Буратино
Шрифт:
Мужик принял крепко, но про дороги успел рассказать. Оказывается, я со своим представлением о географии родного отечества, чуть не угробился. Снова довлеет мне вбитое в двадцатом веке. Схема дорог центральной части России, привязанная к Москве. С Минским и Симферопольским, с Ленинградкой и Владимиркой. Радиально-концентрическая паутина. В центре паук - Москва. В середине паука - свой паук. Кремль. Все что попадётся, он по ниткам-паутинкам в себя тянет. А потом оттуда... всякое проистекает. Русская матрёшка называется.
А здесь Москвы нет. То есть - уже есть. Река. И поселение на ней. Зовётся Кучково. А дорог к ней нет. Ни шоссейных, ни
А я, дурак-дураком, пёрся на север в непроходимые леса. По Полярной звезде.
"Шумел забавно брянский лес Как шли в поход свой партизаны".А в реале - шуметь-то шумит. Но совсем не забавно. Брянска нет. Есть Дебрянск. Потому что - "дебри лесные". На той же Десне и сильно к востоку. А вот леса - те самые. "Абзац колесному транспорту" называется. Помните как смеялся Чингачгук, когда увидел что гуроны тащат в лес лошадей с дочками английского офицера? Правильно - беззвучно. Здесь - аналогично. В смысле леса. Только я еще глупее - я туда на телеге собрался. Говорил же - на Руси не ездят, а ходят. По этим лесам - только пешком. Сплошной Старый Арбат. В смысле - пешеходная зона.
И еще. Илья Муромец, конечно, там и гати клал, и мосты ставил. И Соловья-разбойника с выбитым глазом в Киев возил. Только соловьёв там еще много осталось. И не все - пташки.
Посреди пьяного трёпа, географизма с мемуаризмом и прочего в стиле:
"Бойцы вспоминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они"вдруг трезвый, пристальный взгляд в глаза:
– - А я тебя узнал.
– - ???
– - Ты Касьяна-дворника пасынок. Два года назад с Касьяном был. Изменился ты сильно, вырос. Ты не боись - я никому. Как он? Касьян-то?
Ну я и... попал. Влип. Как бы мне под нашу исконную статью - "член семьи изменника родины" не попасться. Не знаешь что врать - ври правду.
– - Убили. Отрубили голову. Княжьи люди, в Волчанке на той стороне. Перед Рождеством.
– - Э-эх... Добрый муж был. Мы с ним вместе служили. Он меня и жизни учил, и бою. В Кучково вместе ходили, да и много куда, на Рутеце бок о бок бились. Он ведь тоже, ранен был, в дружину не вернулся, в дворники пошёл. Светлый человек был. Вечная память.
Выпил, помянул. И чуть в сторону:
– - После него, поди, много осталось?
– - Ммм?
– - Да ты дурку-то не валяй. Бояр-то немало пограбили. Закопано, поди. А ты с ним был. Должен знать. А?
Помянули светлого человека и пошли его майно схороненное делить. Как-то... очень функционально.
– - Я тогда сам чуть не помер. Волосы, вот смотри, до сих пор не растут. И память отшибло. Напрочь. Помню только как ему голову отрубили. Что до того было...
– - Не хочешь говорить - ладно. Только в одиночку тебе... Мал ты еще.
Надо срочно менять тему. Что-нибудь из мемуарно-биографического...
– - А что там в Москве было-то?
– - Не "в", а "на". На Москве-реке. А селище называется Кучково. Усадьба там Кучковичей.
И полились ветеранские рассказы.
Одно из немногих дат и событий из этой эпохи, которая более-менее известна широкому кругу моих современников: 4 апреля 1147 года. Дата основания Москвы. Известна по празднованию 850-летия основания оного населённого пункта имени Ю.М. Лужкова. В смысле - празднование имени. А не город имени. Города не было и дата не основания, а первого упоминания.
Ивашко наливал, выпивал, изредка закусывал, и рассказывал.
По сути получается с основанием Москвы такая неприятная история... Что опять же - ничего нового. С Москвой - всегда так. И вообще: "Отступать некуда - позади Москва". Всегда позади - как заградотряд с пулемётами. Или - колючка под током с вертухаями и овчарками. Такая обозно-оградная принадлежность России. Как чемодан без ручки - и нести тяжело, и бросить - жалко. С корявого основания и повелось.
А дело было так. Славянское племя акселератов-эмигрантов перевалило через верховые болота на Валдае и стало заселять междуречье Волги и Оки. Почему акселератов? Потому что "вятичи" - "большие люди". Естественно, были у них свои князьки. Про древлянского Мала из Искоростеня, который княгиню Ольгу сватал, во всех летописях написано. Про вятских князьков - нет. Мал величина был. Местные - "малее". Но дёргались как большие. Сначала их хазары несколько построили. Потом князь Святослав, когда на Хазарию ходил. Чтобы вражеские союзники-данники в спину не надумали. Потом Владимир Святой. Тоже между делом на походе. В Булгарию Волжскую направлялся.
Княгиня Ольга всю племенную систему на Руси поломала. Свой народ - "русь" из под Новгорода в Киев перетащила. У древлян всех князей по-вырубила. И стали все единым народом. Кривичи - смолянами, словены ильменские - новгородцами, поляне - киевлянами. Стали. Или стали вид делать что стали. Кто успел. Тиверцы и уличане не успели - вырезали их. А вот вятичи и вида делать не хотели. Но тут Мономах кликнул однажды сыночка своего Юрочку: "А не сесть ли тебе, сынку, в Ростове Великом? Князем?". Партия в лице папочки сказала "надо", комсомол в лице сынка ответил "есть". И пошёл "есть" в Ростов. Как всегда: кто где сидит, тот там и кушает. К тому времени как-то потихоньку легли вятичи под Киев. Но не вполне. И пришлось Гоше Долгорукому до-подминать и под-зачищать.
И вот, имея в виду совместить полезное с полезным, Гоша пригласил битого и отовсюду выгнанного, но торгующего стольным градом Киевом Свояка в Кучково на Москва-реку. "Москва" - это от "мокша" - "медведица" на местных финско-угорских диалектах. Понятно, что дипломатические переговоры в "медвежьем углу" не проводятся. Не по чести. Хоть Свояк уже и безудельный, практически изгой. Но Гоше сильно надо было местных князьков вятских, которых он боярами называл, несколько притоптать. Схема типовая безотказная. Не поход - оснований для карательной операции нет. Но дружина немалая - честь гостю по дипломатическому протоколу оказать надо. Почётный караул, то-сё, скоморохи для развлечения, советники для соглашения... Куча народу. Со Свояком - похожая толпа. И еще круче -- его голодные таборы беженцев Северских недалеко от тех мест бедствовали. Присоединились к торжеству. Сильно голодные после отсиживания по лесам. А кормить всех - хозяину. "Изнурение постоем" называется. Потом это словосочетание во многих челобитных и жалобах встречается. Чуть ли не до Октябрьской Революции.