Бумажные души
Шрифт:
Олунд дожидался под двойной защитой – зонтика и подъезда дома на Лонгхольмсгатан, однако в машину сел все-таки промокшим до нитки.
– Ты, значит, одолжила “вольво” у Шварца, – констатировал он и отправил скомканную обертку из-под бутерброда из “Севен-Илевен” в пакет для мусора у пассажирского сиденья. Шварц вытер лоб рукавом куртки, и Жанетт показалось, что в волосах у него остатки пены от шампуня.
– Это не его машина, – возразила она. – Хотя, по-моему, Шварц и правда считает эту машину своей.
Машины без маркировки, стоявшие
Оливия Йенсен ждала в подъезде, и когда Жанетт, подъехав к ее дому, посигналила, Оливия спустилась к машине через двадцать секунд. У нее тоже были мокрые волосы, причем запах сильно удивил Жанетт. Интересно, по какому совпадению оба ее ассистента сегодня мыли голову одним и тем же шампунем.
– Как Каспар? – спросила Оливия.
– Плохо, – ответила Жанетт. – Повредил сосуды на руке, потерял много крови. Утром ему сделали операцию. Придется подождать… Миккельсен обещал держать нас в курсе, но сегодня допросов не будет.
– А Томми Юнгстранд? – спросил Олунд. – Ты сказала – по телефону он еле языком ворочал.
– Да, он явно что-то принял, – ответила Жанетт и повернула на Рингвэген.
– И он у матери, в Хёкарэнгене? С детьми?
– Может быть.
Бывший муж Лолы Юнгстранд действительно говорил, что он в Хёкарэнгене, но когда Жанетт перезвонила, чтобы подтвердить этот факт, у Томми сразу включилась голосовая почта. Значит, его телефон или выключен, или разрядился.
Двадцать минут спустя они припарковались на Пеппарвэген, недалеко от центра Хёкарэнгена. Дождь из проливного превратился в морось – Жанетт называла такие дожди футбольными. Не в том смысле, что каждая капля размером с футбольный мяч, а потому что капли не падали с неба, а висели в воздухе, как во времена ее отрочества, когда она играла в футбол в Гамла Эншеде.
Наверное, только эгоцентрики способны называть погодные явления в честь личного опыта, думала Жанетт, когда все трое входили в горчично-желтый дом без архитектурных излишеств, где жила свекровь Лолы.
Если бы с ними был Шварц, он наверняка рассказал бы какую-нибудь историю о центре Хёгарэнгена – он здесь вырос. А вот Олунд за всю дорогу рта не раскрыл.
– Что-то ты сегодня тихий, – заметила Жанетт. – Случилось что-нибудь?
– Да нет, – с кривой улыбкой ответил Олунд, отчего Жанетт показалось, что ему почему-то очень неловко.
В подъезде их встретил запах, тут же безошибочно опознанный всеми троими.
– Здесь что-то горело, – сказала Оливия, и они бросились вверх по лестнице.
На третьем этаже сидели два голых по пояс маленьких мальчика в синих шортах и с айпэдом. Старший с любопытством взглянул на них.
– Больше не горит, – почти разочарованно проговорил он.
Дверь в квартиру была открыта настежь. В полной дыма прихожей кто-то плакал.
Вскоре они уже сидели за столом на кухне у свекрови Лолы, Анн Юнгстранд. Женщина немного успокоилась, дым выветрился, однако едкий запах остался. В сковороде виднелись превратившиеся в кашу остатки сгоревшего омлета.
Анн Юнгстранд производила впечатление женщины, которая не упускала возможности побыть под ультрафиолетом с тех пор, как только возникла мода на солярии. Худое лицо и руки покрыты морщинками, кожа похожа на искусственную. К тому же у Анн оказался хриплый голос курильщицы, в чем Жанетт – учитывая сгоревший омлет – почудилась некоторая ирония. Но при загоревшей до хрустящей корочки коже у Анн были тонкие черты лица; в ней угадывалось сходство с сыном, Томми.
На потолке виднелась пожарная сигнализация из пожелтевшей пластмассы. Батарейка явно разрядилась.
– Он говорил, что заменил батарейку, – сказала Анн. – Томми как он есть.
– В каком смысле? – спросила Жанетт. Женщина пожала худыми плечами:
– Или забыл, или просто врет.
– Вы не знаете, где он сейчас?
– Нет. Во всяком случае, не здесь и не дома. Наверное, пьет с какими-нибудь алкашами. – Анн вздохнула и покосилась на гостиную, куда переместились ее внуки с айпэдом, и понизила голос: – Томми начал отмечать Мидсоммар сразу после того, как вы к нему приходили. Он тогда позвонил и сказал, что собирается к какому-то приятелю, и с тех пор от него ни слуху ни духу… Он просто взбесился, когда я сказала, что я… – Анн резко замолчала. – Простите, я сейчас не в себе. Господи, а если бы огонь попал в вытяжку?
– Томми взбесился из-за того, что вы рассказали нам про Мелиссу, да? – спросила Жанетт.
Анн кивнула.
– Честно говоря, мне его выходки надоели. Я весь год коплю, чтобы летом свозить Беньи и Якоба в Фурувик – и вот как он меня отблагодарил. Лола недавно умерла, он нужен мальчикам – но все было, как всегда. Обычно он бросает мальчишек на меня, сует мне пару соток и пропадает на несколько дней, а то и на неделю. На звонки не отвечает. А когда является наконец, пристыженный и похмельный, то врет про новую работу… Так что не только вам он врет.
– Он нас обманул, умолчав про Мелиссу, или как-то еще?
Анн не ответила, но по выражению серо-голубых глаз Жанетт поняла: женщине есть что сказать.
– Может, кофе? – спросила Анн, так и не ответив на вопрос.
“Она хочет, чтобы мы остались”, – подумала Жанетт.
– С удовольствием, – ответила она. Олунд и Оливия тоже кивнули.
– Где у вас батарейки? – спросил Олунд, пока Анн наливала воду в кофеварку.
– В тумбочке в прихожей. Верхний ящик.
Олунд нашел батарейки, взобрался на стул и сделал все, что требовалось. Сигнализация ожила, в кухне раздался резкий писк, и Анн вздрогнула.