Бульвар Постышева
Шрифт:
— Более чем. Я сам не понял бы, почему промежуточный лагерь ближе к берегу. Не задумываясь, считал бы, что для нас так лучше — меньше идти после обеда.
— Во-во, и они так рассудили, благодетели наши. Дурят нашего брата. И на мозги ещё капают. Ну, ладно, я помолчу немного — запыхался. Ничего? Не обидишься, если я помолчу?
Олег улыбнулся.
— Конечно, ничего. Тебе палец в рот не клади — не знаешь, порой, что ответить, чтобы впросак не попасть.
— Не целься в Просак, тогда не попадешь, — попытался сострить Архип, но это не совсем у него получилось, поэтому, чтобы сгладить уголок, он добавил: — Согласись, Олега, технично?
— Грамотно, — согласился вежливый Олега и протянул бутылку Аршанской воды.
Архип попил, поблагодарил и замолчал на какое-то время.
На «105 меридиане» хлопали разноцветные флаги, играла музыка, кипела вода в полевой кухне, стоял целый ледяной городок с башенками и воротами виде арок, ярко-алая палатка, и ледяные, прозрачные туалеты. («Ещё бы из увеличительных стекол они туалеты построили!» — не преминул заметить Архип.) Люди в разноцветных одеждах, обедали и фотографировались. Была даже телевизионная компания местного канала. Эта компания, у кого не лень, брала интервью. Димка Александров поил оператора коньяком и без ограничений снимался, как самая колоритная фигура. Колины дети, действительно, вымотались, аж глаза ввалились. Им уже не хотелось никуда идти. Особенно дочке. Коля позвонил на базу (здесь уже сотовый брал) и вызвал «Хивус».
— Вы поедете с нами или дальше пойдете? — из вежливости задал он вопрос, заранее зная ответ.
— Мы пойдем. А вот если можешь, рюкзак мой забери, — попросил Архип.
Он свой рюкзак только что забрал с саней, и тот показался ему неимоверно тяжелым.
— Хорошо, — согласился Коля. — Давай, тогда хоть сфотографируемся на память.
— Давай, согласился Архип, достал фотоаппарат, и они пошли к флагам, ледовым домикам, к столбу со стрелками обозначений, сколько километров до Луны, Москвы, Нью-Йорка, ещё каких-то городов, и до Листвянки -16.
Коля, в своём коронном стиле, пока настраивал фотоаппарат, соблазнил каких-то девчонок сфотографироваться «на память». Те, ни долго думая, облепили Архипа со всех сторон и сфотографировались, не оставив ни явок, ни паролей, ни адресов, никакой памяти — как всегда.
Примчалось даже три «Хивуса», загрузили лентяев и немощных, и Архипов рюкзак, и Колиных деток с друзьями совместно и с Колей. Остался только Димка Александров — старый майор, рубака, весельчак и балагур, похожий на кота Базилио в своих Пиночетовских очках и оранжевых шароварах, да Олег. Оставшиеся километры до Листвянки теперь предстояло пройти им втроем. Ребята допили Димкин коньяк, Архип разрешил себе покурить (первая на льду сигарета), попили ещё немного чая, набрали термос в дорогу, позвонили домой, похвастались, что уже много прошли, кряхтя, поднялись, оглянулись на пройденную дорогу, посмотрели, что ждет впереди, и двинулись в путь.
Солнце уже начало клониться к горизонту.
Каждый пройденный километр отнимал много сил. Димка и Олег, не смотря на то, что были с рюкзаками, выглядели бодрее. Димка всю дорогу болтал что-то о службе, задавал вопросы, Архип смурел и иногда огрызался — ему было не до разговоров. Перекуры стали чаще. Усилием воли Архип заставлял себя вынуть из кармана фотоаппарат и даже улыбался в объектив, а потом падал на лед и отдыхал, почти ничего не ел, только пил чай, который быстро кончился. Спина мерзла без рюкзака, а на льду остывала ещё быстрее, хотя вся одежда была мокрой от пота. «Я доползу, чего бы мне это не стоило!» — утверждал сам себе Архип и продолжал двигаться. Появилась огромная трещина, которую не в состоянии был преодолеть «Уазик». «Ещё этого не хватало в конце пути!» — промелькнула мысль. Мало было торосов, на которых выворачивались ноги, и спасали только лыжные палки, чтобы не свалиться с ног. Берег приближался ужасно медленно, а силы оставляли Архипа всё быстрее и быстрее. Ребята — Олег и Димка — это видели, но продолжали идти рядом, не покидая Архипа. Он кое-где вставлял шутки, но выматывался и буксовал на скользком льду и в торосах.
Мимо пронеслись сани с рыжей «стрекозой» по направлению к берегу.
— Ну, ты скажи, — проворчал Архип, — на нас тянула, а сама уехала. Мир у неё перевернулся. Туристка, твою мать!
Олег тоже что-то нужное добавил по этому поводу, заодно, объяснил любопытному Димке, в чем дело, и всё продолжилось.
Солнце падало. Подул противный холодный ветерок. Берег был близко, но до него ещё было далеко. Архип уже брел на автопилоте, отгоняя липкие мысли: а что если не хватит сил? Хватит! Я сказал! Поднимался и шел, стиснув зубы! «Настырный, чего сказать. Надо меньше пить и курить, землячок, и тогда, как твои напарники, будешь весел и свеж. А так пока иди, скрипи зубами, но иди, не ломайся, — осталось-то фигня, пара километров. Уже окна видно в домах. Иди, малыш! Иди!» И малыш шел, скрипел, ворчал, но не ныл, не скулил, а шел и улыбался на привалах в маленькую дырочку фотоаппарата, устало поднимая большой палец вверх. Один раз, даже попытался пошутить:
— В старину, кстати говоря, туристов вообще не было. Если кто и подходил к воротам города, того быстренько стрелами отгоняли — нехер, дескать, делать внутри, а то понравится — прилетите на конях статуи рушить и девок наших топтать. Гоните его в шею, а ещё лучше поймайте, и пусть сначала расскажет, что в других княжествах хорошего видел, а потом в кипяток или на кол. Турист, твою мать!
— Да, — согласились Олег и Дика, понимая, как ему тяжело.
И зашагали дальше.
Аллес! Ну, типа — всё! Последний шаг со льда, земля, ворота из фиолетовых флагов — Финиш!
— Ну, всё, — дотянули розовой птичкой до нашей земли! — Архипу хватило сил сфотографировать ребят у ворот, пожать им руки, поздравив с «покорением» Байкала и закурить.
Теперь в детско-юношескую школу, на второй этаж (чтоб он был не ладен, этот второй этаж!) — там чай, перекус, кто хочет — водка, сертификаты героев, легкий отдых, и на автобусы в город.
От водки Архип отказался, но, увидев среди другого народа «стрекозу» в красной ветровке с обожженным солнцем лицом, специально громко сказал:
— Дима, налей мне, брат, водочки, пожалуйста!
И, несмотря на то, что лед задолбал окончательно и конкретно за этот день, стоит перед глазами, хоть не закрывай, проморозил ноги, спину и большую часть лица, пропах этим самым льдом, но на потеху публике, и, не изменяя себе, он громко добавил с живописным жестом театралов старой Европейской школы:
— Со льдом! Крупно колотым чудесным байкальским льдом!
Публика и те, кто был рядом, громко засмеялись, оценив высказывание.
Рыжая тут же оглянулась на голос.
Она, как будто только этого и ждала. Молниеносно Рыжая нашла к кому обратиться — это была стайка женщин из обслуги пансионата в красных форменных халатах, которые вообще не знают, что такое долго ходить (и зачем?). Они раздавали чай. Она заинтересовала их своими вздохами по поводу переведшихся мужчин, и стала живописно и громко рассказывать, как мы бессовестно пили в вагоне (на глазах у детей), как еле-еле шли (последними), как не по правилам отдали рюкзак (слабаки), какие мы ленивые и болтуны (всех задерживали), но в конце добавила честно: