Бунт при Бетельгейзе
Шрифт:
— Всё равно рычаг переключения на ручное управление я оторвал, — сообщил Эдик.
— Так это ты его оторвал?! Но зачем? — изумился Чавос.
— Так было нужно. Я очень прозорлив. Предполагал, что мы встретим тебя, что ты попытаешься забаррикадироваться в рубке и взять управление кораблем на себя. Но ничего-то у тебя не вышло, дорогой Мучо. По сравнению со мной ты навсегда останешься маленьким тщедушным негритенком — во всяком случае, по интеллекту.
Мучо даже рот открыл от удивления.
— Даже если ты так всё
— Видишь ли, — Эдик продемонстрировал протез. — Моя правая рука — чудо современной техники. Она обладает неимоверным количеством возможностей. Мне самому известны не все из них. А силища в ней заключена такая, что я могу при желании пробить борт этого корабля.
— Насчет борта ты, положим, загибаешь.
— Пробовать не будем. В любом случае, мой чудо-протез — та самая вещь, которая должна привести нас к победе. Так задумали мусоны.
— Зачем им это?! — удивился Мучо.
— Как зачем?! Если я выиграю с этим протезом в Межгалактических Играх, то эта волшебная штуковина станет известна по всей Галактике. Мусоны запустят протез в массовое производство и выручат кучу денег на его продажах. Разбогатеют сразу. Вот так…
— Мусоны запустят протез в производство?! — переспросил Чавос. — Слушай, Эдик, не вешай лапшу на мои черные уши. Я состоял в организации долгие годы. Никаким производством, пусть даже суперсовременных протезов, мусоны заниматься точно не станут. У них цели совсем другие. И способы добычи денег тоже. Одно из двух. Либо ты мне врешь, либо сам чего-то не догоняешь.
— Рассказал то, что знал, — обиделся Эдик и схватился за подлокотники кресла. Корабль ощутимо качнуло, автопилот корректировал курс.
— Нет, тут что-то не так, — Чавос почесал в затылке. — Странно это всё. Рекламные акции с целью продвижения товара — не в духе мусонов. Да и другой способ можно было придумать. Поручить рекламу не таким подонкам, как вы, а солидным ребятам, которые потеряли руки на производстве или в борьбе за Интересы Галактики, а не по пьяной лавочке. Чтобы люди проникались к ним искренним сочувствием. А вы, коски, вряд ли вызовете положительные эмоции у публики.
— На себя посмотри, — обиделся Эдик. — К тому же нас ведь не будут представлять, как косков.
— Ваша масть, как вы выражаетесь, за версту видна.
— Любому видно, что мы — классные ребята. Во всяком случае, я. А Змея и идиота Дылду специально ко мне приставили, чтобы подчеркнуть мои достоинства.
— Почему именно ты? Тебя тащат через половину Галактики, ставят протез, не дают опомниться и гонят на игры. Нет, что-то здесь не так!
— Кондратьев меня порекомендовал, — промямлил Цитрус, осознавая, что действительно кое-что упустил, — а мы с ним вроде как друзья. Вот он и дает мне шанс заработать деньги и авторитет.
— Разве если друзья, — Мучо хрипло засмеялся, — тогда, конечно. Дружба —
Эдик поглядел наверх, туда, где под щитами внутренней обшивки, по его мнению, располагались системы слежения. Интересно, Кондратьев слушал весь этот разговор или отлучился на время, поручив наблюдать за ними своему помощнику?! В любом случае, всё, что передается с камер и микрофонов, конечно же, пишется и потом поступает наверх. То, что их пасут днем и ночью, тоже выглядит как-то очень подозрительно. Как будто без этого нельзя было обойтись.
Мягкий гул возвестил о том, что включились гравикомпенсаторы. Катер стал быстро снижаться. На ВАЗе во время посадки на Эдика обычно накатывала дурнота, здесь же изменение силы тяжести оказалось почти незаметным.
— В общем, дело странное, — продолжал Чавос, — я бы на твоем месте крепко подумал, прежде чем соглашаться на такое задание. Я-то что, у меня выбора другого не было. Иначе мусоны меня пошинковали бы в мелкий винегрет. Но вот ты… Не пойму, почему ты на это пошел.
— Из-за денег. Да и в бегах я. А они документы выправят, все дела. Я человеком хочу стать.
— Дурак, — откликнулся Мучо, — мусоны деньги считать умеют. И доверять им — всё равно, что доверить кошелек профессиональному карманнику. Цели их туманны, а поступки непредсказуемы. Мне ли это не знать. Да. Попал ты, друже. И кореша твои вместе с тобой. В том числе и я.
— Нас прослушивают, — напомнил Эдик.
— Да пусть слушают, — откликнулся Чавос. — Тот, кому терять нечего, имеет замечательную привилегию — говорить всё, что вздумается. И плевать с высокой колокольни на всех, кто будет им недоволен.
Корабль скользнул над серебристо-голубой водной гладью, едва не врезался в высоченную дамбу, отгораживающую океан от плоского поля космодрома, и пошел в ста метрах над землей.
— Мама моя, старая чернокожая женщина. Да тут яблоку негде упасть, — заметил Мучо.
Космические челноки, круизные яхты, пассажирские лайнеры, грузовики и транспортники стояли вплотную друг к другу, не давая возможности приземлиться.
— Не мешало бы связаться с диспетчером, — заметил Эдик. — Вдруг наше место занял какой-нибудь ушлый пройдоха, плюющий с высокой колокольни на парковочные правила? Вмажемся в него, корабль помнем. Да и разборки с полицией космопорта нам ни к чему.
— Всё в порядке, Эдик, — раздался из динамика голос Кондратьева. — Всё организовано как надо. Вас ждет привилегированное место парковки. И встреча с оркестром.
— Да ну? — не поверил Цитрус. — Прямо с оркестром? Настоящим?
— Конечно, настоящим. Мусоны заботятся о своих людях.
Пролетев километров тридцать над заполненным до отказа космодромом, таргарийский катер завис над относительно свободной площадкой. Здесь толпилось множество людей, а кораблей было куда меньше.
— Садимся, — сказал Цитрус.