейстера Михаила Фокина, получившего признание после постановки балета «Эвника». Впрочем, какой же театр может существовать без завистников и их интриг? Итак, Теляковский продолжает:

«Фокин, о котором наша администрация говорила как о неспособном фантазере, оказался несомненно талантливым балетмейстером… После этого балета мне стало ясным, почему против Фокина говорил Легат, этот бездарный балетмейстер… Фокина я вызвал к себе в ложу, похвалил и начал ему аплодировать до того, как аплодировали присутствующие».

Зависть руководила действиями Николая Легата, когда он в соавторстве с Матильдой Кшесинской составил жалобу на Фокина. Теляковский записал в своем дневнике:

«Записка эта, конечно, написана для того, чтобы протестовать против Фокина, успех постановок которого не дает спать Легату. Вообще рутина испугалась свежего воздуха и старается вести интригу…»

Видимо, благодаря своим доносам и поддержке Кшесинской, Николай Легат оставался главным балетмейстером еще несколько лет, до начала империалистической войны. При этом продолжал интриговать, пытаясь избавиться от своего прямого конкурента, Вацлава Нижинского. После Октябрьского переворота судьба Легата сложилась достаточно успешно. Осенью 1922 года он перебрался в Лондон, где вскоре открыл балетную студию, которая со временем переросла рамки простой лондонской балетной школы, став, согласно общему признанию, «академическим центром балетного мира».

Так, может, не стоило Ирине Сергеевне из Европы уезжать? Кто знает, а вдруг в лондонской балетной школе ее желание стать балетной звездой сбылось и не пришлось бы заниматься йогой?

Однако в истории Легатов-танцовщиков есть и трагический эпизод, связанный с событиями Кровавого воскресенья в январе 1905 года. Тогда группа артистов балета посчитала необходимым выразить протест против расстрела ни в чем не повинных людей на Дворцовой площади. Среди подписавших петицию властям были артисты Мариинского театра Сергей и Николай Легаты. Увы, под давлением своего начальства многие вынуждены были снять подписи. Николай это как-то пережил, а вот Сергей, не имевший сил подобное издевательство терпеть, наложил на себя руки. Об этом написал брат Матильды Кшесинской:

«Благородная его натура не могла перенести унижения, связанного с отказом от коллективно принятого решения, и он на другое же утро покончил с собой, перерезав себе горло бритвой. Тогда же в городе был пущен слух, что он страдал душевным расстройством. Это сущий вымысел: он был абсолютно здоровый, трезвый, крепкий человек».

Правда, одну странность в биографии Легата следует отметить. Сразу после окончания балетного училища Сергей женился гражданским браком на артистке, которая была

на восемнадцать лет старше его. Ко времени самоубийства ему было тридцать, а ей все сорок восемь. Возможно, не ко времени припоминается: «Не странен кто ж…» Однако не всегда же странности заканчиваются столь трагическим исходом.

Подобно их родным братьям, Вера и Евгения Легат тоже окончили балетную школу. Однако артистическая карьера у сестер не задалась. Евгении не повезло не только на подмостках сцены, но и в замужестве, поскольку после нескольких лет совместной жизни они с Николаем Де-Лазари жить стали врозь. А вот Вере Густавовне улыбнулось счастье.

Надо сказать, что в те времена артистки балета имели успех не только связанный с основной профессией. Достаточно вспомнить Элизу Балетта, любовницу великого князя Алексея Александровича, Тамару Карсавину, нашедшую успокоение в браке с богатым британским аристократом Генри Брюсом, ну и, конечно, Матильду Кшесинскую, буквально разрывавшуюся между Сергеем Михайловичем и Андреем Владимировичем, оба были великие князья.

Вот и Вера Густавовна приглянулась флигель-адъютанту Свиты Его Императорского Величества графу Андрею Петровичу Шувалову. Отнюдь не боевой, скорее тыловой полковник, а позже генерал — однако благодаря своей должности при дворе влияние он имел немалое. И все же речь тут пойдет не о добродушном и покладистом представителе шуваловского рода, а о том самом Генри Брюсе. Причина в том, что этот англичанин до отъезда из России в 1917 году числился среди знакомых князя Юрия Козловского по Петербургу — чтобы подтвердить это, придется повторить несколько строк из его восторженного послания Кире Алексеевне, написанного летом 1916 года:

«Радость, мне должно быть окончательно везет. Сегодня у Брюса натолкнулись на Ясинского, который согласился со мною ехать в Гельсингфорс».

По счастью, Генри Джеймс Брюс, британский дипломат, к Роберту Брюсу Локкарту никакого отношения не имел — и родословной аристократической у Локкарта не было и нет, да и увлечения у них были совершенно разные. А то ведь князя Козловского можно было бы и заподозрить бог знает в чем. Причина же моего интереса к Брюсу Локкарту в том, что не дают покоя обвинения в адрес Александра Солдатёнкова, будто бы числился он двойным агентом — работал и на английскую, и на советскую разведки. Подобного рода агентов немало можно повстречать в спецслужбах, и именно такую роль приписывают приятелю Брюса Локкарта, писателю и журналисту Артуру Рэнсому.

Артур Рэнсом

Рэнсом объявился в России накануне Первой мировой войны. Его привлекла идея собирания русского фольклора — позже он прославился у себя на родине благодаря переводам русских сказок. С началом войны Рэнсом стал корреспондентом британской Daily News,основанной еще Чарльзом Диккенсом, а после Октябрьского переворота увлекся идеями русской революции. Как иностранный журналист, он имел возможность общаться и с Лениным, и с Троцким. Логично предположить, что британская разведка считала его кладезем полезной информации по политическим вопросам — такого ценного осведомителя спецслужбы не имели права упустить. Судя по всему, Рэнсом упирался, его никак не могла привлечь перспектива стать доносчиком — своих симпатий к большевикам он не скрывал. Однако категорический отказ поставил бы крест на перспективе возвращения домой. Остаться же навсегда в бедной, полуразрушенной России — такого намерения не было у Рэнсома. Долгое время о его тайной деятельности никто даже не подозревал. Материалы об этом появились в печати лишь много лет спустя, когда весьма информированный английский журнал Observerопубликовал статью, согласно которой Артур Рэнсом был завербован британской Secret Intelligence Serviceво время поездки в Швецию в августе 1918 года.