Бумажная Деревня
Шрифт:
– Интересно, это... её?- Рю потрогал волосы,- Я, конечно, понимаю, что такого быть не может. Но вдруг!
– Увлекаешься практической магией?- ухмыльнулся Вилк,- Не надейся, Рита не для тебя. Ты ей не подойдёшь, она это прекрасно знает. Ну слушай, что ты хочешь от девочки, которой лет с десяти все платья шили на заказ? А волосы на расчёске - мамины, дай сюда.
Наконец, рыжий продемонстрировал Рю пыльный блокнот с согнутой страницей.
– На, записывай телефон.
– Чей это?
– Краморенко.
Мураками переписал - и трижды перепроверил
– Кстати, и ещё,- вдруг вспомнил Рю,- помнишь, я говорил, что европейцам все эти дзенские загадки - которые коаны - читать бесполезно?
– Говорил. Но не объяснил, почему.
– Я и сам не знал, но из брата вытряхнул. Всё дело в том, что для европейца все эти загадки просто странные. А вот для какого-нибудь монаха, которые только сутры и читал, - они не просто странные. Они невероятно странные и немыслимо кощунственные. Вот, например, прочтёт европеец "Сутру Сердца" - и скажет "ну и что"? Типо откажись от всего и иди к просветлению. Ну ладно, схожу...- думает европеец,- когда-нибудь потом. А ведь для какого-нибудь правоверного монаха тех времён эта сутра - самое настоящее мозготрясение. "Нет неведения и нет прекращения неведения", "нет страдания, причины страдания, уничтожения страдания и пути, ведущего к прекращению страданий" - это же Благородные Истины отрицаются! Ужас какой! А ещё в рясе... У профессора Торчинова так и написано: для европейцев нужны свои дзенские загадки, европейские. Как бывают европейские суши.
– Ну, допустим,- кивнул Вилк-Берестейский,- и что дальше?
– А то, что у меня брат отыскал самый настоящий дзенский коан как раз для русского человека. Совсем русский, но - точь-в-точь такой, как наши, японские.
– Импортозамещение, стало быть.
– На, вот сам посмотри,- Рю достал из портфеля журнал.
Вилк заглянул на обложку и не поверил.
– Разве в таких журналах коаны печатают?
– Разумеется. Коан должен быть внезапным. Вот, на этой странице.
– "За сколько часов в наше время можно доплыть до Америки?"
– Нет. Следующий.
Вилк-Берестейский прочитал и окаменел. Он так и замер с журналом в руке, а на лице - просветлённое замешательство.
Дробыш не выдержал и заглянул через плечо - что же за дзенскую мудрость скрывают в детских журналах?
Прочитал.
Отступил на шаг.
И рухнул в земном поклоне перед Рю, как грохается в самурайских боевиках отважный воин перед великим наставником.
Отечественная дзен-загадка звучала так:
"Что сказал Христофор Колумб, когда впервые увидел Мурзилку?"
10. Кровавая лестница
Старый двор на Интернациональной - он совсем небольшой и обычный. Но это если ты здесь не рос.
Чем ближе к дому, тем гуще паутина смыслов и воспоминаний. Про Шэньянь, Чанчунь или Владивосток ты знаешь только то, что они есть. Про дальние окраины, вроде Тигрового Хвоста или Китайского посёлка, тебе известно в самых общих чертах. Дальше идут главные улицы и основные городские места вроде гимназии,
И когда угроза рядом, эти воспоминания режут, как бритва. Ты видишь каштан, пыльные окна с решётками и понимаешь, что может быть - в последний раз.
Харуки поискал глазами нехороший чёрный джип, не обнаружил и окончательно успокоился. Значит, искали кого-то другого.
Мало ли чьих-то детей в первой гимназии.
Надо сказать, что успокоился он рано. Потому что зловещий джип попросту стоял в соседнем дворе.
Дом пятиэтажный, лифта нет. Кодовых замков тоже нет - их тогда ставили в дорогих новостройках, вроде той, где жила Люксембург.
Уже на пролёте второго этажа до него донеслась перебранка. Кто-то что-то требовал, очень громко и нецензурно.
Осторожно, как лазутчик во вражеской крепости, Харуки поднялся на этаж выше.
Перебранка затихла. Шорох, ещё шорох.
И вдруг - выстрел. А потом тяжёлый, долгий стон, как будто ветер заныл в трубе дымохода.
Что-то чёрное мотнулось в проёме между этажами. Потом - короткий удар и всхлип.
Капля крови упала сверху и шлёпнулась на перила большой алой кляксой.
– Ой-ой-ох ты ж,- успел сказать второй голос. А потом и он утонул в хрипе.
Что-то тяжёлое и больше не управляемое спускалось вниз под хрип с площадки четвёртого этажа. Шаг, другой, третий...
Харуки отступил на шаг.
Чавкнуло, сломалось и покатилось, как огромный мешок с картошкой. Шмяк - и вот на лестничной клетке лежит, раскинув руки, обмякшее тело. Скошенное болью лицо завалилось на бок и смотрит Харуки прямо в глаза.
Лицо ему знакомо. Это Афган.
Горло ещё поднимается, пальцы скребут пол. Но это агония.
В лестничном проёме - любопытный, сверкающий глаз.
– Хару-тян! Поднимайся. Чего встал?
Харуки бездумно, как робот, кивает и поднимается по лестнице, осторожно переступая красные пятна. На стене лестничного пролёта - длинный кровавый след, словно кто-то мазанул кистью.
Васятка лежит перед дверью. Обрез в руке, а лицо удивлённое. Дедушка, помогая ногой, вытаскивает застрявший клинок катаны.
– Хару-тян, носовой платок есть?
Харуки подаёт. Дедушка принимает с полупоклоном и насухо вытирает лезвие.
– Надо вытирать, чтобы не заржавела,- поучает он,- В хороший меч можно смотреться, как в зеркало. Как там у классика? "На душе было спокойно, как после хорошо выполненной работы",- процитировал он, весело коверкая фразу на хиросимский манер.
– Что... это?
– Табельное оружие. Варвары думают, что это катана. Но на самом деле это сингунто, тип 94. Изготовлено на Тоёкава Кайгун Косё в десятый год эпохи Сёва. Надо же, полвека прошло! А ведь когда-то это был простой старый рельс... Как сейчас помню - возвращаюсь из Сингапура...