Буря
Шрифт:
То холодной, то жаркой дрожью сводило тело юноши, и, в конце концов, он пришел в такое состояние искупления, что и слезы и его ока, вниз по лбу покатились; и, сползая по длинным волосам, полетели к далекому полу; он то ревел, то шептал — и чувствовал, что еще немного, и разорвется в его груди от этого огромного перенапряжения сердце. Вновь выплескивал он из себя все то, что накапливалась в нем годами; а в глазах все больше темнело, и во мраке, видел он только черноту, в которой то приближались, то удалялись десятки красных крапинок.
Тут отросток придвинулся к его рту, и залепил той же липкой нитью, которой сковано было и все тело его. От неожиданности, Робин передернулся; и зрение стало возвращаться к нему. Паук напряженно замер повернув голову в сторону; вот он бесшумно скользнул; преодолел отверстие в паутине; стремительно скрылся в своей смрадной пещере, которая чернела у
«Сколько ж мне тут теперь болтаться?!» — попытался выкрикнуть юноша, однако, ничего у него не вышло, так как рот был запечатан наглухо; так же была запечатана и одна ноздря; и лишь случайно осталась открытой вторая ноздря — он, как мог часто вбирал в нее воздух — и, все же не хватало этого тяжелого, душного воздуха — Робин задыхался.
Прошло несколько минут — он все еще продолжал раскачиваться из стороны в сторону; и забытье временами подбиралось к нему совсем близко — может, он и терял временами сознание, но тут же приходил в себя; но как же темно было в глазах — сердце отбивало стремительную дробь, и не хватало воздуха — судорога проходила по его телу. И вот, услышал он то же, что и паук несколькими минутами раньше: звук «тррр», а, вместе с ним еще — быстрые, но легкие удары. И тогда он понял, кто и закачался сильнее; забывши о кляпе, вновь попытался закричать.
И вот из ведущего вверх коридора велела зеленая стрекоза, в которой сидел, нажимал на педали, старик с зеленой бородою. К стрекозе были приделы большие, но полупрозрачные легкие крылья вампира, и двигались они столь быстро, что сливались в одну призрачную полосу. Старик, повел свою стрекозу кругом, оглядывался, едва не врезался в паутину; и, наконец, поднял вверх голову, и увидел Робина, который, что было сил раскачивался, пытался издать хоть какой-то звук. Тогда старик забормотал что-то, нажал какой-то рычажок, и еще быстрее принялся крутить педали: теперь крылья слились в одну беспрерывную полосу, и эта полуторометровая стрекоза поднялась вровень с Робином.
— Попался все-таки. — проговорил старик. — Хорошо, что я вовремя прилетел. Да ты, верный слуга ЕГО, вижу — теперь совсем плох. Ничего, ничего — надо вот только придумать что-нибудь…
И вот он подвел стрекозу вплотную к Робину; и опять нажав какой-то неприметный рычажок, достал ножик, и поднялся — при этом он продолжал жать на педали; и вампирские крылья шумели прямо перед лицом юноши. По крайней мере, теперь дышать было легче.
Старик, крехтя от напряжения, принялся перерезать веревку — он подвел бы стрекозу и выше, чтобы можно было не вставать, а только вытянуть руку, и перерезать нить, однако сделать этого он не мог, так как с потолка свешивались твердые, темно-бурые наросты, и крылья, ударившись, неминуемо разорвались бы об них. Вот и приходилось ему так мучиться: лицо старика покрылось темно-бурыми пятнами; но он все продолжал жать на педали, и перерезать нить. А нить то оказалась столь плотной, что, даже и острый нож с превеликим трудом и очень медленно ее разрезал.
Старик настолько был поглощен своей работой, что ничего и не замечал вокруг; а вот Робин увидел, как в дальней части коридора стал выбираться из своей пещеры паук. Конечно, этому чудищу было не понять, что происходит на самом деле, а подумалось ему, что хитрый вампир, вместо того, чтобы попасться в сеть, решил украсть его добычу. Конечно, такого паук не мог допустить; и он рванулся вперед…
Робин пытался закричать, но только пронзительный свист вырвался из его единственной свободной ноздри. Нить была перерезана наполовину — пот заливал старику глаза — он вытер его — случайно обернулся; да от неожиданности и нож выронил, и педали перестал крутить: многометровое и полупрозрачное, покрытое шипами тело паука; стремительно взбиралось по паутине; и вот уже перекинулась через проход, усеянная красными глазами метровая морда. Старик вскрикнул, стрекоза начала падать — в одно мгновенье старик сообразил, и схватил Робина — он остался бы висеть с ним, а стрекоза бы разбилась, упав с пятнадцатиметровой высоты, но паук, еще больше уверившись, что этот вампир хочет унести его добычу, издал яростный вопль, и рванулся на стрекозу. Он, конечно, не ожидал, что «тело» окажется таким твердым — но и так раздался треск, и появились трещина. Стрекоза же от этого удара сильно рванула вперед — руки старика напряглись и вот сдержавшая Робина нить разорвалась; и сам он повалился вниз головою; в выемку для сидящих. Стрекоза, пролетев еще немного, начала падать; ну а старик, закрул педали; и вновь они поднялись и зависли под потолком; на этот раз, в двух десятках метрах от паутины.
Паук же, грохнулся с пятнадцатиметровый высоты на каменный пол;
Старик же склонился над Робином, стал перерезать его панцирь; и тут же пробормотал:
— Ну — уж тут на несколько часов работы. Сначала вылетим; а потом уж освобожу я тебя; и займемся мы великим трудом, во благо ЕГО…
Эти слова старец проговорил торжественно — ну а глаза его, несмотря на усталость, пылали — он верил, что через некоторое увидит тот мир «огарков», к которому стремился все это время.
Паук не унимался. Никогда прежде, добыча не причиняла ему такую боль! Он, продолжая оглушить коридоры яростным воплем, принялся карабкаться по стенам — из-за раны у него это не удавалось; и он, не добравшись и до середины стены, повалился вниз; открывши отвратительное буро-прозрачное, огромное брюхо. Но он тут же перевернулся и поспешил к своей паутине — по ней он быстро вскарабкался, и, вытянув какие-то отростки стал разливать из них по потолку слизь — она вытягивалась вниз слоистыми, жирными полотнами; в которых было множество разрывов — эти полотна, едва не достигая пола намертво застывали, а паук, пробираясь по ним, выплескивал все новые — пробирался дальше, и, таким образом, приближался к стрекозе. Можно было, конечно, лететь дальше по коридору; но ясно было, что там, среди непроницаемых кровавых паров они были обречены — рано или поздно уткнулись в стену — это понял Робин; это же понял, взглянув на него, и старик.
И он забормотал — и в голосе его осталась еще и торжественность; но был еще и страх — даже и он понимал, что шанс проскочить невелик:
— Ну что же: сейчас быстро разворачиваемся и летим к тому проходу, по которому я сюда пролетел. Только бы проскочить возле пола.
И старик уселся на место; поправил свою зеленую бороду, пробормотал какую-то бредовую молитву, взялся за рычаги… Паук был уже совсем близко; и Робин, который лежал на сиденье за спиной старца, с изогнутой вверх шее, видел, как над ним разлилась по потолку эта клейкая гадость, как, застывая устремилась вниз, к его лицу. В это мгновенье старик дернул рычаги, и стрекоза резко пошла вниз, одновременно разворачиваясь назад. Разворачиваясь, они все-таки задели стену туннеля, и крыло затрещало; тогда старик, глаза которого опять заливал пот, процедил сквозь последние зубы: «Ну же — выдержи! Сколько я тебя строил! Выдержи!». Стрекоза, все-таки, развернулась, но стала теперь заваливаться на один бок.
Паук, издал вопль, бросился на них с высоты, намериваясь раздавить, и Робин видел, как метнулась, стремительно нарастая эта многотонная туша, ударило зловонье — под тушей они проскользнули, но вытянулись дрожащие от ярости лапы — одна из них задела за его скрепленное туловище Робина, едва не вырвало наружу, но его придержал, надавив спиною, старик — лапа царапнула по корпусу, а в следующее мгновенье паук грохнулся на пол, позади.
Теперь стрекоза, заваливаясь в сторону поврежденного крыла устремлялась к ведущему вверх туннелю; ну а паук, придя в такое бешенство, в какое, верно, еще и не приходил никогда — как упал, так и вскочил на здоровые свои лапы; так и бросился за ними. И он настиг бы стрекозу в несколько прыжков, но она уже успела влететь в туннель, паук же, от бешенства даже и отростки свои позабыл убрать; в результате, со всего налета зацепился этими отростками за камни — пещера содрогнулась, часть каменной массы осела, и придавила паука — он был еще жив; но, сколько не напрягал свое тело, не мог вырваться за стрекозою. Далеко позади осталась усеянная пылающими глазами головами, но от яростного рева дрожали туннели, сыпались все новые глыбы, и одна из этих глыб задела по стрекозе, и тогда задняя ее часть уже и так покрытая трещинами отвалилась — она резко взлетела под потолок, и старик пригнулся, но и так весь удар приняли на себя обратившиеся в статуи ноги Робина — он даже и не почувствовал удара, а укоротившаяся стрекоза отскочила к полу, и старику едва удалось совладать с управлением, иначе бы они попросту разбились. Старик, старательно переключая рычажки, и нажимая в два раза медленнее, чем прежде, на педали, бормотал: