Буря Жнеца
Шрифт:
Были и другие причины здешнему могуществу Телланна, но их знала лишь одна из троих двигающихся в авангарде, а она умела хранить тайны.
Выйдя из садка, трое встали неподалеку от одинокого воина – овла и детей. Они молча наблюдали за необычайной атакой храброго всадника и его гибелью. Напасть одному на двадцать загонщиков! Его лошадь отличалась завидным умением сохранять равновесие, да и воин так ловко – одним движением колен – управлял движением животного, одновременно выпуская стрелы (ни одна из которых не миновала цели), что у зрителей перехватило дыхание.
Воин и его лошадь отдали
Мудрость. Волю.
Радость жизни, которая читалась в его взоре. Пламя отмщения, которое вспыхнуло в его глазах – и горело до сих пор – когда он решил, что пришло время дать ответ за всё случившееся.
За Серых Мечей.
Отмщение предателям.
Отмщение убийцам.
Если бы не храбрый воин и его лошадь, Тоол немедленно убил бы овлов. Юношу с перепачканным лицом. Детей, сгрудившихся вокруг него. Кажется, он все еще помышлял о казни.
Хетан все понимала; она знала мужа до глубины его сердца. Если бы он выхватил кремневый меч, она не попыталась бы остановить его.
Белые Лица слишком долго таились. Разведчики давно отправились на восток и уже принесли ответы на все вопросы, их интересовавшие. Они поняли, куда нужно идти и что ожидает в конце путешествия. Но здесь их удерживала жажда мщения. А также великое, невероятное терпение Тоола.
Баргасты следили – из садка – за недавней войной, за чередой походов и столкновений, начавшихся сосредоточением армий на далеком западе.
Они не успели спасти Серых Мечей, но Хетан помнила, как она с мужем побывали на поле, ставшем полем смерти для компании наемников. Да, они видели равнинных волков, вырывавших сердца из человеческих тел. Акт почитания? Узнать не удалось – каждый зверь убегал с добычей так быстро, как только мог. Преданных солдат убили с особой жестокостью, даже лица срезали. Невозможно было опознать хотя бы одного – и это сильнее всего ранило Тоола. Он потерял там друга.
Предательство.
Убийство.
В сердце Тоола не было места милосердию. Ни к овлам, ни к слишком далеко ушедшей от дома армии Летера.
Сейчас они видели, вполне вероятно, падение последних воителей Овл’дана. Видели, как умирают в грязи их собаки. Слышали торжествующий рев летерийцев. А вот ближайшие застрельщики уже заметили строй Баргастов и торопились отступить к основному строю.
Хетан обвела взглядом обширное, забитое людьми пространство. – Для меня все они на одно лицо.
Ливень смотрел и не знал, что думать. Обе женщины по бокам воина казались ему страшными. Та, что заговорила на адском иноземном языке – она подобна выходцам из кошмаров взрослеющего ребенка. Опасность и чувственность, кровожадность заставили Ливня затаить дыхание – и вместе дыханием он потерял и мужество. Забыл, что он мужчина.
Вторая женщина,
Мужчина был ей родичем – несомненное сходство черт, в том числе невысокий рост, кривоватые ноги. Если внешность женщины испугала Ливня, то выражение грубого лица воина проморозило его до глубин души.
Высокая женщина, чье лицо было покрыто белыми полосками, отрывисто сказала на торговом наречии: – Ты еще жив. Благодаря жертве конного воителя. Но, – тут она кивнула на кремневый меч спутника-дикаря, – еще ничего не решено. Понял?
Ливень кивнул.
Мужчина что-то сказал; белолицая отвернулась, прищурившись. Потом ее взор упал на сумку, которая все еще висела, болтаясь на ремешке, в руках Ливня. Она ткнула пальцем: – Что такое ты носишь?
Овл моргнул и поглядел на кожаную сумку. Пожал плечами, отбросил. – Писульки, – сказал он. – Он рисовал многие слова, словно женщина. Но он не был трусом, как я считал. Не был.
– Писульки?
Ливень ощутил на своих щеках слезы. И смахнул их. – Всадник, – произнес он. – Мезла.
Хетан увидела, как голова мужа медленно поворачивается; увидела, как он глядит на воина – овла. Следы потока мыслей пронеслись по лицу Тоола; в конце концов он ужасно вскрикнул, закрыл лицо руками и упал на колени.
Она тут же подскочила к нему, прижала голову у животу. Муж издал еще один пронзительный вопль и начал царапать лицо ногтями.
Овл в ужасе смотрел на них.
Сзади подбегали первые воины – Баргасты; из общего строя выскочили со старинными мечами-крюками юнцы, которых Тоол любил словно собственных детей. На лицах были написаны испуг и непонимание. Воины сгрудились вокруг Тоола.
Хетан подняла руку, остановив их.
Рядом с ними стояла набросившая на плечи шкуру пантеры Кайлава Онасс. Сестра мужа, сердце которой выдержало больше горя и потерь, чем Хетан могла вообразить, рыдала каждый вечер, словно это был привычный ей ритуал проводов солнца. Она часто выходила за границу стоянок и пела ночным небесам песни без слов – песни, от которых волки ай выли, словно пораженные горем по покойникам. Сейчас она была рядом с братом, но не положила ему руку на плечо, даже не взглянула сочувственно. Ее темные глаза не отрывались от армии Летера. – Они готовятся напасть на нас, – произнесла она. – Тисте Эдур встали в общие ряды. Кавалерия ждет на линии старого берега. Онос Т’оолан, мы зря тратим время. Ты знаешь, что нам нужно уходить. Скоро, очень скоро.
Тоол вырвался из объятий Хетан. Молча выпрямился и пошел к павшему воину.
Овл сделал шаг в том же направлении. – Нет! – крикнул он, умоляюще поглядев на Хетан. – Не нужно! Мезла – он был ему другом, да? Не нужно!
Тоол продолжал идти.
– Нет! Они срезали ему лицо!
Хетан вздрогнула. – Он знает, – тихо сказала она.
И тут Тоол замер на месте и поглядел в глаза Хетан. – Любимая, – сказал он хрипло, – я не понимаю.
Она покачала головой.
– Они предали его, – продолжал Тоол. – Но ты же видела. Сегодня. Он скакал на врага.