Буря Жнеца
Шрифт:
– Да, особенно если учесть, какой тут маленький дом.
– Пусть Бутыл сначала все разнюхает.
– Да. Маг, ты слышал?
– Что? Извините. Думаю, я задремал.
Геслер сверкнул глазами на Скрипача: – От этого типа зависят наши жизни? Помогай нам Худ.
Приказ прошел по неровному ряду пригнувшихся солдат. Заря начала высветлять воздух, когда Геслер, Бутыл – и Корабб Бхилан Зену’алас сразу за ними – повели соединенные взводы вдоль дороги. Шаркая ногами, чтобы оставить следы – не слишком, но все же заметные – они пробирались к скромному фермерскому дому.
Скрипач и Каракатица следили за ними, пока отряд не ушел на приличное расстояние от места, выбранного для ловушки. Здесь
Нужно четыре долбашки. Два вместе, затем еще одна и, наконец, последняя.
Каракатица – лицо его покрылось потом, ведь сапер тащил на плече заряды и колья – был странно молчалив. Скрипач послал его отмерять расстояния, вбивая палки в местах, которые он указывал. После этого Каракатице пришлось копать ямы в плотной земле, там, где были вбиты колья. Мелкие ямы.
Сапер, верящий в удачу Опоннов, мог бы удовольствоваться этим, мог бы молить переменчивых Близнецов, чтобы копыто хоть одного вражеского коня задело одну из прикопанных долбашек. Но не так работает «барабан». Ему нужна лишь вибрация. Оболочки долбашек следует специально истончить в одном месте; против этого места устанавливается достаточно острый камень, при сотрясении почвы способный пробить глину. Настоящая трудность, как хорошо знали Скрипач и Еж, в том, чтобы соскрести глину с бока снаряда, оставив слой толщиной с яичную скорлупу, но при этом не украсив верхушки самых высоких деревьев собственной кровью и гирляндами кишок.
Едва Каракатица закончил первую ямку, Скрипач подошел к нему с долбашкой в руках. Бережно опустил снаряд на землю, немного поработал ножом над ямой – и вернулся к долбашке, которая расположена дальше всех от дороги, но должна взорваться первой. От нее детонируют две другие, в середине вражеской колонны, и одна позади – на тот случай, если колонна окажется особо длинной.
Опустив снаряд в ямку, он растянулся на животе – и начал скрести глину.
Солнце встало; хотя воздух еще не прогрелся, пот ручьями тек по лицу Скрипача, скалывавшего тончайшие слои искусно сделанного кувшина. Ему хотелось, чтобы свет падал прямо на бок, над которым он трудился: тогда он мог бы работать, ожидая, когда станет слабо различим желтый воспламеняющийся порошок и гранулы железа. Но такой удачи не выпало – повсюду лежали тени.
Наконец он поскреб ножом по глине в последний раз и осторожно отвел лезвие. Нашел острый камень, положил около истонченной скорлупы снаряда острием кверху. Медленно, затаив дыхание, разжал руку. Открыл глаза. Изучил свое творение.
Еще несколько глубоких вздохов, чтобы успокоить нервы – и он начал засыпать яму, зачерпывая землю ладонями. Затем рассыпал над вскопанным местом лесной мусор.
Скрипач на животе отполз от ямы, добрался до края тропы, где лежали остальные долбашки. Подняв голову, он заметил Каракатицу – тот обнял себя руками и выглядел так, будто только что обмочился. «Да, этот знает, почему саперы относятся к вымирающим видам…» Сержант не спеша двинулся к следующей яме. В этот раз не так тонко… но достаточно тонко. Казалось, вторая долбашка меньше весит – именно это и делает каждый следующий шаг опаснее предыдущего – так просто стать беззаботным, ошибиться, ощутив облегчение от хорошо выполненной работы… ну, он же все знает и все умеет, не так ли?
Сапер заскрипел зубами. Подойдя ко второй яме, осторожно встал на колени. Положил долбашку, потянулся за ножом.
Каракатица действительно готов был обмочить штаны. Не от близости смерти – к этому он давно привык, с привычкой
Последний великий малазанский сапер. Никто ему и в подметки не годится. Вообразите, скоблит оболочку долбашек. Ножиком. До толщины яичной скорлупы. Каракатица следил, с трудом различая подробности на таком расстоянии, как Скрипач обрабатывает первый, самый опасный снаряд. И молился всем богам, о которых мог вспомнить, и даже тем, чьих имен вообще не знал; молился духам и привидениям всех саперов, живых и мертвых – вымаливал благословение этому мастеру своего дела. Молился, чтобы человек, которым он искренне восхищается, не сделал… не сделал чего?
«Не подвел меня».
Как трусливо. Он и сам все понимал. Он твердил себе это в каждом промежутке между выдохами молитв. Он пытался остановить распад веры.
Скрипач уже стоит у второй ямы, повторяя фокус. «А представить Скрипа с Ежом. Как, должно быть, они работали сообща! Боги, Сжигатели должны были наводить священный ужас!» Но теперь… Скрипач остался один, сам Каракатица не похож даже на тень знаменитого Ежа. Всему настает конец. Но пока жив Скрипач… что же… черт побери всех, есть за что держаться. Вот эта стрела в левом плече… он видел, как она подлетает, но ведь не наклонился, чтобы точно ее поймать… правда ведь? Со стороны могло так показаться. Вполне могло. Да разве он имел время подумать во всем этом беспорядке? Кто он, сверхчеловек? Нет…
Отпрянув от второй установленной мины, Скрипач поглядел на Каракатицу. Лицо его было бледным как у мертвеца. «Ну, если еще подумать, ему вовсе не нужен помощник. Не нужен, да?»
Скрипач махнул рукой, показывая: «Уходи, возвращайся к взводам!»
Каракатица мотнул головой.
Пожав плечами – нет времени спорить, если Карак затаил желание умереть, для Скрипача это не стало бы сюрпризом – сапер поднялся на ноги, направившись за третьей долбашкой. Даже осторожные шаги сейчас рискованны. Он едва шевелил ногами, пробираясь вдоль края дороги. Есть много суеверий относительно того, куда класть припасы во время работы. Еж предпочитал постоянно перетаскивать их за собой… но Скрипач думал: чем меньше касаешься этих треклятых штучек, тем лучше. Не все ли равно, долбабахнут они сзади или спереди, не так ли?
Дойдя до места, он поглядел вниз, на два последних снаряда. Еще одно суеверие. С какого начать? Того, на которую падает тень груди, сердца, или того, что напротив головы? Идти затем к яме лицом или пятиться задом? Дыханье Худа! Как будто Еж стал злым духом и угнездился у него в черепе. Хватит суеверий! Скрипач согнулся, взял в руки долбашку.
Ту, что напротив сердца.
Действительно ли он сделал случайный выбор? Когда дело доходит до точности, не найти фанатиков хуже Морантов. Каждый глиняный сосуд – предел совершенства. Никаких вариаций. Если бы все были разными, сапер превратился бы в простого метателя камней – пусть и взрывающихся камней. Не требуется ни таланта, ни изощренного мастерства.
Скрипач с мучительной четкостью, даруемой божественными откровениями, припомнил свое первое знакомство с морантскими припасами. Северный Генабакис, неделя до похода на Мотт, обернувшегося двойным кошмаром Моттского Леса и болот Черного Пса. Шли слухи о контактах и напряженных переговорах со странным народом, владеющим Облачной Чащей далеко на юге. Говорили, что это народ замкнутый, ужасный, нечеловеческий на вид; что его воины летают на громадных насекомых – четырехкрылых стрекозах – и способны пролить на врага смерть с великих высот.