Буря Жнеца
Шрифт:
Так что пусть выбирается сам.
Разрывы стихли, но крики не прекращались. «Худ меня забери!»
Его взвод залег в высокой траве на опушке. Все воняют. Гордость Охотников за Костями, они напоминают теперь сборище расхитителей могил. Да, проклятие Корика. Кого еще винить? Отрезанные пальцы, уши нанизаны на веревочки, свисают с поясов и пряжек. Его солдаты все до одного превратились в мрачных, кровожадных, едва похожих на людей варваров. Чему удивляться? Одно дело идти скрытно – в конце концов, морпехи для этого и предназначены. Но все длится слишком долго, передышки нет, а впереди постоянно маячат врата Худа. Пальцы
Можно сойти с ума, не сходя с тропы войны. Это очевидно. «Боги подлые, поглядите на дураков – как, во имя Худа мы протянули так долго?»
Они довольно давно не видят капитана и ее недоделанного мага. Это тоже плохая новость. Но по утрам в окрестностях поднимаются столбы многозначительно бурого дыма, а по ночам слышны разрывы морантских припасов. Это означает – кое-кто еще жив. Однако таких знаков не становится больше, хотя стычки явно стали более частыми и жестокими.
«Мы выдохлись. Нам крышка. Ба! Послушайте меня! Похож на Карака…»
– Я сейчас сдохну, Скрип! Какое счастье. Теперь я понял, что…
– Прекрати, – бросил он.
– Сержант?
– Не спрашивай, Бутыл. И прекрати смотреть так, словно я сошел с ума или еще чего.
– Лучше не сходи, сержант. Ты один разумный остался изо всех.
– А тебя к каким отнести?
Бутыл скривился и сплюнул жвачку из травы. Протянул руку за свежей порцией.
«Да, понятный ответ».
– Почти стемнело, – сказал Скрипач, уставившись на необычную деревушку. Перекресток, таверна, конюшня, кузница на главной улице, перед ней груда бревен; и слишком много однотипных крошечных строений, каждое из которых едва ли может вместить семью. Может, на другой стороне есть еще какие-то ремесленные заведения, горшечные мастерские или карьеры – он вроде бы видел грунтовую дорогу, вьющуюся по восточному холму.
Странная тишина для вечера. Работники прикованы к скамьям и тачкам? Возможно. Но на улице нет ни одной собаки. – Не нравится мне это. Уверен, что тут нет подвоха, Бутыл?
– Никакой магии. Что не означает отсутствия сотни Тисте Эдур, поджидающих нас в каждом доме.
– Так, чтоб тебя, пошли внутрь белку или еще кого.
– Я уже искал, сержант, но ты меня прервал.
– Владыка Худ, прошу тебя, зашей магам пасти. Умоляю.
– Сержант, это я умоляю. Меньше чем в лиге позади шесть взводов Эдур. Я устал метать копья. Дай сосредоточиться.
«Да, сосредоточься на кулаке, сжимающем твое горло. Треклятый крысолюб. Ох, я слишком устал. И постарел. Может, если мы пройдем через всё… ха! – я попросту ускользну по улицам Летераса. Уйду в отставку. Займусь рыбалкой. Или вязанием. Траурные шали. Готов поспорить, скоро это будет прибыльным предприятием. Как только Адъюнкт притащит остатки наших ворчливых неудачников и славно отомстит за павших моряков. Нет, кончай так думать. Мы еще живы».
– Нашел кошку, сержант. Спит на кухне той таверны. Плохие сны!
– Так стань ее худшим кошмаром, Бутыл. И поскорее.
Птицы
«Кто, во имя Худа, эти проклятые летерийцы? Их мерзкая империя во главе с Тисте Эдур столкнулась с Малазанской Империей. Но это проблемы Лейсин, не мои. Проклятие, Тавора, мы зашли слишком далеко, и мщение не оправдывает…»
– Взял ее, – шепнул он. – Проснулась… чешется… да, потягивается… сержант? не торопи. Верно, трое в кухне, потеют, выпучили глаза. Кажутся напуганными. Сбились в кучу. Слышу звуки из таверны. Кто-то поет…
Скрипач стал ждать дальнейшего.
Ждал и ждал…
– Бутыл…
– Пролез в таверну… о? таракан! Погоди, прекрати играться – скорее сжуй проклятую тварь!
– Потише, Бутыл!
– Готово. О-го-го, как их много! Песня… на абордаж, вперед… – Бутыл внезапно замолчал, тихо выругался и встал. Постоял несколько мгновений, фыркнул. – Идем, сержант. Можно заходить.
– Морпехи захватили деревню? И точно, колом Худа в дупу!
Солдаты услышали и мигом столпились вокруг него, облегченно вздыхая.
Скрипач поглядел на дурацкие ухмылки и мигом протрезвел. – Поглядите на себя! Ходячие недоразумения!
– Сержант! – Бутыл потянул его за руку. – Скрип, поверь, тут бояться нечего.
Хеллиан уже забыла, какую песню поет. Какую бы не пела, другие поют другую… да и вообще не поют уже. Вот только капрал выводит трели – почему-то на два голоса – смешные странные слова на старом наречии Кауна – инородцы не должны петь вообще, как тут понять, не поют ли они дурную, обидную песню про сержанта… Капрал заслужил тычок в темечко. Трели оборвались. Наполовину.
Миг спустя она заметила, что прервалась и вторая половина. Что только она изо всех поет – хотя даже для ее слуха песня звучала по-инородческому, бульканьем на онемелых губах – да, что-то про сержантов – вроде бы? – ну, она просто возьмет ножик и отрежет…
Вдруг новые солдаты. Таверна переполнилась. Незнакомые лица знакомо выглядят, и значит знакомые, ну и хорошо. Черт, еще сержант – скольких сержантов вынесет одна таверна? Первый тут Урб, он ее неделями преследует, потом Геслер – забрел к ним в полночь, и с ним больше лежачих, чем стоячих. А вот и третий, с рыжей бородой и трепаной скрипкой на спине, вот он смеется и хлопает по спине Геслера, будто они давно потерянные братья или любовники или еще кто – ну на ее взгляд, все чертовски счастливы. Счастливее ее, да какое в том счастье?
Утром все было лучше. Этого дня? Того дня? Неважно. Они заколдованы для ненахождения… работа Балгрида? Тавоса Понда? Поэтому три взвода Эдур набежали прямо на них. Легко было убивать. Какой чудесный звук у арбалетной тетивы! Чпок! Чпок! Чпокчпок! Потом работа для клинков, рубка и сечка и тыканье и пиление и верчение дыр – никто больше не стоит, и это такое облегчение, а облегчение – самая приятная вещь!
Пока уныние не накатит. Когда стоишь среди кучи порубленных мертвецов, такое случается. Иногда. Кровь на мече. Меч в твоей руке. Хруст и бульканье – это выдергивают стрелы из упрямых мышц, костей и внутренностей. Мухи жужжат, словно они тут сидели на ближайшей ветке и поджидали. Вонь всякого дерьма, что наружу вылезло.