Буря мечей. Пир стервятников
Шрифт:
— Меч свой хочет назад, — сказал кто-то.
— А я хочу, чтоб Серсея Ланнистер мне пососала — и что с того?
— Джейме нарек его Верным Клятве. Пожалуйста. — Но голоса не слушали, а Кларенс Крэб наскочил на нее и снес ей голову. Бриенна полетела вниз, в совсем уж кромешную тьму.
Ей мерещилось, будто она лежит в лодке, головой на чьих-то коленях. Какие-то тени в кольчугах и капюшонах ворочали обвязанными веслами, переправляясь через окутанную туманом реку. Бриенна вся горела и обливалась потом, но при этом ее еще и знобило. В тумане мелькали лица. Красотка,
Потом она очнулась, и Джейна поднесла ей миску с горячим луковым супом. Бриенна начала жадно пить, подавилась куском морковки. Кашель разрывал грудь.
— Осторожней, — сказала девушка.
— Джендри, — простонала Бриенна. — Мне надо поговорить с Джендри.
— Он от реки повернул обратно. Джендри должен работать в кузнице, охранять Иву и малышей.
Нелегкая задача, подумала Бриенна и снова закашлялась.
— Да пусть ее. Сбережет нам веревку. — Один из теневых людей в ржавой кольчуге отстранил Джейну. На его кожаном с заклепками поясе висели длинный меч и кинжал. Мокрый запачканный желтый плащ точно прилип к плечам, а еще выше торчала стальная собачья голова с оскаленными зубами.
— Нет, — выдохнула Бриенна. — Ты мертв. Я убила тебя.
— Все наоборот, — засмеялся Пес. — Это я тебя скоро убью. Прямо сейчас убил бы, да миледи хочет видеть, как тебя вздернут.
Вздернут… Бриенна в страхе перевела взгляд на Джейну. Эта девушка совсем еще молода, она не успела ожесточиться.
— Хлеб и соль. Септон Мерибальд накормил детей, и мы с твоей сестрой преломили хлеб…
— Гостеприимство мало что значит с тех пор, как миледи вернулась со свадьбы. Те, что висят у реки, тоже почитали себя гостями.
— Мы рассудили иначе, — подхватил Пес. — Предложили им сучья вместо постелей.
— Деревьев у нас на всех хватит, — заверил другой, одноглазый, в ржавом полушлеме.
Когда пришло время ехать дальше, на лицо Бриенне надвинули кожаный колпак без глазных дыр, лишивший ее зрения, а частично и слуха. Луковый вкус во рту был нехорош, как уготовленное ей будущее. Она думала о Джейме, о Сансе, об оставшемся на Тарте отце и радовалась, что колпак прячет от всех ее слезы. Разбойники иногда переговаривались, но она не различала слов. Вскоре усталость и ровный шаг лошади усыпили ее.
Теперь ей приснилось, что она снова дома, в Вечернем Замке. За высокими окнами чертога ее лорда-отца садилось солнце. Спокойная, безопасная жизнь.
Ее шелковое платье, наполовину розовое, наполовину лазурное, было расшито золотыми солнцами и серебряными полумесяцами. Любой другой девушке оно шло бы, но только не ей. Бриенна, двенадцатилетняя нескладеха, дожидалась молодого рыцаря, которого отец предназначил ей в женихи. Он, на шесть лет ее старше, обещал стать прославленным воином. Встреча страшила ее. Грудь у нее была слишком маленькая, руки и ноги слишком большие. Волосы топорщились, на носу вскочил прыщик. «Он подарит тебе розу», — пообещал отец, но что толку в розе, роза ее не спасет. Меч, вот что ей нужно. Верный Клятве.
Двери отворились, и вошел ее нареченный. Она хотела приветствовать его, как ее учили, но вместо слов изо рта полилась кровь: за время долгого ожидания она откусила себе язык. Она выплюнула его под ноги юному рыцарю, и тот молвил с насмешливым отвращением: «Бриенна Красотка. Коровы, и те красивее бывают». Он швырнул розу ей в лицо и пошел прочь, а грифоны на его плаще заколебались и превратились в львов. Джейме! — хотела крикнуть она. Джейме, вернись ко мне! Но ее окровавленный язык лежал на полу вместе с розой.
Она проснулась, глотая воздух, и долго не могла понять, где находится.
Кругом пахло сырой землей, червями и плесенью. Она лежала на топчане под грудой овчин. Над головой навис каменный свод, в стенах торчали корни растений. Свет давала только сальная свеча, сильно оплывшая.
Бриенна откинула овчины в сторону. С нее сняли доспехи и переодели ее в бурую шерстяную рубаху, ветхую, но хорошо выстиранную. К сломанной руке прибинтовали лубок. Щеку, челюсть и ухо намазали чем-то густым и влажным, а потом тоже забинтовали. Кусака…
Бриенна поднялась. Ноги были слабые, голова легкая.
— Есть тут кто-нибудь?
В земляной, еле видной при свече нише что-то зашевелилось. Оборванный старик, спавший там, сел и протер глаза.
— Хорошо, что разбудили, леди Бриенна. Очень уж страшный сон привиделся.
Не ей одной, стало быть.
— Что это за место? Темница?
— Пещера. Мы, как крысы, забиваемся в норы, когда собаки нас ищут, а собак с каждым днем все больше. — На нем висели остатки какой-то мантии, розовой с белым, длинные седые волосы перепутались, лицо поросло щетиной. — Есть хотите? Что скажете насчет чашки молока с хлебом и медом?
— Мне нужна моя одежда. И меч. — Она чувствовала себя голой без кольчуги и клинка на боку. — Покажи мне, как выйти отсюда. — Пол под ногами был земляной, с вкраплениями камней. Голова оставалась все такой же легкой, будто чужой. Свеча бросала странные тени. Духи убитых ждут моего внимания. Повсюду виднелись проемы и трещины, но как знать, какие ходы ведут наружу, какие вглубь, какие и вовсе в тупик. В каждом черным-черно, куда ни взгляни.
— Можно пощупать ваш лоб, миледи? — Рука у тюремщика была грубая и мозолистая, но на удивление нежная. — Ну вот, лихорадка прошла, — распевно, как говорят в Вольных Городах, объявил он. — Вчера вы просто огнем горели. Джейна уж боялась, что мы потеряем вас.
— Джейна? Высокая такая?
— Да, она высокая, хотя и пониже вас будет. За то и прозывается Длинной Джейной. Это она наложила вам лубок, не хуже иного мейстера. С лицом тоже сделала что могла, промыла раны кипяченым элем, чтобы пресечь заразу. Человеческие укусы — скверная штука, от них вас и лихорадило. — Старик потрогал повязку у нее на лице. — Кое-что пришлось срезать. Боюсь, вы потеряете свою красоту.
Было бы что терять.
— У меня останутся шрамы?