Бунгало Сатаны или Наследие Ангелов

Редкая Прелесть

Эти сладостные картинки предстоящей мести так увлекли Гарри, что он, сам не зная как, провалился в память Беркута. Оказывается это было совсем просто и Гарри с возрастающим интересом наблюдал за жизнью маленького африканского племени каннибалов, практикующих культ вуду и пожирающих сердца своих врагов. Он видел, как Беркут, еще маленький, с рахитично раздутым животом и тоненькими кривыми ножками, впервые попробовал крови своего врага - такого же мальчишки. Два малыша заигрались и вот уже обычная потасовка переросла в драку. Беркут оказался злее и находчивее: он, извернувшись в захвате, впился в глотку своего противника, вырывая кусок плоти острыми отточенными зубками и, с удивленной, голодной радостью, перехватил верещащего мальчишку поудобнее, еще больше впиваясь в нежную беззащитную шейку, не обращая внимания на его крики, ужас и попытки взрослых растащить их. Он выпустил свою жертву только тогда, когда та затихла в его цепких руках, а кровь стала отдавать стылым привкусом мертвечины. Подняв голову, он увидел соплеменников, глядящих на него с суеверным страхом. Все взрослые шарахались, когда он обводил их безумным взглядом, ощеривая окровавленный рот. Даже мать побежала от него, когда он, опьяненный победой и кровью, попытался к ней подойти. Это словно стало сигналом к поспешному и безоговорочному бегству. Уже тогда Беркут понял, что он сильнее их всех! Только один человек остался стоять на месте - старый шаман

с интересом заядлого энтомолога изучал стоящего перед ним детеныша. Беркут подошел к нему и старый колдун повел его в свою тростниковую хижину, по пути объясняя, что наконец-то нашел достойного преемника. Начался долгий, как сама жизнь, процесс обучения. Вот только, желая воспитать в своем ученике покорность, шаман иногда перегибал палку, сильно избивая слабого мальчишку. Тот скрипел зубами, давя непрошенные слезы ярости и злобы, и раз за разом клялся жестоко отомстить. Но, при всей своей неукротимой ярости, Беркут понимал, что убивать старика еще слишком рано - нужно сначала как можно больше взять у него.

Подпитывая себя планами скорой мести, Беркут прожил в хижине шамана без малого пятнадцать лет. Все это время племя обходило его стороной. Только вот девчонки начинали льнуть к нему, сами не понимая почему - тот страх, который он им внушал, был очень силен. Но, почти каждую ночь, то одна, то другая проскальзывала в его комнатку, двигаясь словно сомнамбулы. Утром, едва живые от страха, девочки убегали от страшного ученика шамана, боясь даже всхлипнуть - только бы не разбудить это чудовище, вытворяющее с ними немыслимые вещи ночью. Только спустя пару часов они начинали биться в истерике в объятьях матерей. Иногда такой плач доносился одновременно из двух, трех, а то и четырех хижин. Вся ярость оскорбленных отцов, мужей и женихов улетучивалась, стоило им только приблизиться к хижине шамана и его страшного ученика. Потоптавшись на пороге, они, смущенные, уходили, бессильно сжимая кулаки и строя планы несбыточной мести. Очень скоро деревню наводнили отпрыски Беркута - мальчишки и девчонки, сильные и жестокие. Они рождались уже с зубами и, еще младенцами, прокусывали груди матерей, с молоком высасывая и их кровь.

Единственно, где Беркут восхищал своих сородичей была война. Только тут он мог полностью отдаться своей ярости и вечной жажде горячей крови. Будучи еще и сильным магом, он был непобедим, в одиночку выходя против десятков воинов вражеских племен. Ни одно копье не могло поразить его, ни одна стрела и близко не подлетала к цели. Он же был просто богом в рукопашной, потроша своих противников, голыми руками разрывая их на части, вызывая суеверный ужас у врагов, да и у своего племени тоже. Очень скоро его родное племя стало самым сильным и многочисленным. Все враги были или уничтожены, или вливались в клан более сильных соперников, впрочем на заведомо проигрышных условиях: отныне они и их дети были чем-то вроде прислуги у более удачливого племени.

Старый шаман только посмеивался над всеми подвигами хвастающего воспитанника, чем еще больше укреплял того в желании отомстить. Беркуту всегда казалось, что ему уделяют меньше внимания, чем он заслуживает. Он всегда был всем вечно недоволен. И вот его час настал - однажды ночью он подло убил своего учителя, заменившего ему родителей. Одним ударом жертвенного ножа вспоров тощую грудь старика, он восторженно вырывал его сердце и, пожирая еще пульсирующее мясо, не отрывал удовлетворенного взгляда от недоуменно распахнутых, уже гаснувших глаз старого учителя.

На следующий день его сородичам предстояла решающая битва с другим, не менее сильным племенем за право владеть очередным источником воды и оазисом, простирающимся вокруг него. Вот настал день битвы. Беркут, как непревзойденный воин, вышел вперед, пренебрегая благословением вождя - ему это и ненужно. Одержав победу в этой битве, он намеревался сам стать вождем, тем более, что недавно обрюхатил тринадцатилетнюю дочку вождя. Он долго шел к власти и теперь его ничто не могло сдержать - старый шаман мертв и его сила перешла к Беркуту вместе с кровью и горячим, еще живым сердцем. В предвкушении битвы, Беркут зарычал, утрачивая всякое сходство с человеком. Он стал похож на огромного безумно злобного зверя - настоящую машину для убийства, такую же бездушную и холодно-расчетливую, стремящуюся только к одной цели - убивать, как можно больше и кровавее, забирая силу и способности врага. Он взглядом выискивал самых сильных воинов, стоящих в первых рядах и гортанными криками, оскорбляя их смелость, призывал выйти против него. И один действительно вышел. Огромный, иссиня-черный, правильно сложенный, ловким телом, великан, с ног до головы покрытый татуировками, говорящими о его боевых победах и заслугах непревзойденного охотника. Два противника стали кружить друг против друга, не сводя напряженных взглядов, не желая недооценивать соперника. Беркут попытался, только ему известным приемом, ослабить противника, заставить склониться, ломая волю и сопротивление, но наткнулся на мощную защиту. Обшарил взглядом тело врага в поисках незнакомых амулетов и оберегов, ничего не нашел - его соперник был гол, наготой презревая опасность, подчеркивая свою мужественность и силу. Беркут попытался мысленно проникнуть в голову гиганта, заставить его рухнуть на колени, но опять ничего не вышло. И тогда он понял, что впервые столкнулся с равным не только по знаниям и защите, но и по силе. Это только подстегнуло его ярость - победа над таким соперником была более чем почетной. Он был самым достойным противником за все время быстрых и победоносных войн. Возбужденно зарычав, Беркут кинулся в рукопашную, желая только одного - скорее добраться до горла и просто выпить своего врага! Но едва они коснулись друг друга, как ударила молния, немыслимая в это время года, удар грома, раздавшийся следом, поверг оба племени в полуобморочное состояние, все рухнули на колени, закрывая уши руками, молясь богам, чтобы прекратилась эта страшная в своей ярости гроза. Когда ураган, разметавший все вокруг, утих, люди еще нескоро встали, потрясенные яростью богов - наверное эта битва была им неугодна - эти мысли одновременно пришли в голову всем присутствующим воинам. Когда они осмелели настолько, что стали перекликаться, то заметили пропажу двух своих лучших воинов. Племя Беркута только возрадовалось, плясками и криками выражая свою радость от исчезновения демона, каким считали Беркута соплеменники. Но таким же настоящим было горе их, бывших уже, врагов - те очень убивались, оплакивая исчезновение своего воина - его все искренне любили за добрый и незлобивый нрав, странный в племени каннибалов, и за его могучую, первобытную силу, доставшуюся от Великих Предков. Радостные и горестные вскрики скоро утихли и два племени, замирившись, разошлись по домам: одни праздновать, другие - скорбеть.

Беркут и его соперник летели сквозь пространство, крича от страха - никому из них еще не приходилось испытывать на себе чистую магию - они только-только учились овладевать ею на своем примитивно-первобытном уровне, едва взойдя на первую ступень бесконечного поиска силы. Наконец, страшный, выматывающий душу полет кончился и они рухнули в холодный, прозрачный ручей, все еще крича по инерции. Первым перестал орать Беркут, начав оглядываться, следом за ним замолчал

и другой каннибал. Они выбрались из ручья, пораженные невиданными джунглями. Даже буйная растительность вокруг оазисов не могла сравниться с этим пышным великолепием настоящего, коренного леса. У оазиса все было немного не по-настоящему - пересохни источник и все - погибнут все деревья и животные. Здесь же, скорее наступит конец света, чем исчезнут эти великолепные, стройные, в своей непоколебимости, гиганты.

– Наверное нам теперь предстоит тут жить, - первым заговорил соперник Беркута.
– Я - Буйвол, - представился он, протягивая открытую ладонь - извечный жест дружественных намерений.

– Это хорошо, что ты назвался, - растянув губы в подобии улыбки сказал Беркут.
– Так проще, - и, схватив руку Буйвола, притянул его к себе, с восторгом узнавая оторопь жертвы. Открыв свой назвище, Буйвол обессилил себя, передав часть силы своему врагу. Теперь Беркут легко с ним справился, несмотря на его размеры и отчаянное сопротивление.

Марси, выскочившая на поляну, по обычаю встречающая вновьприбывших, замерла, увидев самый конец кровавой расправы над Буйволом. Она стояла и смотрела, открыв рот, не веря происходящему - впервые Остров был осквернен убийством! Едва закончив со своей жертвой Беркут начал покрываться густой шерстью, мгновенно перекидываясь в медведя. Заревев от страха, он начал метаться по поляне, заметил Марси в облике пантеры. Еще не понимая, что теперь он крупнее и сильнее он в ужасе метнулся в самую чащу леса, оглашая все своим ревом страха и недоумения.

Так началась островная жизнь Беркута. Долгое время он скитался по Острову, силясь понять, что же такого он совершил и куда попал. Его терзали страхи и смутные, неосознанные желания. Несколько месяцев спустя, он понял, чего ему не хватало - самки, послушно удовлетворяющей его малейшую прихоть. И вот однажды он услышал нежный звонкий смех. Подкравшись поближе, он увидел девушку, каких раньше не встречал: высокая, стройная, гибкая, словно лиана, с длинными каштановыми локонами, послушно спускавшимися по обнаженным плечам до самых колен. Восторг от увиденного, желание, наполнившее его, не сразу дали ему понять, что он снова стал человеком. Это открытие так поразило его, что он даже упустил это прекрасное белокожее видение. Выйдя на поляну, он принюхался - опасности ничего не предвещало. Подойдя к кустам, около которых стояла девушка он нашел то, что искал - несколько длинных волосков, запутавшихся в цепких ветвях, когда девушка, смеясь, кружилась обнаженная. Собрав драгоценную добычу, Беркут, ворча от возбуждения, направился к ручью - замесить глину и приготовить куколку, делающую обладательницу чудесных волос послушной игрушкой в его руках. Представив, как он намотает эти шелковистые длинные кудри на кулак, как наступив ей на спину, заставит ее прогнуться в пояснице, ломая, подчиняя себе это прекрасное существо, Беркут почувствовал дикое желание, болью отозвавшееся в паху. Но торопиться в таких делах недостойно воина и шамана, он только в предвкушении улыбнулся, оскалив свои острые, желтые зубы.

Набрав у ручья глины, Беркут слепил куколку, поместив волосы девушки внутрь. Проткнув ее голову и пах длинными шипами терновника, он стал бормотать заклинания, усиливая влечение девушки к себе. Оставалось подождать, когда высохнет глина, являющаяся воплощением прекрасной незнакомки, которую он скоро растопчет, заставляя умолять его войти в нее. Все по схеме, отработанной огромное количество раз на девушках его племени. Ни одна не могла отказать ему. Не откажут и теперь. Дождавшись, когда глина подсохнет, Беркут стал выманивать жертву, заставляя ее томиться неясными образами и гореть желанием, утолить которое она сможет только выйдя в лес, к ручью. Долго ждать не пришлось. Через два часа перед ним стояла Богиня из легенд и мифов его племени. Она была в невиданном доселе платье, оголявшим плечи и верх молочно-белой груди, струящееся по ее ладной фигурке, закрывая ее тонкие изящные ножки. Дивные волосы, так поразившие Беркута, были собраны в замысловатую, пышную прическу, украшенную прозрачными, блестящими в лунном свете, камешками и цветами. Это очень не понравилось Беркуту. Он мысленно отдал приказ и его жертва, подняв руки, начала распускать волосы, нетерпеливо вырывая бриллиантовые заколки и распутывая длинные пряди, но даже ни разу не вскрикнула от боли. Еще приказ и легкое, струящееся платье упало к ее ногам, обнажая нежную кожу, светящуюся странным, непонятным светом в лучах серебристой луны. Эта девушка была непередаваемо прекрасна, словно сама Луна сошла сейчас на землю. Она вся будто сияла, переливалась, вздрагивая под прохладным декабрьским ветром. Беркут приказал ей подойти. Она сделала было шаг, но что-то начало проясняться в ее шоколадных глазах, она начала сопротивляться, не желая поддаваться неизвестным чарам. Это еще больше заинтересовало Беркута, разбудив в нем азарт охотника, он уже буквально пылал от неудовлетворенности и похоти. Ждать помощи девушке было неоткуда. Это сопротивление придало ему сил и он сломил волю лунной девушки. Он отдал еще один приказ, безоговорочный и властный, не давая ей выскользнуть из-под его власти. Глаза незнакомки приняли обычное сонное, ничего не понимающее выражение и она шагнула вперед, еще больше сократив расстояние до чернокожего гиганта, стоящего неподвижно и довольно улыбающегося. Вот ветер донес до него ее запах: странная смесь цветов, свежести и хищника. Уже не в силах сдерживаться, Беркут одним прыжком оказался рядом, схватил несопротивляющуюся жертву и повалил на ее платье. Длинные волосы разметались по плечам. Он запустил в них жадную пятерню, комкая их нежную шелковистость, зарываясь лицом в спутавшиеся пряди. Другой рукой он мял нежную девичью грудь, заставляя девушку выгибаться, уходя от боли, но он не позволил, с все возрастающей жестокостью тиская гладкое, ароматное тело, оставляя багровые пятна, почти сразу наливающиеся синим цветом. Это привело его в еще больший восторг - на девушках его племени следов почти не оставалось, а тут он воотчию видел доказательства страсти, оставляемые его пальцами, ртом, зубами. Ему очень понравился вид крови на ее белой коже. Он повсюду кусал ее, оставляя кровоточащие следы, царапал, припадал раз за разом к горлу, пьянея все больше от запаха и вкуса крови. Все в ней было необычно и непривычно: горько-сладкий вкус крови, аромат, исходивший от ее тела; белая, ни с чем не сравнимая, кожа, покрывшаяся следами его страсти; ее длинные, пьяняще-манящие волосы. Он уже начинал терять над собой контроль и, он всерьез начал опасаться, что прикончит девушку раньше, чем сможет насладиться ею, выпить, вычерпать ее до дна. С трудом приходя в себя, он грубо раздвинул ее колени и одним сильным рывком вошел в податливое, сводящее с ума тело. Девушка выгнулась и закричала, стремясь уйти от болезненных ощущений, но напрасно: Беркут, рыча, подтянул ее еще ближе, с силой вколачиваясь в нее. Судорожно двигаясь, он начал терять над собой контроль от усилившегося запаха крови - бедра девушки обагрились липкой красной жидкостью, сводя с ума, заставляя дергаться еще сильнее. Ее головка с закушенной нижней губой бессильно качалась в такт движениям мужчины, не подозревавшего, что любить можно нежно - он никогда никого не любил, а только брал понравившееся - безделушку ли, человека ли… Когда он кончил первый раз и отвалился, она сжалась в комочек, закутавшись в свои длинные и на беду ей, такие красивые волосы. По ее щекам текли слезы отчаяния и боли, пробивавшиеся сквозь туман подчинения и безразличия.