Буря Жнеца
Шрифт:
– Да, – хрипло ответила Эмрот. – Неожиданно. Так близко от Ледяного Трона.
Они начали спускаться.
– Думаю, – начал вскоре Еж, – нам нужно постоять, обсудить перспективы… э… наши цели.
Т’лан Имасса уставилась на него пустыми пещерами глазниц: – Мы странствовали вместе, дух. Кроме этого, меня с тобой ничего не связывает. Я Сломанная, я Несвязанная, я преклонила колени перед Богом. Моя тропа определена, и я собственной рукой уничтожу всех, кто встанет на пути.
– И как ты намереваешься уничтожить меня? Уточни, пожалуйста. Я ведь дух,
– Я не могу решить эту проблему. Вот почему ты еще жив. А, и еще любопытство. Я думаю, ты замыслил нечто враждебное по отношению к моему повелителю. Возможно, твоя задача – мешать мне. Но, будучи духом, ты ничего не можешь…
– Уверена?
Она не ответила.
Двое оказались в тридцати шагах от края льдов и снова остановились. Имасса повернулась, чтобы получше рассмотреть его.
– Проявление воли, – сказал Еж, улыбнувшись и скрестив руки. – Мне не сразу удалось понять эту фразу и скрытый в ней смысл. Да, я дух. Но явно не обычный дух. Я не развеиваюсь; я даже соорудил себе видимость прочного костяка и плоти. Откуда такая сила? Вот в чем вопрос. Я обгладывал его долгое время. Фактически – с того мига, когда открыл несуществующие глаза и понял, что нахожусь уже не в Коралле. Где-то еще. А потом, когда я нашел… гм… привычную компанию… дело показалось еще более таинственным. – Он помолчал, моргнул. – Не возражаешь, если я продолжу, Эмрот?
– Давай.
Улыбка Ежа стала еще шире. Он кивнул и продолжил: – Сжигатели, Эмрот. Вот как нас звали. Элитное подразделение малазанской армии. Почти целиком уничтоженное под Кораллом. Думаю, это было наше последнее боевое задание. Должно было стать последним.
Но не стало. Некий странник духа из культа Танно дал нам песню, и это была весьма могущественная песня. Сжигатели, Эмрот – то есть мертвые, я не могу сказать за тех, что еще живы – мы, мертвые, возвысились.
Проявление воли, Т’лан Имасса. Догадываюсь, что ты понимаешь смысл этих слов даже лучше меня. Но эта сила не ушла из мира после вашего проклятого Ритуала. Нет. Возможно, вы были лишь прецедентом.
– Ты не стал плотью без души.
– Нет. Я скорее твое отражение. Зеркальное.
– Не чую в тебе никакой силы, – Эмрот едва заметно дернула головой. – Никакой. Ты даже не здесь.
Еж снова улыбнулся – и медленно вытащил из-под плаща долбашку. Поднял ее перед собой. – А она, Эмрот?
– Я не знаю, что это такое.
– Ясно. Но она здесь?
– Нет. Как и ты, это иллюзия.
– Иллюзия – или проявление воли? Моей воли?
– Не вижу ценности в проведении различий, – бросила Имасса.
– Ты не можешь увидеть истину, потому что лишена необходимого сорта зрения. Вы отбросили его в Ритуале. Вы добровольно ослепили себя перед тем, что может вас уничтожить. Возможно, оно уже уничтожает ваш род. Возникли трудности на континенте Ассейл, не так ли? Я смутно помню, как кто-то что-то рассказывал… ладно, не сейчас. Суть в том, Эмрот, что ты не понимаешь меня, потому что не видишь. Не видишь того, что стоит за внешним – за этим телом, лицом, долбашкой…
– И
– Не обязательно. Все зависит от нашей маленькой беседы. Ты сказала, что преклонилась перед богом. Не надо – я уже и сам догадался, перед каким. А теперь ты решила поторговаться. – Еж опустил глаза на долбашку. Весит столько, сколько и положено. Она здесь, та же, что была у статуй Дераготов. Никакой разницы. – Я прошел долгий путь по преисподней Джагутов. Не припоминаю, чтобы я пересекал видимые границы или проходил во врата. Ледник, по которому мы брели неделями – что же, это имеет смысл. Я даже не особенно удивился, когда мы нашли Трон Льда – где же ему еще быть? – Свободной рукой он обвел пространство лесов. – Но это…
– Да, – ответила Т’лан Имасса. – Ты держишься за идею различий. Как и весь твой род. Садки. Как будто они разделены…
– Но они разделены, – настаивал Еж. – Я не маг, но знал одного мага. Очень умелого мага. В его распоряжении было немало садков. Каждый – особый аспект силы. Между ними существуют барьеры. И хаос таится в корнях и промежутках.
– Тогда что же ты видишь здесь, дух?
– Не знаю. Но это не джагутское. Я думаю, это Старший садок, как и джагутский. Что же, выбирать особенно не из чего. Особенно если это твоя цель.
– В этом ты, может быть, ошибся.
– Но ты узнала его.
– Конечно. Это Телланн. Дом.
– Но он здесь, плененный преисподней Джагутов. Как такое возможно?
– Не знаю.
– Если это не твоя цель… тогда скажи, не меняет ли его обнаружение все твои цели.
Голова склонилась набок. – И ответ решает мою участь, дух?
Еж пожал плечами. Долбашка оказалась даже слишком реальной: от тяжести у него заболела рука.
– Ответа у меня нет, – сказала Эмрот. Ежу почудилось сожаление в голосе неупокоенной… хотя скорее всего это было игрой воображения. – Возможно, дух, – продолжала Эмрот, – увиденное нами является проявление воли.
Глаза сапера широко раскрылись. – Чьей?
– Во время Джагутских войн пали многие Т’лан Имассы. Те, что не могли двигать остатками тел, были брошены там, где они пали. Ибо они не справились. В редких случаях Павший мог получить дар: его вечный взор упирался не в почву или тьму могилы, а в окрестный пейзаж. Мы верили, что Имассы, уничтоженные более тщательно, находили забвение. Истинное несуществование. Его мы почитаем самым великим даром.
Еж отвел взгляд. Проклятые Т’лан Имассы умеют разбивать сердца. Во всех смыслах слова…
– Может быть, – продолжала Эмрот, – некоторые искали не забвения. Их затащило в подземный мир Джагутов, джагутское царство смерти. Мир без войны. Возможно, без самого Ритуала.
– Без войны? Это мир Джагутов – разве он не должен быть заполнен душами Джагутов? Их духами?
– Джагуты не верят в душу.
Еж пораженно замолчал. – Но… это же смешно. Если душ нет, почему, во имя Худа, я здесь?
– Кажется, – проскрипела Эмрот, – что проявление воли действует в разных направлениях.