Бурелом. Книга третья

Булич Вера Сергеевна

IV. «Разные шалости были…»

Разные шалости были. Как-то твои башмачки Будто сами уплыли В озеро, за тростники. Плавно их волны качали В солнечном серебре. Дети на пляже кричали, Радуясь новой игре. Ты же была, как в горячке: Если б мне росту с вершок, Не испугалась бы качки, Села б сама в башмачок. Но не пришлось малютке, Крепко держась за края, В утлой качаться каютке… Выплыла шалость твоя. Выговор был и слезы, Крупных слез ручейки. …Сохли в саду под березой Пойманные башмачки.

V.«Разные

были проказы…»

Разные были проказы. В сердце остался след: Девочки черноглазой Тоненький силуэт. Выросла стройною, гибкой Маленькая егоза. Лучшая в мире улыбка, Солнечные глаза. Бабочками ресницы, Темные волны волос… Маленькой танцовщицы Чуть капитан не увез. Как же, такая приманка, Невидаль южных стран — На корабле обезьянка, Лучше чем сам капитан. Странные кушанья с перцем, Черный слуга у стола… Но не поладила с сердцем, Сердце не отдала. — Нет, подождем немного, Прочь морщинку со лба. Будет большая дорога, Это еще не судьба.

VI.«Скалы и пальмы на сцене…»

Скалы и пальмы на сцене, В маске таинственный враг, А за кулисой — ступени, Сумрак и пыльный сквозняк. С бьющимся сердцем сбежала Ты после танца вниз. Гостьи пришли из зала В дебри твоих кулис. Как не блеснуть перед ними Важностью взрослой своей, Не рассказать о гриме, Тайне ресниц и бровей, Не показать им двери, Где — «воспрещается вход» — Тот, кто актрисе Мэри Нежные песни поет. Ах, он поет, как в сказке, Но для другой, для другой, В красной своей полумаске Странный восточный герой. Пальмы шумели листами Веером вея сквозным. Над золотыми песками Счастье клубилось, как дым. Стала ты бредить отныне Знойною ширью песков. …Голос далекой пустыни, Рока невнятный зов.

VII.«Легкой птицей порхает…»

Легкой птицей порхает, Звонкою птицей поет. …Тенью по саду блуждает Вот уж который год. Было весеннее лето: Солнце, сиреневый сад И от купанья и света Детски-сияющий взгляд. Сборы в дорогу были Быстры и коротки. Розами пол покрыли Кинутые лоскутки. Платье на кресле висело, Снятое с плеч тобой, Как бездаханное тело, Брошенное душой. Тускло солнце разлуки, Дом опустевший тих. Только в памяти звуки Песенок звонких твоих.

VIII.«— Словно приданое шили…»

— Словно приданое шили, Ты мне писала потом. Дни в суете проходили, Ночи в волненьи немом. Душно в квартире летом В сумерках городских. Только перед рассветом Стук машинки затих. Знаю, в стекле овальном Из полумглы возник В палевом платье бальном Твой зеркальный двойник. И в восхищеньи портниха, В складках расправив атлас, молвила, ахнув тихо: — Кто же достоин вас! Все к отъезду готово. Заперт с приданым сундук. В рубке у рулевого Путь указан на юг. Перед дорогой длинной Вдруг защемила тоска. Знаю, остался в гостиной Смятый комочек платка.

IX.«Ты мне прислала в конверте…»

Ты мне прислала в конверте С юга завядший цветок. Разве подумать о смерти, Благоуханный, он мог? Юность живет. Мечтая, Ей ли испытывать страх! Кружится пыль золотая В нетерпеливых глазах, Радостно носится стая В солнечных облаках. Кто сосчитает на свете, Много ль счастливых минут… Сердцем доверчивы дети Счастья огромного ждут.

X.«Счастье тебя обмануло…»

Счастье тебя обмануло. Счастье лишь раз, тайком В сердце твое пахнуло Розовым ветерком. Все изменилось в мире Радужное забытье. Выросло глубже и шире Робкое сердце твое. Море шумело у мола: Счастье навеки дано!.. Ветер врывался веселый С набережной в окно. В темной лиственной чаще Ветра теряется след, Только с ветки дрожащей Нежный осыпался цвет Прячась за радужной дымкой И повянуясь судьбе. Крадучись, невидимкой Горе вошло к тебе. Море, как Шехерезада, Длинный вело рассказ. Тысячной сказкой надо Страшный отсрочить приказ. Тысяча первою сказкой В гавани пела труба, И торопила с развязкой нетерпеливо судьба.

XI.«Маленькая танцовщица…»

Маленькая танцовщица В душном ночном кабачке. Мечется в клетке птица, Бьется в испуге, в тоске. Тонкие детские руки Подняты над головой. Тусклая дымка скуки Взгляд затенила живой. Север…Как это далеко! Гости зовут к столу. Дикую песню востока Кто-то поет в углу. Резко звенят стаканы. Слезы, как звезды, сквозь тьму. Северные туманы Тают в табачном дыму. Тихая белая птица Выпорхнула в окно. Маленькая танцовщица, В доме твоем темно.

_____________

Воздух горячий и синий Жесткий библейский песок, Маленький холмик в пустыне И одинокий венок. 1938–1939

II. Бурелом

У окна

Ночная птица в зарослях выводит Короткие спадающие гаммы. Пастельный месяц из-за клена всходит. Мир заключен в оконный вырез рамы. …На полюсе справляют новоселье Зимовщики на плавающей льдине. Туристы с корабельного похмелья Бредут гурьбою к праздничной витрине. От канонад в Мадриде на соборе Обрушился карниз витиеватый. И черная гроза готовит вскоре Огромные громoвые раскаты. А тут все то же: зелень, глушь, прохлада… Замолкла птица, друга не найдя. На высохших мучных дорожках сада Вдруг зарябили капельки дождя. 1937

«Все то же творится на свете…»

Все то же творится на свете Под знаком живой новизны. Рождаются новые дети Для нового смерча войны. Вошла победителем в город В урочное время весна — И лед в заливе распорот И блещет на солнце волна. А в сумраке лабораторий, В глухой кабинетной ночи, Мечтая о вольном просторе, Смертельные зреют лучи. Где стаи крылатых пилотов Пути пролагали свои — Громоздкий обоз самолетов Наезживает колеи И вот прорываются страсти, Колеблются троны, венцы… Толкуют об Екклезиасте Пресыщенные мудрецы. Ничто под луной не ново, И ветер вернется домой — К зиянию места пустого, Покрытого тусклой золой. 1939–1940