Бунт в "Зеленой Речке"
Шрифт:
Девлин отвела его голову от своей. Клейн, слегка покачиваясь, медленно открыл глаза и обнаружил, что женщина смотрит на него. Кажется, она и сама шокирована своими действиями. Возможно, она не так уж и хладнокровна, как считал Клейн. Внезапно его пронзила ужасная мысль: она передумала! Тот самый поцелуй, что явил Клейну смысл блаженства, раскрыл ее кошмарную ошибку. Он всего-навсего вонючий зэк, недостойный ее внимания. Но тут проснувшиеся могучие мужские инстинкты потеснили интеллигентские сомнения и взяли под контроль тело Клейна. Обеими руками он сгреб Девлин за талию и прижал ее бедра к своим, в страхе ожидая, что она съездит его коленом по яйцам. Но губы девушки снова раскрылись, и язык пригласил к очередному поцелую. Что он и сделал.
Клейн сжимал ее талию, чувствуя своими ладонями твердые выступы тазовых костей; под тонкой блузкой напряглись мышцы. Рей потянул из джинсов ее блузку и остановился, зажав в кулаках. Его губы скользнули по ее губам,
Он чувствовал, как груди Девлин прижимаются к его груди, как его член трется о живот женщины и одинокий огонь сжигает его грудь. И это тоже несло сожаление и печаль: единственная плоть, к которой прикасался Клейн за три года в тюрьме, принадлежала больным мужикам — зэкам. А сейчас его пальцы касались кожи женщины, и не просто женщины, а самой красивой, по его мнению, во всем мире. Руки доктора дрожали. Он запустил их под блузку. И когда прикоснулся к ложбинке на спине женщины, легион безымянных чувств снова восстал. Закрытые глаза наполнились слезами, а мучительная горечь и боль, вырвавшись наконец на волю, перехватила его сердце. В эту минуту все сожаления и все желания, все прошлое и все будущее соединились воедино в одном-единственном мгновении настоящего. И в этом настоящем Клейн любил ее. Окончательно и навсегда. И знал, что будет любить ее до тех пор, пока и он сам, и его чувства не обратятся в прах.
— Клейн? — спросила Девлин.
Ее озабоченный голос отрезвил его, и Рей догадался, что его слезы падают ей на шею. С тех пор как он стал взрослым, он ни разу не плакал на глазах у женщины. Ни разу. Его охватил такой стыд, что все остальные чувства отодвинулись на задний план. Он продолжал прижиматься к щеке Девлин, чтобы она не могла видеть его лица.
— С тобой все в порядке?
— Все нормально, — ответил Клейн ровным твердым голосом. — Только не надо ничего говорить.
Это был стыд того уникального сорта, который мужчина может испытывать только перед женщиной и никогда — перед другим мужчиной или самим собой: стыд от того, что его слабость и боль выставлены напоказ. Клейн был прекрасно осведомлен о существовании целых гектаров литературы о выгоде подобного рода представлений, причем все они были щедро сдобрены враньем. Клейн не верил ни единому слову этой макулатуры: поскольку не в их власти понять или облегчить боль, единственная выгода, которую женщины получали, — это моральное преимущество, за что и хватались непременно обеими руками. Может, звучит немного странно, но Клейн предпочел бы рыдать на коленях перед Невом Эгри, чем перед любимой женщиной. Если тебя окатит презрением мужчина, с этим еще можно мириться, но терпеть то же от женщины — а кто из них в глубине души не презирает мужчин? — хуже смерти. Скажи он это Девлин, и она, скорее всего, сочла бы его психом, и не без оснований, но Клейн достаточно насмотрелся на плачущих мужчин и на их отношения с женами, девушками и матерями, чтобы не сомневаться в своей правоте.
Он опустил голову к ее шее и слизнул свой стыд вместе со слезами, приказав собственному сердцу не размягчаться. Затем он поцеловал Девлин в губы.
Теперь блаженство и стыд отступили на задний план, уступив место откровенному желанию. Никаких самокопаний, никаких сожалений: он покусывал ее губы, все ее лицо; он проводил пальцами по долгому белому изгибу ее горла; он стискивал в горстях нежную кожу ее спины с такой силой, будто намеревался сорвать ее с ребер и позвоночника. Из горла Рея вырывались неясные хриплые звуки, прерываемые только поцелуями, завываниями и причитаниями, жалобы на обиды такие грубые и нужду такую глубокую, что эта песня без слов вырывалась, казалось, из самого его существа. Прижав женщину к груди с такой силой, что ее ноги почти оторвались от пола, Клейн потащил ее через всю комнату, продолжая покусывать щеки, шею и тонкую натянутую кожу над ключицами. Только когда Девлин уперлась спиной о стену возле двери, Клейн, продолжая прижимать ее к выкрашенным
Грудь Девлин быстро вздымалась от частого дыхания. Ее глаза казались огромными от восторга, граничащего со страхом. Она откинулась плечами и головой к стене, прижимаясь животом к члену Клейна; ее влажные красные губы тянулись к Рею. Клейн посмотрел на женщину, чувствуя, что созерцание ее сверхъестественной красоты наполняет его такой болью, которая сильнее всей пережитой им в тюрьме. Девлин отвернулась и опустила голову; ее веки полузакрылись; она подняла свою блузку вверх. Белый лайкровый бюстгальтер плотно прижимал груди. Темные твердые пенечки сосков уставились на Клейна, и тот ощутил, как его душа, переворачиваясь, куда-то отлетает. Живот девушки — впадинка под грудной клеткой — поднимался и опадал в унисон ее дыханию. По-прежнему не глядя на Клейна, Девлин левой рукой потянула одну из чашечек бюстгальтера вниз, высвободив грудь. Все мускулы в паху Клейна напряглись, и тонкая горячая струйка вырвалась наружу. Он взял девушку за подбородок и повернул ее лицом к себе. Она открыла глаза, беспокойные и черные, как море. Клейн держал ее взгляд, казалось, целую вечность. И, глядя на нее, он просунул ей руку между ног и потянул вверх так, что ей пришлось встать на цыпочки.
Ритм дыхания Девлин сорвался, сбившись на резкие выдохи из самой глубины тела, но глаза не дрогнули ни на секунду: она потянулась навстречу Клейну, и тот почувствовал, как плотная дерюга джинсов подалась под его пальцами, когда нежные губки раздвинулись под нажимом. Лицо женщины пошло алыми пятнами. Ее рука плотно, крепко обхватила его член и потянула вверх, он вздрогнул, ощущая скользящую влагу в трусах. Девлин снова поцеловала его взасос так, что их зубы стукнулись. Клейн схватил женщину за бедра и, не отрываясь от нее, развернул лицом к стене, прижавшись низом живота к щелочке между ее ягодицами, чувствуя, как она тоже устремляется к нему. Девлин оперлась о стену раскинутыми руками и опустила голову. Клейн пропустил руки у нее подмышками и полностью высвободил обе груди из бюстгальтера; девушка выгнулась, когда он сжал ее соски. Рей закрыл глаза и прикусил кожу на ее спине прямо у самой шеи, чувствуя, что его чресла распухают в предвкушении приближающегося оргазма. Но еще слишком рано! Рей прекратил движения и приник к спине женщины, заливая своим потом ее блузку и тело. Позывы к эякуляции ослабли, и Клейн немедленно возжелал их возвращения. Он услышал металлическое бряканье пряжки пояса и застонал: Девлин расстегнула пуговицы своих джинсов и, извиваясь, одной рукой стащила их вниз. Выглянул поясок черных „джи-стринг“ и тоненькая перемычка, исчезавшая между ягодицами девушки.
Когда снова подкатила раскаленная лава оргазма, до Клейна дошло, что он не онанировал уже с неделю и не удержит себя дольше десяти секунд. Его охватила паника: он хотел показать Девлин настоящий класс, но увы! Три года — это не шутка. Он еще не готов. Но он должен! Он же ницшеанец! Он же воин „шотокан“! Собрав всю силу воли, он одолеет местные нервные импульсы и будет трахать Девлин до тех пор, пока она не взмолится о пощаде!.. Потянуло едким дымком паники, и ницшеанец внутри Клейна закашлялся и забился в уголок. Зазвонил тревожный звоночек… Только спустя несколько секунд, когда Девлин с напряженным лицом вывернулась из его рук, Клейн сообразил, что звонок звенит не в его голове, а доносится из сигнальной коробки у дальней стены кабинета. Клейн ошеломленно обернулся: под чашечкой звонка напротив надписи „Палата Тревиса“ мигала красная лампочка. Девлин торопливо натягивала джинсы.
— Сердечный приступ, Клейн, — сказала она и повторила: — Клейн?
— Черт, — ответил Клейн и, проведя по потному яйцу обеими руками, пригладил ими же волосы. — Оставайся здесь, — приказал он.
Еще раз взглянув на красную лампочку, он рванулся к двери.
— Помочь? — спросила Девлин.
— Не надо.
Рей несся по коридору, как спринтер. Палата Тревиса — это второй этаж… Он прыгал через три ступеньки и в конце первого пролета лестницы поскользнулся и с маху треснулся коленкой о край ступени. Гнусно выругавшись, он поднялся и побежал дальше, не обращая внимания на стреляющую боль в ноге. Перед его мысленным взором встала дикая картина: Эрл Коули лежит на полу бездыханный, а Джимп Коттон, навалившись на него сверху, шарит по карманам в поисках ключей. Нет: только бы Лягуху хватило ума включить тревогу… Вломившись в двери, Клейн с порога услышал рев Коули:
— Эй, болваны, помогите мне! Уилсон!
Клейн помчался по палате между двумя рядами коек. Дверь перегородки, разделявшей палату надвое, была распахнута настежь: в дальнем конце комнаты над Грегом Гарви склонился Коули, обеими руками мерно нажимая парню на грудь. Клейн подбежал к ним и, откинув голову Гарви, зажал бедняге нос. Накрыв его синие губы своим ртом, он начал медленно делать парню искусственное дыхание. Не отрываясь от этого занятия, он потянулся рукой к паху Гарви и попытался найти феморальный пульс: тот еще прощупывался, но очень слабо, да и то лишь когда Коули наваливался на грудь умирающего.