Бульвар Постышева
Шрифт:
Сначала из ворот зоны выехал грузовик, полный бочек. Дубаки каждую бочку простучали огромной киянкой, чтобы удостовериться, что внутри бочек никого нет. Потом выехал говновоз на телеге. Кобыла дергала губой. Веселые ребята из четырнадцатой зоны вставили кляче фиксу из рондоля. Фикса мешала кобыле, поэтому она и дергала губой. Смешно — в натуре, блатная сыроежка.
Гольда сидела за пазухой «водителя» гужевого транспортного средства. Худая, страшная, как жизнь Проспера Мориме, грязная и вонючая, отсидевшая на Зоне полмесяца, что по собачьим понятиям — приличный срок, особенно, если в ожидании чана с кипящей водой, Гольда бросилась ко мне, как к родному. Да я и был родной.
— Надо бы ещё трёху добавить, — сказал водитель говновозки. — За риск.
— Пошел на хуй, — ответил я, так как псина была уже в моих руках.
Не обидевшись, потому что другого и не ожидал, говновоз уехал.
— Ой, это не она! — не узнала Гольду Ольга. — Худая какая! Бедненькая.
Снова сопли, слезы.
— Как ты её нашел? — спросил дядя Володя — Ольгин отец.
— Нашел, вот, — ответил я.
— А что, теперь у нас две собаки будет? — спросила мать.
— Да! — ответила Ольга, обнимая обеих. — Маленькие мои!
На ужин раскупорили бутылку водки: «За тех — кто Там!»
В параллельном мире
В параллельном «Б» классе появился новенький. Ростом — метр девяносто восемь, весом — килограммов сто сорок, с волосатой, как у взрослого мужика, грудью, с тяжёлой нижней челюстью, в очках в золотой оправе. Юра Стрельников. Для своих — Стрела, для друзей — Юрас. Он попал в «б» класс из Школы олимпийского резерва, это означало, что у него в Иркутске была хата, за которую платит спорткомитет. Бывший хоккеист из Ангарска, в виду проблем со зрением, Юра перевелся в волейбольную сборную. Парни из «Б», в том числе и Витя Кадач, и «наш» Санька Малых, привезли с молодежного чемпионата России третье место. Волейбол, как и бокс, в нашем городе культивировался на уровне. Ребят собирали со всех школ — был бы рост да спортивная наглость.
Стрела, непонятно почему, попал в нашу школу, но ясно, почему в «б» класс. Этот подросток, с позволения сказать, задавил своим присутствием всех лисихинских авторитетов. Пару раз, нанеся несколько легких ударов в голову насмешникам над его ростом в школьном туалете, Юра быстро дал понять, что плохо понимает местные шутки, потому что спортсмен и из другого мира. С шелупонью, коими являлось большинство его сверстников, ему, конечно, было скучно. Его ждали спортивные залы, поля и площадки, поэтому он определился, что в школу он будет ходить редко, но когда надо, и чтобы не забывали.
Довелось мне присутствовать на спаренном уроке, когда «а» и «б» класс разместили в одном кабинете. Стрела «у себя» тоже сидел на задней парте второго ряда, так что мы оказались за одной. Чего-то учительница меня спросила. Я встал и начал отвечать.
— Ты бы хоть совесть поимел — встань, когда тебя учитель спрашивает! — раздраженно вдруг произносит она.
— Я стою, — отвечаю я.
Только тут она врубилась, что это Стрела такой огромный, что стоящий рядом с ним сидящим, кажется человеком, не уважающим учителя. Класс, точнее, два — угорели.
Кто с Юркой был на короткой ноге, особенно такие юркие и невыдержанные по пьяной лавочке личности, как Андрей Андреевич Покуль, говорили, что с ним хорошо ездить на турбазы. На турбазах постоянно происходили какие-нибудь разборки. Так вот, в самый такой нужный момент под косяком двери появлялась голова Стрелы и, после секундной паузы, за время которой, прищурившись, он определял, где свои, где не свои, следовало движение рукой, и «не свой», даже с ножиком в руках, как веревка, падал на пол. Ощущение было, будто парня торцом бревна в голову ударили. Остальным Покуль говорил: «А сейчас ещё старший мой брат придет!» — и собирал со стола их бутылки и жрачку.
Лет пять назад Юрка приехал ко мне «погостить». Собрались старые друзья, выпили, вспомнили молодость, покозлили, летая на его «девятке» по городу в нетрезвом состоянии. Потом еще взяли. Короче, на пятый день все куда-то растворились, остались только мы со Стрелой и пустые бутылки — дома, хоть шаром покати, ни хлеба, ни курева, ни капли спиртного. Правда, нашли полпачки «Беломора», но им не накуришься с непривычки.
— Пойду, — говорю, — пошакалю у соседей — раздобуду денег.
— Давай, — отвечает Юра, — только сигарет порядочных купи. А я пока помоюсь.
Конечно, помыться давно было пора — заросли щетиной, как черти, и перегарещем прёт, как из толчка. Сам бы помылся, но закон гостеприимства гонит меня шакалить к соседям.
Раздобыв приличное количество деньжат, я затарился под завязку. Открываю дверь, захожу домой, слышу — из ванной Юрка кричит:
— Сигареты купил?
— Купил, — отвечаю.
— Дай сигарету, я этой херней накуриться не могу.
Захожу с сигаретой в руках, и что я вижу: в непонятном, скрюченном состоянии в ванне лежит Стрела. На боку — еле втиснувшись в сосуд. Его огромная левая нога просто не влазит в объем ванны. Ещё бы — его нога как у коня стегно. Голова торчит поверх, в золотой оправе. Левая рука, такая же почти, как и нога, держит книжку и папиросу одновременно. Непроизвольно улыбнувшись, я подумал: «Как он умудряется мыться?»
— А вот так и мучаюсь, — отвечает Стрела. — В ванну не влажу, стоя — потолок мешает, сидя — слишком узко. Приходится корячиться. А посмотри, сколько воды.
Вот тут меня прибило по-настоящему — Юра встал, а воды-то в ванне почти на дне.
— Здорово, — говорю, — тебе стакан плесни и хватит. И башку помылишь, и сполоснешься. Я же, когда ванну наберу — и поныряю, и поплаваю вразмашку, и покувыркаюсь. Красота!
— Везет вам, — подытожил Стрела.
— Да уж!
Десятый класс незаметно растворился в потоке событий. Все, без завалов, сдали выпускные экзамены, благодаря Галчонку Григорьевне, даже посредственные знания по физике — на «хорошо» и «отлично», ибо все «собирались» поступать на Физфак в Универ. Ей, конечно, слышать это было приятно.