Буревестник
Шрифт:
– Я ведь уже сказал, что не пойду. Ты задаешь мне этот вопрос, в то время как мой сын лежит здесь. Бейлифы и судьи уже достаточно забрали у меня, ты не находишь? Иди своей дорогой, Данбар. Меня твои проблемы не касаются.
С искаженным душевной болью лицом он опустился на колени рядом с телом сына.
– Ты заплатил высокую цену, Джек, Господь свидетель. И может быть, у тебя действительно нет причин идти вместе с кентскими парнями требовать у людей короля справедливости, которую они выказывают только в отношении богатых.
Кузнец наблюдал за тем, как Джек выпрямился, прекрасно осознавая, что этот обожженный огнем и закопченный сажей человек имеет при себе ужасный нож, лезвие которого было длиной с его предплечье.
– Спокойно, Джек, – сказал он, поднимая вверх руки. – Нам нужны опытные люди. Ты ведь был солдатом, не так ли?
– Я испил свою чашу до дна, – произнес Джек, задумчиво глядя на людей в толпе.
Многие из них выглядели крепкими и сильными. Эти беженцы наверняка не были горожанами. Было видно, что всю жизнь они зарабатывали свой хлеб тяжким трудом. Почесывая шею, он чувствовал на себе их взгляды. У него пересохло во рту, и его мысли блуждали подобно лодкам, медленно плывущим по широкой реке.
– Говоришь, тысяча человек? – нарушил он наконец молчание.
– Или больше! – с энтузиазмом отозвался Данбар. – Достаточно, чтобы поджечь несколько домов и проломить несколько черепов. Так ты с нами, Джек? Возможно, это твоя единственная возможность задать жару королевским бейлифам.
Джек взглянул на Эклстона, стоявшего с непроницаемым лицом. Пэдди ухмылялся своей ирландской ухмылкой, радуясь перспективе продолжения хаоса, среди которого они пребывали с самой ночи. Неожиданно для себя Джек услышал собственный голос:
– Пожалуй, это работенка по мне, Данбар. Этой ночью я сжег два дома, так что опыт у меня есть.
– Отлично, Джек! – воскликнул Данбар, расплываясь в улыбке. – Сначала мы пройдем по деревням и соберем вернувшихся из Франции – а также всех, кто разделяет наши чувства.
– Не торопись, Данбар. Я не собираюсь выполнять твои приказы. Тебе нужен опытный человек? Ты даже еще не житель Кента. Да, сейчас ты живешь здесь, Данбар, но родился ты в другом месте, в одной из тех деревень, где овцы убегают при виде человека.
Он перевел дух, и в это время в толпе послышались смешки.
– Ладно, ребята. Я поведу вас в Мейдстон и буду проламывать черепа, как вы просили. Даю слово, Данбар.
Кузнец вновь густо покраснел и кивнул.
– Отлично, Джек!
Кейд окинул взглядом толпу, пытаясь отыскать знакомые лица.
– Я вижу тебя, Рональд Пинчер, старый ублюдок. Неужели твой постоялый двор закрыт сейчас, в то время как здесь собралось столько запыхавшихся людей? Я как раз испытываю жажду, а ты тот самый человек, который может ее утолить, пусть даже тем паршивым пивом, которое подают в твоем кабаке.
Он поднял брови, поскольку ему в голову пришла неожиданная мысль.
– Думаю, бесплатная выпивка для кентских парней в такой день, как сегодня, не повредила бы, а?
У хозяина постоялого двора эта идея явно не вызвала восторга, но у него не было выбора, и он молча кивнул с мрачным видом, вызвав ликование людей, которые начали причмокивать губами в предвкушении удовольствия. Когда толпа двинулась в сторону постоялого двора, Данбар бросил взгляд в сторону Джека и двух его друзей. Они оставались возле виселицы.
– Ты идешь? – крикнул Данбар.
– Иди, я найду тебя, – ответил Джек хриплым голосом, не глядя на него. Когда площадь опустела, его плечи содрогнулись от рыданий. Данбар видел, как этот большой человек аккуратно взвалил тело сына на плечо и, в сопровождении шедших по бокам Пэдди и Эклстона, направился в сторону церковного двора, чтобы похоронить своего мальчика.
Глава 16
Уильям де ла Поль поднялся по винтовой деревянной лестнице в располагавшуюся наверху комнату. Это помещение со спартанской обстановкой служило жилищем человеку, занимавшему весьма престижную должность начальника гарнизона Кале. Сквозь узкие прорези окон в каменной стене, у которой стоял маленький стол, виднелось серое море с белыми барашками волн. До слуха Уильяма доносился нескончаемый гомон чаек, паривших в восходящих потоках ветра над побережьем. В комнате было холодно, несмотря на потрескивавший в камине огонь.
При виде Уильяма герцог Йорк поднялся из-за стола. Они обменялись коротким рукопожатием, после чего Йорк пригласил Уильяма сесть и опустился в кресло сам. Сложив руки на поясе, он отклонился назад, и на его лице появилось сардоническое выражение.
– Как мне теперь следует обращаться к вам, Уильям? Ведь вы получили от короля так много новых титулов. Адмирал флота, главный королевский камергер, граф Пембрук? Или, может быть, просто герцог Саффолк, как прежде? Как вы поднялись! Словно свежий хлеб. Я все силюсь понять, какие такие заслуги перед короной могут быть столь щедро вознаграждены?
Уильям невозмутимо смотрел на собеседника, не обращая внимания на его ироничный тон.
– Полагаю, вы догадываетесь, Ричард, что я прислан сюда для того, чтобы сменить вас. Хотите взглянуть на королевский приказ?
Йорк лишь махнул рукой:
– Очередное произведение Дерри Брюера, ведь так? Уверен, что там все правильно. Передайте его на обратном пути моему слуге, Уильям, если вам больше нечего сказать мне.
С неторопливой торжественностью Уильям достал из потертой кожаной сумки свиток, положил его на стол и подвинул в сторону Йорка. Помимо своей воли тот бросил угрюмый взгляд на массивную печать.
– Король Генрих собственноручно поставил на нем печать в моем присутствии, милорд. Приказ вступает в силу сразу после моего прибытия в Кале. Прочтете вы его сейчас или нет, он освобождает вас от занимаемой вами здесь должности.
Уильям нахмурился. Ему самому не понравилось то, каким тоном он произнес эти слова. Герцог Йорк лишался своей самой ценной собственности. В такой момент ему следовало быть более снисходительным. Он подошел к окну и бросил взгляд на серое, неспокойное море. В двадцати милях за ним высились берега Англии, различимые в ясную погоду, как было известно Уильяму. Для человека, сидевшего в башне и правившего от имени короля, это служило постоянным напоминанием о родине.