Буря ведьмы
Шрифт:
Теперь оба быстро спускались, проклиная скользкие шлепанцы, не раз подводившие их на осклизлых каменных ступенях. Братьев властно манил красноватый горящий свет.
Они миновали вторые двери, которые всегда стояли открытыми, и спешили все ниже и ниже. Огонь раздражал и привлекал их. Майкоф облизнул губы — голод разгорался в его животе, как пожар.
К тому времени, как братья добрались до низа, они уже бежали, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. На самом последнем этаже Кровавой Пики стояла неглубокая лужица черной воды, маслянисто отражавшая далекие огни сверху.
И,
Здесь пол был уже не каменным — а, как и во всякой келье, сделанным из земли или, вернее сказать, из грязи. За минувшие столетия башня давно осела, и теперь подземные воды реки подмывали ее изнутри.
Первым добрался до комнаты Райман и немедленно провалился по лодыжки прямо в жидкую грязь. Чтобы сделать очередной шаг, ему приходилось с силой вытаскивать ноги из грязи, и каждый его шаг к цели сопровождал отвратительный всхлип. Он уже оставил в грязи оба шлепанца, но даже не обратил на это внимания. Шлепанцы без труда можно купить новые, зато за ним уже близко чавкал грязью брат.
Взгляды обоих были прикованы к предмету, находившемуся на середине кельи, и тоже уже наполовину утопленному в грязи.
Объектом их стремлений была некая обнаженная фигура, скорчившаяся посередине кельи. Ее мощное тело казалось переплетением мускулов, отлитых примитивным художником, грубым подобием человеческого тела. Крючковатый нос нависал над жирными губами, маленькие глазки похоронены глубоко подо лбом, а прямо перед животом урода находился черный эбонитовый шар, наполненный воспоминаниями утопленного в крови Рашемона... Черты скульптуры блестели отраженным светом кровавого огня, исходившего от шара.
Пять зим назад близнецам была дарована эта радость как награда за то, что они отдали свои сердца Темному Лорду.
Майкоф и Райман упали на колени в грязь и стали рвать на себе дорогие одежды. Их столь одинаковые лица исказил восторг жестокого экстаза и кровожадного наслаждения.
И они преклонились перед своим богом, утопив лица в грязи и тем самым еще раз доказали свою преданность Лорду Торврену — последнему из злых карликов, бравшему Рашемон.
Эррил уложил последние ножи для выступления в чехлы и сел неподалеку от затененного входа в сарай, куда ушли Елена и Мишель. Последняя решительно отстранила Эррила от более подробного осмотра девушки, и Эррил, видя, что она, кажется, понимает в происшедшем куда больше, чем он, неохотно подчинился.
Вокруг него все остальные обсуждали события дня. Цирк закрылся, артисты паковали вещи, Мерик кормил своих воробьев, а Могвид подметал кусок площади. Крал, ворча, скатывал занавес и убирал его в повозку. Вечернее небо готово было пролиться дождем, и приходилось спешить. Оставалась неразобранной лишь деревянная сцена, поскольку сложить ее было делом непростым и небыстрым.
Оставлять сцену на ночь стоило дополнительных расходов, но Эррил пошел на это, поскольку в плату таким образом включалась возможность хранения фургона
Все были заняты делом. Сам Эррил медленно точил кинжалы, но внимание его было поглощено совсем иным. Он не сводил глаз с Елены и Мишель, смутно видневшихся в проеме двери сарая. Заявив, что девочку околдовали, женщина отказалась давать еще какие-либо пояснения до тех пор, пока не поговорит с Еленой о странном ребенке и не осмотрит ее с головы до ног.
Эррил сидел, а вечер становился все темней, и по берегам реки стал скапливаться густой туман. Воин отложил точило, попробовал лезвие ногтем и остался им доволен. После звучания железа о камень он услышал теперь и другие звуки.
— Это отсюда появился ребенок? — донесся до него голос Мишель. — Из этих дверей?
Елена кивнула.
— Я думала, что это просто потерявшийся малыш.
Эррил протер лезвия смоченной в масле тряпицей и убрал нож в деревянную коробку, где уже лежало шесть его братьев. Рукояти их стерлись и потускнели от частого использования, но все лезвия сверкали, как новенькие. Эррил знал толк в хорошем оружии и понимал его цену.
Наконец, Мишель появилась в дверях сарая, и Эррил поднял голову.
— Потерявшийся мальчик, ну, прямо, как она сама!
— Как кто? — удивилась Елена.
Но Мишель ничего не ответила, а только осмотрела площадь, по-птичьи склонив голову набок, словно слышала то, что доступно ей одной.
Заинтригованный и охваченный подозрениями, Эррил поднялся и подошел ближе.
— Я подслушал ваши слова, — обратился он к Мишель. — Вы действительно, кого-то подозреваете в этом странном случае с Еленой?
Но Мишель лишь глазами приказала ему молчать.
— И что вы имели в виду, заявив, что ее околдовали? — не сдавался Эррил.
Но Мишель и во второй раз смолчала, слегка качнув головой.
— Неужели вы...
И только тогда она повернула голову и заговорила с Эррилом медленно, как с неразумным дитятей.
— Околдована... Это значит, какая-то ведьма наложила на нее свои чары.
Напряжение между говорящими росло, как густеющий с каждой секундой туман.
— Но я думала, что единственная ведьма — это я... — подала голос Елена.
Мишель усмехнулась.
— Кто тебе это сказал?
Елена покосилась на Эррила.
— Ну, кажется, я появилась вовремя, — вздохнула Мишель, поднимая глаза к небу, и снова тяжело вздохнула. — Ты, девочка, единственная ведьма крови. Но те женщины, что имеют сильную магию элементалов, тоже называют себя ведьмами. Есть морские ведьмы, лесные, водяные... И, я думаю, эта одна из таких и опутала тебя.
— Но кто?
— Есть у меня подозрение, но сначала надо все разузнать получше.
Теперь к говорящим подошли и Мерик с Фардайлом. Они, вероятно, тоже слышали последние слова Мишель. Волк потянулся носом к ее руке.