Бунтарь
Шрифт:
Но больше всего потому, что последняя женщина, которой я рассказал о них, сделала аборт, когда узнала, что я не богач, каким она меня считала.
У Фрэнки кровь отхлынула от лица.
— О, Нейт...
— Меня лишили моего ребенка. Когда она сказала мне, что беременна, я собирался поступить как положено, но она посмотрела на кольцо, которое я мог ей предложить, и побежала в клинику. — Все его тело тряслось, глаза горели. — Я ненавижу свое имя. Ненавижу
свое происхождение. А ты называешь меня лжецом за то, что я не спешу выкладывать свою треклятую родословную.
Теперь Фрэнки осознала весь страшный смысл его слов. Она вспомнила ту ночь, когда у них не нашлось презерватива. Когда он ушел от нее, замкнулся и выглядел таким затравленным.
То, как он избегал детей. Его старую машину. Его одежду. То, что он потратил несколько месяцев на поиски подходящего ресторана, вместо того чтобы просто выписать чек за первый же, который ему приглянулся.
— Извини меня, — прошептала она.
Похоже, Нейт услышал ее голос, потому что глубоко вздохнул и опустился на стул, стоявший напротив ее стола.
— О черт, — сказал он, закрывая лицо руками.
— Нейт, я не знала.
Он выругался, но потом взял ее за руку.
— Конечно, ты не знала.
Фрэнки погладила его по плечу. Обычно Нейт казался ей таким большим, но сейчас он весь словно сжался, спрятав ноги под стул и обхватив рукой живот. От страдания его голос поднялся на несколько тонов выше.
— Знаешь, я надеялся, что это пройдет. Но каждый раз, когда я вижу ребенка, меня как молотком бьет по голове мысль о том, что могло бы быть. И я виню себя.
— Но не ты сделал выбор. Все решила она.
Нейт повернулся к ней:
— Я должен был знать. Должен был бороться. Я должен был спасти... А я просто ничего не знал, пока не стало слишком поздно.
— Это не твоя вина, Нейт. Это ужасная трагедия. Ты потерял нечто очень, очень ценное.
Но ты не виноват.
Он посмотрел вверх сквозь пальцы. Его глаза блестели.
— Ты не виноват, — снова повторила Фрэнки.
— И это говоришь ты? — тихо возразил он.
Она думала о том, как пропала ее мать.
— Это совсем другое.
— Почему?
— Не знаю.
— Потому что это случилось с тобой?
— Может быть.
Нейт потянул ее вниз так, что она оказалась у него на коленях.
— Других прощать гораздо легче, верно? А когда речь идет о нас самих, все становится сложнее.
Она медленно кивнула.
Они сидели так довольно долго.
— Я не собираюсь работать у Мими, — вдруг резко произнес Нейт. — Я уже отказал ей еще весной. А когда она увидела эту статью в «Таймс», то решила попробовать еще раз. Но я напрямую сказал ей, что не собираюсь ни на кого работать, даже в таком заведении, как «Космос».
Фрэнки откашлялась.
— А если ты не найдешь ничего подходящего? Что ты будешь делать? — На самом деле ей
хотелось понять, существует ли хоть малейший шанс, что он останется.
— Я просто буду искать дальше. Хоть десять лет, мне плевать, — не сомневаясь, ответил он. — Я всю жизнь боролся за то, чтобы жить, как я хочу. Мои родители никогда не считались со мной, предполагая, что я должен стать адвокатом или финансистом, как мой брат. Мне предстояло жениться на какой-нибудь дебютантке, завести двух блондинистых детишек, поселиться в Уэлсли, стать членом клуба и играть в ракетбол. Но я всегда был другим. Дружил с рокерами в татуировках. Я все делал не так, как надо. Играл в хоккей, где мне сломали нос и выбили передний зуб. Я еле-еле окончил Гарвард. И не потому, что не мог справиться, просто мне было все равно.
Фрэнки гладила Нейта по голове, впитывая каждое его слово. Ответы на все вопросы, которые она хотела задать, сами выскакивали из него, заполняя белые пятна.
— Я не могу все бросить. И не брошу. Потому что, если у меня будет что-то свое, я могу добиться успеха или прогореть, но я сделаю это сам. Никто не будет мне указывать, что делать, пока я не спрошу совета. И никто не сможет отобрать у меня то, что принадлежит мне.
— Ты обязательно добьешься своего, — сказала Фрэнки, чувствуя, как болит сердце. За него. За них обоих. Расставание неизбежно, и произойдет уже очень скоро. Через четыре недели.
Нейт поднял взгляд на нее, и его глаза вспыхнули. Такие красивые глаза. Зеленые с золотом.
— Я говорил не просто так, Фрэнки. Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Мы сможем работать вместе, и все будет отлично.
Она поцеловала его в лоб.
— Тсс.
Он схватил ее за руку.
— В тот раз я неправильно выразился, но ты действительно не можешь посвятить всю жизнь своим родным. Оставаясь здесь и работая на износ, ты все равно не вернешь родителей.
Фрэнки встала, и он не удерживал ее.
— Я это понимаю.
— Так ли? — тихо усомнился он.
Подойдя к окну, она посмотрела на озеро. Она не ждала, что Нейт поймет ее. Он отвернулся от своей семьи, потому что они не смогли принять его таким, какой он есть. Хуже, он так трагически обжегся на том, что его сочли одним из Уокеров. Поэтому маловероятно, что он мог понять, как много значили для Фрэнки ее сестра, Большая Эм и «Уайт Кэпс».
Но потом она вспомнила слова Нейта. Если она будет жить только ради семьи, что останется ей самой?
Черт, так, может, это у нее проблема? Может, это она ослеплена прошлым. И не способна видеть будущее.
— Фрэнки, мне кажется, ты не понимаешь этого.
— Возможно, ты прав.
Первый раз в жизни Фрэнки попыталась мысленно отбросить свою клятву, данную ради сестры, ответственность за Большую Эм и бремя поддержания «Уайт Кэпс». Она лишь вдыхала и выдыхала, глядя на воду и стараясь отогнать сожаление.
Осознание пришло медленно, но оно было таким полным, идущим из самой глубины ее души. «Уайт Кэпс» для нее не просто дом, не просто воспоминание о родных. Это ее место в мире, то, где ей надлежит быть.