Бунин и евреи
Шрифт:
К сожалению, почти треть из них пропала еще до Революции. Среди бесследно исчезнувших картин оказался и портрет Льва Толстого, написанный Пархоменко в рекордно короткие сроки – за три дня (9-12 июля 1909 года), который сам Толстой считал лучшим из всех существующих его живописных изображений.
Портрет П. А. Бунина (холст, масло, 93,0x69,0 см.) по счастью уцелел и в настоящее время хранится в Государственном литературном музее (г. Москва). Исполнен он был где-то в 1909–1910 годах, т. е. является одним из ранних полотен в портретной галерее русских писателей Ивана Пархоменко. Как пример иронии судьбы нельзя не отметить, что после Революции Пархоменко успешно подвизался в качестве личного портретиста Ильича – человека, о котором Бунин отзывался не иначе, как «…выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное,
Фотографически точный в передаче деталей внешности Бунина – высокий лоб, большие, печальные, глубоко сидящие слегка отечные глаза, крупный нос, заостренный к низу треугольный овал лица, крупные оттопыренные уши – портрет Пархоменко репрезентирует некоего элегантного господина, на челе которого лежит печать глубоких дум, тревог и сожалений. В остальном вид у восходящей звезды русской словесности вполне заурядный: он ни загадочен, ни романтически возвышен, ни символичен. Художник не использует его облик для некоей «программной декларации» и не создает из него яркий «художественный образ» – то особого рода качественное состояние, которое придавали своим портретам прославленные русские мастера этого жанра конца XIX – начала XX в., и в силу чего они имели широкий общественный резонанс. В качестве примера здесь можно привести портреты Леонида Андреева – друга-соперника Бунина, исполненные в начале XX в. Ильей Репиным и Валентином Серовым52, или, ставший классическим, серовский же портрет молодого Горького (1905 г.).
В отличие от этих шедевров русской живописи работа Ивана Пархоменко – типичный «представительский» портрет для присутственных мест, что абсолютно отвечало концептуальному замыслу его галереи, которая, как он надеялся, именно в иллюстративно-познавательном плане «будет в высшей степени нужна и интересна для следующих поколений». Поэтому художник считал, что «только взятые под одним углом зрения, при том же свете, в одной обстановке для рисующего, наконец, только взятые одним и тем же живописцем, лица писателей дают большой материал для сравнения, и даже больше – открывают свою истину»53.
По этой, видимо, причине ни у самого Бунина, ни у его окружения портрет Пархоменко восторгов не вызвал. Так, писатель И. А. Белоусов54 – полный тезка Бунина и его в те годы друг, в письме к нему от 22 июня 1911 года позволил себе даже гротескно-саркастическое замечание по сему поводу:
«Завтра поеду в Апрелевку, увижу твоего любезного художника (от слова худо) Пархоменко. Никак не могу забыть твоего портрета, им написанного. Когда я увидел его в первый раз, то ты мне показался похожим на щуку, которая только что выметала икру»55.
По воспоминаниям близких друзей:
«… лет в тридцать пять, был он изящен, тонок, горд, самоуверен» (Б. Н. Зайцев)56.
«… стройный, с тонким, умным лицом, всегда хорошо и строго одетый» (Н. Д. Телешов)57.
«…в сюртуке, треугольных воротничках, с бородкой, боковым пробором всем теперь известной остроугольной головы – тогда русо-каштановой – изящный, суховатый, худощавый» (Б. Н. Зайцев)58.
Таким предстает Бунин и на своих портретах доэмигрантского периода, написанных Владимиром Российским (1915 г., бумага, пастель, ГЛМ, Москва)59 и Петром Нилусом (1918 г., холст, масло, Музей И. С. Тургенева, Орел)60. Оба художника делают упор на воспроизведение «знаковых деталей» внешнего облика писателя: прямая гордая осанка, треугольный абрис гладко выбритого лица с густой растительностью вокруг рта и на подбородке, коротко стриженые волосы с аккуратным пробором на левой стороне головы, элегантный двубортный сюртук, белая рубаха и, непременно «крахмальный воротник – или, как тогда говорилось, воротнички – высокий и твердый, с уголками, крупно отогнутыми по сторонам корректно-лилового галстука, подобно уголкам визитных карточек из наилучшего бристольского картона» (В. П. Катаев)61.
Российский предлагает вниманию зрителя репрезентативно-программный портрет Бунина, где главную роль в раскрытии образа выполняют знаки и символы. Например, чтобы еще больше подчеркнуть аристократизм облика писателя, он выводит на передний план его руку: узкую, с холеными длинными пальцами, между которыми зажата папироса, и перстнем на мизинце. Не менее символически-указующим выглядит фон, на котором представлена зрителю фигура Бунина, – стеллажная стенка, заполненная фолиантами книг. Такое расположение фигуры писателя – свидетельство, несомненно, его начитанности и, как следствие, высокой культуры. Не исключено, что Российский таким образом проиллюстрировал запомнившееся ему высказывание известного литературного критика Абрама Дермана, который в том же 1915 году в рецензии на книгу Бунина «Чаша жизни» утверждал, что в его рассказах чувствуется «перевес культуры (имеется в виду литературного мастерства – М. У.) над талантом. Он (талант – М. У.) не мал, но культура – много больше. <…> Он <Бунин> продолжает напряженно работать, шлифовать и шлифовать свой драгоценный камушек (литературное мастерство – М. У.), продолжает учиться и расти»62.
Выражение лица Бунина на портрете – задумчиво-печальное. Он весь в себе, и хотя глаза его широко раскрыты, смотрит не на зрителя или какую-либо иную деталь дольнего мира, а, скорее всего, в «глубинные бездны духа вечного Самобытия». В общем и целом портретный образ писателя Бунина являет собой синтез трех основных качеств его личности – одухотворенности, аристократизма и высокой образованности. В свете воспоминаний современников о том, что «кроме своего отщепенства от “подобающей” ему среды, Бунин также тяжело переживал, несмотря на всю свою славу, что он был самоучкой, что не окончил гимназии, что не имел университетского образования» (3. А. Шаховская)63; «Бунин не мог простить человечеству, что кончил четыре класса гимназии» (Анна Ахматова)64, – и аналогичных высказываний на сей счет самого Бунина65, подобная трактовка его образа выглядит двусмысленно иронической.
Близкий друг Бунина Петр Нилус буквально под занавес – в 1919 году – исполнил его парадный портрет66. На нем писатель представлен в полный рост, одетый по всем правилам тогдашнего представительского этикета: элегантный синий костюм, туго накрахмаленная манишка с «воротничками» и галстуком, пикейный жилет, застегнутый на все пуговицы, узконосые черные лаковые туфли – и с сигарой в руке.
Написанный в постимпрессионистической манере этот насыщенной цветом портрет, при всех его живописных достоинствах, производит странное впечатление. Изображенный художником «аккуратный и уверенный в себе господин, спокойный за свое благополучие и строгое достоинство»67, с неприветливым выражением лица и жестким взглядом, несомненно, внешне похож на Бунина, однако, в целом, как образ, являет собой скорее «Господина из Сан-Франциско», но никак не «русского писателя» из когорты критических реалистов начала XX в.
Однако то, что на первый взгляд кажется странным, при дальнейшем осмыслении обретает качество художественной идеи. Ведь портрет был написан Петром Нилусом в самый разгар пролетарской Революции – эпохи, которую Бунин оценивал как трагедию, причем отнюдь не «оптимистическую». Для него это были «Окаянные дни», когда разнузданная чернь низвергала святыни и авторитеты, унижая и уничтожая все, что веками считалось достойным и благородным. В это безумное и яростное время Петр Нилус, придавая облику Бунина подчеркнуто буржуазно-аристократический имидж, тем самым однозначно определяет позицию писателя по отношению к актуальной действительности, его личный «вызов времени», выражающийся в неколебимой верности «старому миру» и его ценностям. Миру, который вскоре для них обоих превратится в «Потерянный рай»68. В таком ракурсе видения созданный им образ Бунина и правдив, и символичен.
На портретах Бунина кисти Л. Туржанского, И. Пархоменко, П. Нилуса и Е. Буковецкого (1919 г., холст, масло, Одесский ХМ69) особое внимание привлекают к себе его глаза: серо-голубоватые, «глубоко-глубокие» и всегда печальные. Вот и Вересаев – сотоварищ Бунина по «Телешовским средам» и издательству «Знание», в своем точном, но неприязненном по тону описании его облика, также делает акцент на выражение глаз Бунина:
«Худощавый, стройный блондин, с бородкой клинышком, с изящными манерами, губы брюзгливые и надменные, геморроидальный цвет лица, глаза небольшие. Но однажды мне пришлось видеть: вдруг глаза эти загорелись чудесным синим светом, как будто шедшим изнутри глаз, и сам он стал невыразимо красив» (В. В. Вересаев)70.