Бунт в "Зеленой Речке"
Шрифт:
— Рис, козлы! Рис! Arros! Comprendo?
Фентон был костлявым Нигером с двумя поблескивавшими во рту золотыми зубами, которые каким-то образом сохранились на протяжении всех семи лет в тюряге. Эгри взглянул на повара, подавив отвращение; подавив потому, что Фентон был слишком ничтожным куском дерьма, недостойным ненависти. Хотя нет, сегодня Эгри ненавидел и его, за то что он — нигер, черномазый и мерзкий и, как все его собратья, не достоин дышать даже грязным липким воздухом тюрьмы. Исключение составляла только Клодина. Его, Эгри, Клодина, ради которой он собирался пожертвовать всем в порыве сметающего все на своем пути гнева. Он придет с огнем и мечом. И никаких полумер! Эгри намеревался сжечь дотла „Долину Бегунов На Длинные Дистанции“ вместе со всеми ее обитателями, а потом смыть пепел этих нигеров своей мочой.
Временами Эгри казалось, что гнев вот-вот разорвет его изнутри, разнеся
Фентон стащил с головы свой поварский колпак и, вытерев им свою физиономию, в него же и высморкался. Натягивая колпак обратно, он увидел идущего к нему Эгри и окаменел: положение Фентона позволяло ему при случае выказывать свою преданность, и он был одним из тех немногих черномазых, до разговора с которыми Эгри вообще снисходил. Расплывшись в ухмылке типа „вы только посмотрите, с кем приходится работать“, Фентон сверкнул золотыми зубами и кивнул в сторону мексиканцев:
— О, мистер Эгри… Боже мой, эти кретины по большей части настолько тупы, что даже не знают английского.
Эгри не остановился, и Фентон заторопился следом. Не глядя на повара, Нев спросил:
— Ничего, главное — чтобы они знали свое место. Понимаешь, о чем я, кашевар?
— Конечно, мистер Эгри, сэр.
— Ты приготовишь мне сегодня что-нибудь вкусненькое, повар?
— Телячьи котлеты.
— Ладно, прикажи отнести мне в камеру. И полей этим голландским соусом, что научился делать в Новом Орлеане.
Не секрет, что с уходом Эгри Фентон станет крыть его на чем свет стоит и, возможно, даже высморкается в голландский соус. Но пока повар исправно кивал и улыбался во весь рот. Экая мерзость… Эгри передернуло, и Фентон исчез среди печей. Эгри и Шокнер через заднюю дверь кухни попали на верхнюю площадку узкой лестницы, тускло подсвеченной снизу. Вместе со светом доносились грохот, постукивание механизмов и тонкое шипение пара. Посреди лестничного пролета у стенки покуривали два тяжеловеса — Эткинс и Сприггс. Взглянув вверх и увидев спускавшегося Эгри, они бросили сигареты и раздавили их подошвами. Тяжеловесы были настоящими зэками; за ними не числилось ничего изощреннее вооруженных ограблений, отягощенных убийством легавых, однако этого хватило для того, чтобы оказаться в блоке „А“ в компании с Ларри Дюбуа. И Эткинс, и Сприггс удостоились крепкого рукопожатия и приветствия по имени.
— Вы уже видели Стоукли Джонсона? — спросил Эгри.
— Это Нигера, что ли? — озадаченно спросил Сприггс. — Дык он взаперти!
— Ага, но его должен был привести Перкинс. — Краем глаза Эгри заметил, что Шокнер смутился. — Я думал, они уже здесь.
— А какого хрена ему здесь надо?
— Сейчас, пока Уилсон в карцере, наступило время убедить Джонсона в том, что королем черномазых должен стать он. Уилсон не дурак, а Джонсон — полный козел, и мы сможем заставить его скакать перед нами на задних лапках и выполнять наши приказания, даже если он понятия иметь не будет, зачем это нужно. Правильно я рассуждаю?
Сприггсу оставалось только согласно кивнуть. Эгри сжал руку амбала: трицепс был крепок, как камень.
— Позже заскочи ко мне в блок „D“ — хряпнем по стаканчику „Старого Дедушки“, ладно?
С этими словами Эгри пошел вниз. На нижней площадке лестницы он миновал пару тяжелых дверей из полупрозрачной пластмассы и оказался в тюремной прачечной.
В ярко освещенной прачечной стоял такой же тяжкой жар, как и на кухне. Суета подле стиральных машин, катков и паровых прессов также являлась уделом презренных латиносов и узкоглазых. В конце прачечной виднелась еще одна дверь, ведущая на склад чистого белья. Эгри сквозь струи пара направился туда. У двери торчали еще два неуклюжих зэка в засаленных футболках; на той, что изношенней, было написано „NUKE BAGHDAD“, на другой — „СОЖРИ ПОБЛЯДУШКУ“. Владельцы футболок подались в стороны, чтобы дать Эгри пройти, и молча кивнули. Не удостоив их ответа, Эгри проследовал мимо. Это были Хорэс и Бубба Толсоны, люди из банды Гектора Грауэрхольца, — одинаковые мускулы, бороды, татуировки и по три серьги в каждом ухе. Братья Толсоны, бывшие члены банды, Ангелы Ада“, оказались за решеткой за то, что, нажравшись таблеток из сока кактуса пейотль и „Олд Кроу“, участвовали в групповом изнасиловании двенадцатилетней девочки. Вдоволь поизмывавшись над девчоночьим тельцем, они напоследок проехались на своих „харлеях“ прямо по голове ребенка. Приехавшие полицейские застали Хорэса Толсона сидящим на корточках и выковыривающим спичкой из протекторов мотоцикла остатки мозга девочки. Толсоны были дерьмом, и таких тварей Эгри в своей команде не держал: его парни убивали мужиков, а не детей. Но сегодня Неву пригодился и этот мусор — во время войны союзников не выбирают.
Остановившись в дверях прачечной, Эгри кивнул Шокнеру и дальше пошел один.
Большая и жаркая комната хорошо проветривалась. Пахло здесь, наверное, лучше, чем в любом другом месте „Зеленой Речки“. По сторонам центрального прохода от пола до потолка громоздились сложенные на поддоны или на полки стопки выстиранного белья. С потолка рядком свисали пять голых ламп, горела только самая дальняя. Это придавало комнате вид склепа. Под светившей лампой лицом к вошедшему Эгри выстроились Гектор Грауэрхольц, Деннис Терри и Ларри Дюбуа. Стоукли Джонсона среди них не было, да Эгри его и не ждал — он просто хотел залучить Сприггса на свою сторону, если Дюбуа заартачится.
— Я опоздал, — сказал Эгри. — Прошу прощения. — И подошел поближе.
От группы отделился Деннис Терри с протянутой для рукопожатия рукой.
— Нев.
Эгри пожал его руку.
— Деннис. Как делишки?
Терри, седоватый человек лет сорока с лишним, встревоженно пожал плечами и улыбнулся в ответ. В отличие от остальных присутствующих, он не был главарем банды: он сидел уже двадцать восьмой год за то, что задушил свою невесту, школьную учительницу из Уичита-Фоллс. Терри убедил себя, что несчастная вовсю изменяла ему с поваром-португальцем по имени Эл. Во время следствия не обнаружилось никаких доказательств существования этого Эла, не говоря уже о его связи с невестой Денниса, и судья, друг семьи убитой девушки, вломил Терри девяносто девять лет тюрьмы. В наши дни, если бы Терри вообще посадили, то дали бы не больше четырех. Вся эта история выглядела достаточно печально, да и сам Терри был человеком печальным. Худой и приветливый, он чувствовал себя неуютно среди этих насильников. Эгри понимал, что ожидание рядом с тремя психопатами нервировало Денниса. И тем не менее, несмотря на свой мирный нрав, Терри считайся в „Зеленой Речке“ ключевой фигурой, да и довольно богатым человеком — он контролировал ремонтную службу.
Такое огромное старое здание требовало постоянного ухода, ремонта, замены электрооборудования. Благодаря своему каторжному труду и хитрой политике, Терри удерживал, унаследовав в более цивилизованные времена от своего предшественника, скончавшегося с тюрьме от удара, позицию в течение уже двадцати лет. Здесь все покупалось и продавалось — работа, услуги адвоката, зубная паста, приличное место в кино, право покачаться на площадке и даже место в камере. В ремонтной службе была уйма квалифицированных рабочих мест, каждое из которых выставлялось на продажу. К тому же открывались широкие перспективы заработать на другом, начиная с контрабанды, бартерных сделок на черном рынке, поставок предметов роскоши и кончая внеочередным ремонтом или помощью в обустройстве. Заправлять всем этим было ниже достоинства главарей-пожизненников, и они с удовольствием сваливали все заботы на Терри, гарантируя ему своим авторитетом безопасность и урывая немалую долю его прибыли. Терри, в свою очередь, никогда никому не перечил и вследствие этого наслаждался таким комфортом, какой большинству главарей и не снился. У Терри для того дела, которое наметил Эгри, кишка была тонка, но Нев пригласил его в соответствии с этикетом: его делом было нервно сглатывать слюну и соглашаться со всем, что прикажут.
Потом Эгри пожал руку Гектору Грауэрхольцу, глядя прямо в его похожие на блестящие пуговицы глаза, абсолютно лишенные каких-либо эмоций. Грауэрхольц был худощавым, невысоким, задиристым и даже по меркам Эгри опасно ненормальным. Ему было всего двадцать четыре года и остаток жизни предстояло провести в тюрьме за невероятное количество полностью доказанных убийств: восемнадцать на воле и три в тюрьме. Разрешая некий конфликт с торговцами наркотиками, он забросал зажигательными бомбами фабрику по производству „крэка“ и, находясь снаружи с „узи“ наперевес, расстреливал на месте всякого, кто пытался спастись от огня. Фабрика располагалась на первом этаже жилого дома в районе „Дип Элем“, и среди погибших оказались семеро спящих детей и три женщины. Несмотря на то что все жертвы имели темный цвет кожи, присяжных настолько поразила вопиющая неспособность подсудимого испытывать что-либо, хоть отдаленно напоминающее муки совести, что они единодушно закатали ему две тысячи двадцать пять лет. Такой срок являлся предметом гордости Грауэрхольца.