Буревестник
Шрифт:
– Ба, Фред! Ты американец что ли?
– Нет, самый местный.
– А запонки у тебя из черепахи? или это яшма такая?
– Мамонтовый бивень.
– Крууть!
– А скажите какую-нибудь шутку, - вступила в разговор Антуанетта, тут же постукивая меня носком по щиколотке.
– Один китайский мудрец сказал: если очень долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как ней проплывёт труп твоей невесты.
Пирс затрясся, словно в падучей. Мой Буревестник меньше не вибрирует на щебёнке, чем он - от смеха.
– Гарантии, что это обязательно случится, нет...
– А ещё?
– Антуанетта почти положила мне ногу на колени.
– У вас имя как у французской королевы. Это ведь её обезглавили?
– Да. И что?
– Надеюсь, она пережила это так же легко, как и вы.
Пирс чудом не упал под стол. Его подружка гневно вылупила на меня нарисованные глаза.
– Вот это любезно!...
– Вы просили шутку, а не комплимент.
– Леди комплиментов не выпрашивают.
– Они их собирают в подол, как картошку.
Кармен топнула мне по ботинку.
– Цитата из Шекспира, - указал я пальцем в небо.
– Из какой же пьесы?
– спросила мисс Грей.
– "Как вам это понравится?"
– Мне это совсем не нравится, - отрезала Таунетта и наконец перестала вытирать об меня туфлю.
– Чего ты гонишь, Фред? Во времена Шекспира картошку ещё не изобрели, - возразил Пирс и забился уже от собственной остроты.
– Сколько стоит твой мотоцикл?
– в своём понимании Антуанетта давала мне последний шанс.
Я вспомнил слова Камю, что надо всегда быть честным, и назвал сумму, после чего девица прижала всю свою голень к моей.
– Как ты научился так хохмить?
– спросил, придя в равновесие, Пирс.
– Очень просто. Сижу как-то на кухне, пью чай и вдруг думаю: чёрт, а ведь в жизни полно забавных вещей. Не одни только потрахушки.
Последнюю фразу я обратил конкретно соседке в красном. Пирса чуть не вынесли вперёд ногами, а его спутница не слишком метко лягнула меня под коленку, вскочила - с неё, мол, хватит!
– Ну, простите, - кричу ей вслед, - если обрушил всё ваше мировоззрение!
Пирс снова потряс мою руку: я классный, ещё увидимся и т.д. Догнал Антуанетту только у дверей.
Кармен вперила в меня суровый взгляд:
– Фред, вы хам и грубиян! Вас просто нельзя выпускать из картинной галереи! Надеюсь, с Мэриан вы более деликатны, чем с незнакомой девушкой из хорошей семьи!
– У Мэриан семья не хуже вашей или ихних, и она не ведёт себя, как вертихвостка, при том её попробуй не уважь - такого пендаля схлопочешь! Мало не покажется.
Я протараторил это почти шёпотом, глядя в сыр и понимая, что слетел с катушек.
– Ешьте молча.
А у этой дамочки тоже не забалуешь. Она не будет ни посуду быть, ни топором махать, ни про пацифизм и бомбы рассусоливать - только глянет вот эдак, и сразу поставит на место. Между тем моё раскаяние так мозолило ей глаза, что она вздохнула:
– Я извинюсь за вас перед Антуанеттой.
– Спасибо.
– В конце концов, она слишком кокетничала.
– Вот-вот.
– Ох, скажи мне, кто твой друг, и я скажу какие у тебя комплексы.
– Это вы о чём?
– О Нанде, сестре. Почему-то она находила удовольствие в общении с такими людьми, хотя...
– А как вы думаете,... я бы ей понравился?
– Даже не сомневайтесь. Вопрос скорее в том, понравилась ли бы она вам.
– Ну,... вы говорили, что она красавица и всё такое...
– Разве Антуанетта дурна собой?
– Я как-то даже не понял.
– Однажды я спросила у Миранды, почему она неразлучна с Антуанеттой. Ответ был потрясающим! Оказывается, в присутствии Антуанетты её собственная красота не так заметна, зато её ум превосходно оттенён. Подруга была для неё чем-то вроде живого щита от пошлых ухажеров и фильтром для ценителей переполнявших её духовных богатств! Пирс просто служил необходимым аксессуаром: при красивой девушке должен быть красивый юноша. Как ридикюль в театре. Пусть в него даже нечего положить... А знаете, как она повела бы себя с вами?