Буревестник
Шрифт:
Пятница - Остин (только тут понимаешь, что главное в женщинах. Они не бывают мелочными. Я хочу сказать, что для них всё играет огромное значение, не существует пустяков или случайностей. Ты брякнешь что-то невпопад, а она уже смекает: ах, вот он какой на самом деле, вот как он ко мне относится! Хорошо, если сразу выскажет. Хуже если затаит, начнёт копить... Дай Бог здоровья тёте Энни: она натренировала меня держать ухо востро);
Суббота - Фицджеральд (это про красоту в современном мире: что происходит с ней и что творит она сама, какие жертвы всё ещё готов принести ей человек);
Воскресенье - Достоевский. (Миранда!
И как уснёшь после таких занятий? Любой транквилизатор мне как мёртвом припарка. Но голь на выдумку хитра - я начал нюхать хлороформ; вдохнул с платка - и поминай как звали.
А по утрам..................................................................................................... Но это было... да, со мной, только не для меня. Помимо моих чувств и мыслей. Просто королева Маб ночными чарами ещё на несколько дневных минут превращала смертоносную машину в живое существо, инерция по выходу из сна. Сон разума чудовища с акульими глазами мог породить и ангелочков.
Потом Мэриан лежала рядом, рассказывала что-то о себе. Я узнал, что её дед был русским революционным эмигрантом, сыном ювелирного заводчика из города Kostroma. Родители сошлись в Париже, но отец - англичанин, просто учился в Сорбонне. Потом они жили в Авиньоне, бежали из-под фашистской оккупации, осели в Стретфорде. Там она выросла, и была у неё лучшая подруга Бетти. Когда Бетти окончила школу, то вдруг заболела. Оказалось - рак. Ей прописали лечение ядом, от которого выпадают все волосы. Тогда и Мэриан из солидарности обстриглась на лысо, а миссис Марта Райс, историк европейского костюма, полностью скопировала для больной наряд Джоконды, ведь у той тоже не было бровей и ресниц. Только в этом платье Бетти чуть-чуть улыбалась. И даже зарабатывала, ходя в нём по городу и давая себя фотографировать. Но болезнь продолжилась, а на новый курс лечения у семьи не хватало денег. Родители решили продать дом (старинный, вроде моего), переехать в дешёвую квартиру. Тогда девушка взяла все свои деньги, кое-какие вещи, уехала тайком в Лондон, сняла гостиничный номер в центре и там отравилась морфием, оставив объяснительное письмо и документы, чтоб сразу могли опознать. Когда её нашли, она лежала на кровати в платье и накидке Джоконды. Многие газеты потом писали о "смерти Моны Лизы" - Элизабет Дженкинс. Врача общественность осудила за завышение цен. Он, пристыжённый, вернул отцу девушки все полученные деньги, публично извинился. Дом остался за семьёй, в которой подрастали ещё двое детей. Больше всех пострадала Мэриан. Она впала в тяжёлую депрессию. И вот тогда Дин Мориарти, чей покойный отец командовал полком сержанта Райса, взял её под крыло, увёз в Льюис, где чаще всего кантовался сам. Мэриан отрастила и выкрасила волосы, освоила роль весёлой деревенской девчонки, хотя могла получить высшее образование.
К Миранде она долго ревновала, но теперь стала жалеть её, видеть в ней моральную калеку, жертву приговорённого нами подлеца. "Всю жизнь мне нужны были женщины. И всю жизнь они почти ничего мне не приносили, кроме горя" - читала она с отвращением и злорадно комментировала: "Правильно! Плохому танцору и ноги мешают!".
Обычно это происходило за завтраком. Я только слушал молча.
– "Он всегда влюбляется в настоящих красавиц, не может устоять". Знаешь, как это называется? ... Коллекционирование!
С другой стороны, Мэриан нередко осуждала Миранду за то, как та вела себя со мной, однажды в сердцах сравнила её с ветеринаром, который спрашивает у хромого осла: "Где болит? На что жалуетесь?". Ну, это она просто так хорошо ко мне относилась...
С девяти до часу я что-нибудь делал в саду или доме, сам заново застеклил окна, починил крышу и водостоки, постепенно распилил упавшую сосну. Электричество нам подвели спецы из города. Мэриан накормила их свекольным супом, заплатила за работу. Все деньги она держала у себя, но не отказывала, если я просил пятёрку или трёшницу.
А просил я каждый день, потому что после обеда ездил в Лондон, где шатался по выставкам и библиотекам. Покупать новые книги большого смысла не было, да мне и мало какие нравились. В читальных залах я тогда всего лишь время убивал, брал что-нибудь наугад, открывал посередине там и сям... В глазах служащих я был, наверное, чуднее сартрова Самоучки.
Но часто выходило так, что книги возвращали меня к реальности, напоминали о долге. Помню, взял "Шум и ярость": название понравилось. Вначале такая пурга, будто писал невменяемый; ближе к центру пошло что-то разборчивое, но тоже, между нами, муть; я, правда, не особо вникал. И вот сцена - отец втирает сыну про жизнь и, само собой, про женщин, в кульминации изрекает, что никакого стыда у них, даже у девушек, нет, такова уж их природа. Какая пещерная пошлость! Там это было, в общем, терпимо: просто старый, усталый от жизни мужик пытается опустить на землю зелёного идеалиста. Но я чуть не заорал на всю библиотеку и не метнул книжку в стену! Мне вспомнилось вот что: "А знаете, что совершенно отсутствует у особей вашего пола?... Невинность. Единственный раз, когда её можно заметить, это - кода женщина раздевается и не может поднять на тебя глаза,... когда она раздевается в самый первый раз. Очень скоро этот цветок увядает. Праматушка Ева берёт своё. Потаскуха".
Мало того, что это плагиат на Фолкнера! Он ещё убрал из источника всё доброе и человеческое; он, этот растлитель, словно выставлял претензии, что, мол, добыча оказалась недостаточно хороша, мясо протухло ещё при жизни. И чего он вечно повторяет это слово - "особи"!? Яснее ясного! Он видит в людях только животных, низших животных, которых можно бить! Как же позволить этой твари жить дальше!?
Признаться, порой меня дёргали сомнения, особенно после быстрой езды или красивого зрелища. Ну его к чёрту, этот Вальтер! Взять фотик или видеокамеру, снимать весенние ручьи, разливы рек!...
Но дома на столе лежит блокнот, и стоит только заглянуть...
"Он мне неверен, он уходит от меня, он циничен со мной и жесток. Я в отчаянии".
Любимая! Родная! Он расплатится за всё!
Три недели мы делали всё, что можно, из того, что не надо.
На четвертой начали готовиться к миссии.
В понедельник еду в Хэмпстед. Блин блинский! В каком же обалденном месте завелась ехидна! Парк на холме с озёрами, деревца не рядами, а то тут, то там, по-нашему! Не по-французски. Много лугов, а дрожек мало. Ходи себе, где хочешь...
Так, собраться!
Адрес мне сообщили в одной галерее на окраине. Сижу с газетой спиной к кустам. Не удержался и купил сигарет, хотя всё время собирался бросить. Караулю. Наконец, выходит из неказистого коттеджа приземистый чернявый и небритый мужичонка. По описанию похожий. Гребёт вразвалку к водоёмам, топчет мерзкими копытами побеги клевера и манжетки. Пасётся там минут двадцать, потом встречает не первой свежести козу, ведёт её к себе... Гуляй-гуляй, падла, недолго осталось!