Буревестник
Шрифт:
– Дать мне нечего,... но могу раскрыть смысл шекспировской "Бури".
– Это не то, что мне нужно. Я хочу твой пистолет.
– Зачем?
– Ты не знаешь, зачем пистолеты?
– ... Поди сюда, присядь со мной. Знаю, от меня перегаром несёт, но ты уж потерпи.
Я сделал, как он просил.
–
– Да.
– Всё дело в Калибане. Он - взрывной элемент. Пока хоть одна душа на свете верит в его существование, мы все живём под угрозой войны, и она неизбежна...
– Что ж, вот я - такая душа. Я не только верю в Калибана, а знаю его имя. Я объявил ему войну, и я убью его, поможешь ты мне или нет. Итак, фургон в обмен на ствол.
Он приложил ладони к вискам.
– Прекрасное желание! Священная мечта! Одна из лучших грёз любого истинного человека!
– Только исполнять её НЕ НАДО!
– Не надо мне читать мораль. Меняемся или нет?
Молчит, но не отказывает. Тут к нам поднимается Мэриан, спрашивает:
– Вы всё решили?
– Мэриан! Крошка! Где твои волосы?
– Обстригла в знак скорби. Опять.
– Ты знаешь, что задумал твой дружок?
– Да. Эта наше общее дело. Я даже первая о нём заговорила.
Тут Мориарти пришёл в соответствие со своим славным именем; исчезли пьяный шут и книжный проповедник, возник администратор:
– ... Скольких вы хотите оприходовать?
– Одного, - сказала Мэриан.
– Что он сделал?
– Смертельно оскорбил женщину, - ответил я.
– Кто по профессии?
– Типа художник. Живёт в столице, в Хэмпстеде.
– Часто общались?
– Ни разу.
– Есть общие знакомые?
– Скорее, общие враги.
– Хорошо. Оружие я дам и, если скроетесь с поляны, помогу залечь на дно. Но, кроме фургона, мне нужно обещание, что вы выйдете на дело не раньше, чем через месяц.
– Целый грёбаный месяц!?
– взвился я.
–
– Ты надеешься, что у меня перегорит!? Мне, мать твою, не сорок пять! Месяц так месяц! Обещаю!
– Обещаю, - повторяет Мэриан.
Бандит достал из-под подушки пистолет, Вальтер с глушителем. Я отдал за него автомобильный ключ.
Тот март стал для меня самой безумной порой в жизни. Единственное желание - приехать в Лондон, найти студию Вестона, найти в ней его и вогнать ему пулу в башку. Оно нарастало с каждым часом, а их было семьсот сорок четыре. Во мне разыгралось такое торнадо, что рядом с ним не встала бы никакая калибанова ярость.
Я сразу начал думать, думать, куда же сбрасывать на время бешеную ненависть и устроил себе обсессивно-компульсивную терапию.
Всю коллекцию бабочек, даже картины с ними я продал через газету и купил на эти деньги боксёрский инвентарь. Каждый вечер, как темнело, я сначала бегал по дороге, потом в мирандином подвале час, а то и больше молотил по груше, повторяя в мыслях описание проклятой бородатой горбоносой морды. Останавливала не усталость, а боль в руках и спине. Ноги гудели уже после пробежки. В холодной ванне я думал, что горячая не так мучительна, в горячей - что лучше холодная, так что принимал их строго по очереди. Затем заставлял себя что-нибудь съесть или выпить, обычно молочное, чисто чтоб ночью голод не тревожил.
Поскольку снотворное моё было экстремальным, с разными побочками, мне приходилось ещё час читать. Календарь такой:
Понедельник - Шекспир (это наше всё, но тогда мне особенно нравилась "Зимняя сказка");
Вторник - Камю (лучше всего сам автор - парень из низов, безотцовщина - а стал общепризнанным нобелевским писателем, и человека описал как раз таким, каким он стал сейчас - пришибленным, обнулённым, вроде зомби, но в сознании, одушевлённым, только это уже какая-то другая душа. Не знаю, как точно объяснить... Во-первых, плохо, что у Постороннего есть фамилия, но нет имени. Лучше бы наоборот. Через фамилию мы связаны с общественной системой, семьёй, законами, бюрократией и всем прочим, а этот человек лишь подчиняется давлению системы, но не имеет с ней ничего общего. У него должно быть только самое простое имя типа Джон или Джек. И если бы я экранизировал его историю, я нипочём не позвал бы итальянского красавчика Мастрояни (нет, вообще он нормальный артист), я вообще бы обошёлся без исполнителя главной роли, её играла бы сама камера, вы понимаете? Всё, что там происходит, виделось бы со стороны, глазами Джека Мерсо, а он буквально и действительно был по другую сторону людей и событий, чуждый и незримый. Но это, наверное, слишком страшно...);
Среда - Олдингтон ("Смерть героя" - тут всё понятно. Нормальный парень попадает в адское болото богемы. Мэтры живописи, критик, дамочки с передовыми взглядами промывают ему мозги и выдавливают сердце до такого маразма, что он рад войне);
Четверг - Гёте (идёт хуже всего, но в итоге вот что вырисовывается. Где затевается какое громкое дело: познание сути вещей, жизнь на всю катушку, чудотворство - там обязательно нужно безвинно замучить любящую девушку. А где заключается законный мещанский брак для строгания детей и накопления деньжат на тряпки и прокорм, там должен застрелиться влюблённый парень. Умный немец помнит, что всему в людском мире есть цена);