Бумажные души
Шрифт:
– Седьмое мая две тысячи первого года – это день рождения Мелиссы Юнгстранд, – пояснила она. – А если ты прочитаешь четырнадцатую страницу, то увидишь, что день рождения Мелиссы соответствует дню рождения Стины Квидинг, хотя, конечно, их и разделяют полторы сотни лет.
Она полистала книгу и стала читать:
– “Стина родилась седьмого мая тысяча восемьсот пятьдесят первого года в гарнизонном городке Евле; осенью того же года семья перебралась в Витваттнет. Переезд на север, в бесплодные глухие места чуть не накануне зимы кажется поступком безрассудным,
Шварц на мгновение задумался.
– Пе – это как “Пер”?
Жанетт осторожно улыбнулась.
– В предисловии сказано, что отца звали Карл Петтер. Тоже Пе, да?
– “Спина Стины, страница семьдесят шестая”? Это о чем?
– Такие подробности разбросаны по всей книге, – объяснила Жанетт, открывая семьдесят шестую страницу. – В общем, у Стины в детстве была больная спина, потому что левая нога у нее была короче правой, и до подросткового возраста она носила что-то вроде примитивного супинатора. – Она помолчала. – А теперь посмотри, что Лола написала на полях…
Шварц наклонился вперед, и оба прочитали про себя:
“Доказательство: та же нога, что у Мелиссы. Детский сколиоз. Найти заключение педиатра. Мы собирались попробовать супинатор в январе”.
– Я еще не успела проверить, но предположим, что все сходится, – сказал Жанетт все с той же выжидательной улыбкой.
Зажужжал телефон: ей кто-то звонил.
– Это Эмилия… Сейчас включу громкую связь.
В камере зазвучал голос криминалистки:
– Слежка за телефонами Пера и Камиллы Квидинг показывает, что они покинули Кунгсхольмен, где ночевали, проехали по Четвертому шоссе на север и в настоящее время находятся в вип-зале Арланды.
– Спасибо, – сказал Жанетт. – Интересно, что они там делают.
“Что еще делать в Арланде, – подумал Шварц, – кроме как встречать кого-то, кто прилетел на самолете, или улетать куда-то самому”.
– Они собираются удрать, – сказал он.
Глава 57
Херьедален
В первый раз Олунд гнался за Нино несколько недель назад, в Васапарке и пешком. Нино тогда словно ветром унесло.
Вторая погоня происходила в туннеле между станциями “Медборгарплатсен” и “Слюссен” и продолжилась в переулках Гамла Стана. Закончилась она тем, что Олунд наконец изловил Нино, но не потому, что Олунд бегал быстрее, а потому, что Нино дал себя поймать.
“Маахинен”, – подумал Олунд, в третий раз преследуя лесного духа и понимая, что шансы поймать его невелики.
Добежав до опушки за усадьбой Туйи Хаммарстрём, он оглянулся. Надзиратель беспомощно топтался возле сарая – он упал с лестницы.
Олунд громко выругался: сухие ветки кустов, куда только что нырнул Нино, схватили его за рубашку. Хорошо все-таки, что он потратил несколько секунд на то, чтобы одеться. Нино бежал в одной только тонкой тюремной одежде и босиком, и даже если подошвы у него грубые, он все равно рисковал пораниться. Мелкие камешки, предательский подлесок
Олунд обогнул пару валунов и начал было подниматься по склону, как вдруг послышалось хлопанье крыльев: где-то взлетели птицы.
Звук донесся из-за гребня горы. Олунд не мог определить расстояние, но если птиц вспугнул Нино – значит, он где-то недалеко, и есть шанс его не упустить.
На самом гребне лес обрывался в овраг; там Олунд его и увидел. Нино легким шагом пробежал по мху, потом по камням, одним махом перепрыгнул ручей на дне оврага и принялся карабкаться на противоположный склон, поросший густым кустарником и ельником. Понаблюдав за ним всего несколько секунд, Олунд принял решение.
Преследовать Нино пешком и в одиночку бессмысленно. Лучше перехватить его у реки. Если он побежит именно туда.
Пер Квидинг
“Жизнь и смерть Стины”
(отрывок)
Сегодня уже месяц с тех пор, как я писала тебе. Я написала неправду. Слова, сказанные вечером девятого марта, не были последней записью в дневнике.
Однако эта запись и вправду будет последней, потому что скоро все закончится.
В детстве Пе рассказал мне об императорских пингвинах, гнездящихся в Антарктиде, самом негостеприимном месте на земле. В лютый холод, в свирепые ветра множество птиц сбиваются вместе и высиживают яйца.
А если у императорского пингвина нет яйца, то птица высиживает камень.
Шестьдесят четыре дня пингвины пекутся об этом камне, как другие пекутся о яйцах. Иногда они засыпают камни снегом, чтобы те больше походили на белые яйца.
“Человек – как императорский пингвин, – сказал тогда Пе. – Мы хотим любой ценой быть членами общества, не отличаться от других, чтобы нас не отвергли”.
Он был прав. С того дня, как я впервые спустилась с твоим отцом к озерцу, я высиживаю ледяной белый камень, который никто, никто, никто не должен видеть.
Белый означает Невинность, но он также значит Смерть и Ничто.
“Для земли и неба годится лишь белый. Только белое убережет и поможет. Белое каждому воздает по заслугам. Две вещи белы: Невинность и Арсеникум”.
В конце книги, когда тебе предстоит умереть, палачи принимают решение казнить тебя в белом балахоне, а потом говорят:
“Вы, женщина, облачились в мужское платье, в коем совершили преступление, за которое понесете наказание. И по смерти на вас останется одеяние, которое не различает вашего пола, но которое своей двусмысленностью указывает на собственную вашу двуличность”.
Они называют тебя двусмысленным Ничто. Говорят, что ты ни мужчина, ни женщина и потому не можешь быть членом общества.
Вот истинная причина, по которой они хотели убить тебя.
Но даже Ничто нуждается в имени.