Буря на Волге
Шрифт:
— К вам, Иван Яковлич! — доложила прислуга. — Молодой человек, приехавши на тройке.
Пристав, немножко смущенный таким ранним визитом, встретил Стрижова подозрительным взглядом.
— Что вам угодно, молодой человек? — произнес он, оглядев с ног до головы вошедшего.
Андрей Петрович немножко смутился, но скоро выправился и промолвил:
— Ваше благородие, — тихо начал он, — извините за такое раннее беспокойство... Приехал я к вам, ваше благородие, по делу печально и, можно сказать, трагически погибшего моего родного дядюшки Пронина.
Стрижов низко поклонился.
— Очень и очень рад вас встретить... —
— Благодарю вас, ваше благородие, за оказанную заботу, — Стрижов тоже поклонился. — Ваше благородие! Может быть, вам желательно прокатиться в дядюшкино гнездышко? Прошу не отказать в любезности. Тройка у крыльца, а погодка чудная...
— От души рад составить компанию, только вот что, молодой человек, придется версты три дать крюку. У меня сегодня намечены делишки на одном заводе...
— Что ж, я готов хоть куда...
— Ульяна! — крикнул пристав. — Подай-ка что-нибудь потеплее одеть!
— Что ж вам, Иван Яковлевич? Может быть, медвежий тулуп?
— Нет. Что ты, тяжел. Подай-ка там шубу с бобром! — пристав снял со стены шашку, револьвер и начал все пристегивать. — Время, брат, такое... Все таскать приходится, неспокойное время... Буря после пятого совсем было стихла, а в двенадцатом опять колыхнулась, правда, далеко, в Сибири, но однако ж и здесь, на Волге, отдалась... Мужик, брат, неспокоен... Ты, чай, и сам видишь пожары, когда едешь ночью по Волге. Это все отрубщиков подпаливают... А кто занимается этим делом, ты понимаешь. Пусть бы такие галахи, пропойцы... А то ведь самые настоящие деревенские мужики, старики, старухи. Прямо беда, брат, Дышать нечем, весь народ развинтился... Сколько за этот год сослали в Сибирь, я уж совсем и со счету сбился. А вот совсем недавно, как раз в тот день, когда с вашим дядюшкой произошел несчастный случай, у помещика Серпуховского всех охранников побили и весь хлеб разграбили. Ну, ладно, хватит, об этом и в будни наговоримся, а сегодня у меня большой праздник... А как у вас, на баржах, на пароходах?
— Все так же, приходится крепче держать..
— Так-так, правильно, а теперь поехали.
Ямщик уже был на козлах и распутывал вожжи. Пристав ввалился в сани, рядом сел Стрижов.
Тройка катила мелкой рысцой. Свежий воздух, колокольчики под дугой — все это создавало приятную обстановку для дружеской беседы. Пристав заговорил прямо в лицо Стрижову:
– Неважно обстоит дело и на заводе. Вот у меня под самым носом завелась гадина... Мутит и мутит рабочих. Ты понимаешь, осенью на четверо суток остановили завод... Теперь уж поставил своего человечка, а результатов пока никаких, не могу изловить главного закоперщика. — Неожиданно громко пристав продолжал: — Значит того, Петрович, выпьем по чепарухе! Эх, и спиртик там выделывают, как божья слезинка! Управляющий — мой друг, свой человек.
Тройка быстро обогнала обоз, везший на завод мерзлую картошку, и влетела на заводской двор. Пристава встретил управляющий.
— Здравия желаем вашему благородию!
— Здравствуй, Сысойкин! — пожимая руку управляющему, крикнул пристав.
Управляющий с любопытством посмотрел на Стрижова.
— Очень рад, очень рад видеть вас, ваше благородие! Давненько не заглядывали! Заходите, откушайте по стаканчику последнего выпуска... С морозца-то очень приятно...
— А на закуску? — осведомился пристав.
— Не извольте беспокоиться, найдем: грибочки какие угодно, из собственного лесу.
— Что ж, Петрович, идем?
Когда пошли к Сысойкину, стол уже был накрыт. Несмотря на филипповки, на столе лежала добрая половина свиного окорока, приятно щекотал в носу острый запах жаркого.
на тарелках, расставленных на столе, громоздились грибы и грибочки.
— Видал! — крикнул пристав, ткнув в бок Стрижова.
— Вам как? Может быть, совсем чистенького? — спросил Сысойкин, наливая стаканы.
— Нет, что ты, что ты, — улыбался пристав, поднимая пучки густых бровей. И старательно отрезая порядочный ломоть ветчины, приговаривал: — Ну-ка, мы вот этих попробуем грибков из собственного лесу. — И все толкал локтем Стрижова. — Следуй, брат, следуй...
Сысойкин налил себе слабенького.
— Ваше здоровьице!..
— Кушайте во здравие! — пристав потянул к себе тарелку самых мелких грибков.
— По казенной части изволите служить? — обратился Сысойкин к Стрижову.
Тот не успел еще рот открыть, а проворный пристав ответил:
— Сам хозяин! Вправе нанимать и прогонять служащих.
— Вот как... — протянул управляющий.
— Да вот, знаете, — начал деликатно Стрижов, — занимаюсь перевозкой грузов на собственных баржах и своими пароходами.
— Как! — воскликнул управляющий. — Правда? Ах ты, батенька, да как это вас бог принес?..
— Мне скажи спасибо, мне! — вставил пристав.
— А я, знаете, завтра собрался ехать — договора заключать на поставку заводских грузов. Мне необходимо перебросить большой груз овса и ячменя из Слудки да пшеницы из Самарской губернии.
— Из Самары я могу, а что из Слудки — невозможно, посудины по Вятке не пройдут.
— Ну как на заводе? — спросил пристав.
— Пока спокойно, не знаю, что будет дальше.
— Ничего, — успокаивал пристав. — Скоро всех выдергаем да отправим...
— Спасибо, ваше благородие! Налью еще?
— Как, Петрович? Пропустим еще по единой?
— Да, пожалуй, — согласился Стрижов.
После всех разговоров и угощений управляющий написал договор на перевозку грузов. А пристав сходил повидать своего негласного осведомителя. Вернулся он в веселом настроении — от удачных ли сведений, или от «божьей слезинки» с плотной закуской...