Буря ведьмы
Шрифт:
Они свернули за угол и оказались в огромном зале, значительно превышавшем Большую Бальную залу Эдифайса. И даже после двадцати зим, проведенных в Братстве, Морис вздрогнул при виде открывшейся ему картины.
Стены резного камня расходились вверх, как крылья гигантской птицы. В потолок были вкраплены тысячи кристаллов, размером начиная с птичьего глаза и заканчивая кулаком огра. Их грани отражали огни многочисленных факелов, и потолок над головой казался каким-то подземным небом.
Оба брата дотронулись до звездочек и на мгновение остановились у входа. Зрелищем, еще более впечатляющим, чем потолок, были корни, которые сбегали из дальнего конца зала
Здесь хранились последние остатки энергии Чи.
По стенам зала стояли еще несколько членов их таинственного ордена, склонив голову в безмолвном общении с деревом. Кое у кого руки были подняты к магическим кристаллам — они просили пророческих видений.
Эта секта, будучи старше самого Братства, была создана, когда Чи еще одарял всех магов страны своей силой, а маги еще не отказывались от своих обязанностей. Члены секты занимались тем, что открывали пути будущего через пророческие видения. Еще давным-давно они предсказали и уход Чи из этой страны, и страшное иго гульготалов. Они старались предупредить всех магов, но их слова были сочтены богохульством. Правда, кто-то и в самой секте не верил, что дух Чи вообще может их оставить, и тогда пророки были объявлены еретиками и исключены из Ордена. Позже их и вовсе выслали с берегов Алоа Глен.
Тяжелую правду всегда нелегко принять.
Но и этот раскол предвидели некоторые члены секты, которые не подчинились решению Ордена и скрылись в многочисленных скрытых помещениях Эдифайса. Долгие столетия они работали в тайне и, когда с помощью Братства, а когда и вопреки ему, готовили грядущий рассвет.
Секта хайфаев не прекращала великих трудов ни на минуту.
Морис убрал пальцы от звездочки и вошел в зал. Давным-давно один из главнейших членов секты, маг по имени Грешюм, говорил о видении, в котором предсказывалось создание Кровавого Дневника. А потом он и жизнью своей пожертвовал ради его создания, пролив кровь во имя исполнения видения. Можно ли было предложить больше?
Морис подошел к ближайшему корню и, преклонив колена, заговорил о том видении, которое было ему этой ночью. Когда снова начнет двигаться Рагнарк, тогда кровь дракона отметит начало великой битвы за Алоа Глен.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ШАДОУБРУК
14
Елена устала стоять, не вздрагивая, когда мимо нее пролетали ножи. Вот еще два лезвия, блеснувшие в солнечных лучах алмазом, сверкнули над зрителями. Их бросал Эррил, стоявший с завязанными глазами на дальнем конце городской площади. И хотя девушка знала, что сквозь искусно наложенную повязку он все равно все отлично видит, она каждый раз непроизвольно задерживала дыхание и вздрагивала, когда нож проносился мимо.
Неподалеку послышался голос одного из зрителей:
— Мальчишка, видать, совсем тронутый! Стоит тут, как корова, и ждет, пока какой-нибудь нож не попадет ему в башку!
— Да кто еще более тронутый! — согласился его сосед. — Сын или отец? Представь-ка, кидать ножами в собственного ребенка!
— Но все уже кончилось.
— Сладчайшая Матерь... благодарю...
Два ножа вонзились в дубовую дверь за спиной Елены по обе стороны головы, причем один, едва не задев ухо. Она облегченно вздохнула и, сделав шаг вперед, поклонилась публике. Капля пота от жары и страха звонко шлепнула о камни мостовой. Потом девушка выпрямилась,
Последние три луны все они путешествовали от деревни к деревне, изображая маленький передвижной цирк. Но сегодня остановка была сделана в городе, причем, раза в два более крупном, чем ее родной Винтерфелл. В столь населенное место они рискнули зайти впервые. Город Шадоубрук, названный так по имени протекавшей рядом реки, был одним из трех самых крупных городов равнин Стендая, стоявший на одной из трех самых крупных его рек. Грузовые суда заполняли порт Шадоубрука, а на них в изобилии высились горы местной продукции: тюки крученого табачного листа, бушели пшеницы, растущей лишь здесь, ароматические масла из трав, также произраставших только на равнинах, и многое другое. Товары вывозились к морскому побережью, где менялись на орудия труда и дары моря. И в этот коммерческий центр равнин стекалось большинство богатых людей края — так что Эррил надеялся заработать достаточно, чтобы купить билеты на любое судно, идущее к морю.
И решение его вполне себя оправдывало. Последние четыре дня представления шли, как нельзя более удачно.
Раздался гром аплодисментов, вознаграждающих представление Елены и Эррила. Рядом, у подножья наспех сколоченной небольшой сцены сидел Могвид, одетый в красно-зеленый костюм охотника, с Фардайлом у ног. Несколько детишек уже в ужасе пялились на огромного волка, и в их перешептываниях явственно читался захватывающий душу восторг. Могвид с дрессированным волком всегда имел неизменный успех и оплачивался даже более щедро, чем рискованный номер «отца и сына».
Откланявшись, Елена отошла в сторону, осторожно коснувшись стриженых волос, выкрашенных в черный цвет, дабы добиться большего сходства с «отцом». Несколько девушек, мало заинтересованных волком, уже достаточно откровенно смотрели на стройного артиста. Их быстрые взгляды и летучие фразы говорили о том, что появление в городе нового циркового мальчика имело успех. Елена вздохнула — она уже давно устала от этого маскарада.
Однако обман до сих пор помогал им перемещаться по стране вполне удачно и безопасно.
Широкие просторы Стендая бороздили сотни бродячих цирков, зарабатывая свои скудные гроши тяжелой работой. Когда приходила зима и поток медяков почти иссякал, исчезали и цирки, но пока на летней жаре равнины так и были расцвечены бесконечными фургончиками и артистами всех мастей. Затеряться среди них не составляло никакого труда.
Иногда их труппа сталкивалась с небольшими вооруженными отрядами гульготалов, патрулирующих равнины, и все понимали, кого те ищут. Однажды они встретились даже с целым батальоном вооруженных псов, но ни один из них и внимания не обратил на жалкую повозку бродячих артистов. Наоборот, капитан батальона даже дал им серебряную монету за то, чтобы они сообщили ему, если по дороге им встретится рыжая девка. Словом, маскарад отлично выполнял свою службу.
Шло время, ужасы, пережитые в лесу и лугах, забылись, оставив лишь слезы да светлую тоску по маленькой нюмфае. Они по-прежнему в память о погибшем друге возили с собой ее лютню и относились к ней бережно, словно к живому существу. И, как ни странно, именно Мерик, настоял на том, чтобы лютню хранили и берегли.
— Мы когда-то были врагами, — пояснил он. — Но еще раньше наши народы трудились на благо страны вместе. И я буду рад вернуть эту лютню эльфам как знак красоты и благородства нюмфай. Может быть, так они останутся жить хотя бы в музыке.