Буря
Шрифт:
И тут подал голос Ринэм — этот юноша говорил:
— Я знаю, чего они все ждут — ждут, чтобы Я подал какой-то совет. Что ж извольте: тем более, что большая часть здесь присутствующих, только лишь чувства свои выражают; и вот благодарите меня за добрый совет…
— Покороче — времени то нет! — рявкнул медведь-оборотень.
— И это вместо благодарности! Что ж — я более учтивых речей от вас и не ожидал услышать. Уж, если вам не могло придти в голову то, что я вам сейчас скажу, так не далеки, не далеки вы умом. Да и… ладно — перехожу к делу, а то вы от нетерпения своего звериного и разорвете меня. Слушайте: за вами орки, за нами твари угольные — ттак пусть эти две рати сойдуться — ведь там, в окончании вот этой лестницы зала?..
— Верно! Верно! — послышались возбужденные крики.
— Так пусть же они в этой зале и сойдутся, мы же, тем временем, ускользнем по какому-нибудь боковому коридору.
— Так и сделаем. — проворчал медведь. — Но ты то хорош ругаться — мы то по твоему и безмозглые, а у самого то череп от натуги трещал, когда думал то? иль что — думаешь, не видел я?
Ринэм презрительно усмехнулся:
— Думаете, над этим планчиком так задумался, над ерудишкой этой?! А вот и нет! Ха-ха!.. О чем я так думал напряженно, какую такую задачу решал, что и даже и мне нелегко пришлось — а об этом потом узнаете. Ну, а я уже все решил…
Ринэм усмехнулся и посмотрел куда-то в сторону. Тем временем, из коридора вновь приближался топот «огарков», и, чрез несколько мгновений, они уже появились среди клубов дыма. И вновь Хозяин вытянул навстречу им длани, вновь вырвались огненные змеи — и на этот раз более яркие, нежели раньше. Они яростно вцепились в бегущие толпы — выжгли не только их, но и стены, которые стали теперь ярко-бордового цвета; Хозяин пошатнулся, и прохрипел:
— Все — не надейтесь больше на меня. Все — весь выложился. Эй, Вероника: беспомощный я теперь, ежели хочешь — бросай меня. Что бросишь?
Девочка все внимание свое отдавала Рэнису — весь мир теперь слился для нее в этом юноше; и она не слышала этих слов Хозяина, а тот, пошатнувшись, подошел к ней, поднял вместе с Рэнисом и, с трудом удерживаясь на ногах, направился к лестнице.
Медведь-оборотень обернулся, и крикнул:
— Все отступаем! Отступаем!
Это была довольно массивная зала; рядом со стенами которой поднимались, подпирая потолок, изваяния всяческих чудовищ — это орки пытались заставить пленных гномов сделать что-то наподобие того, что красовалось в подгорных залах Казад-Дума — но гномы изваяли не изящные творенья, а этих уродов, чем орков не разозлили, но только порадовали. В этом зале было несколько больших подъемников, что вели на те уровни, где рабы пробивали самые глубокие из шахт. И, когда рабы ворвались обратно в эту залу, оказалось, что первые орочьи отряды уже спустились, и опускаются следующие — сверху же шел беспрерывный рокот грубых голосов. Слышались вопли командиров:
— Всем держать подъемники! Иначе подмоги не будет!
Из задних рядов, все прибывающих восставших, слышались крики:
— В битву не вступать! Стойтесь рядами!
Им стоило немалого труда сдержать свой пыл — и они помахивали кто окровавленной киркой; кто — ятаганом. Но они готовы были исполнить любое повеленье; даже и сдержать свою ненависть могли — лишь бы только на свободу вырваться. И вот они громоздились у стены залы, против орков, которые тоже не вступали в бой — поджидали, когда наберется их достаточное количество.
Наконец, из прохода выступил Хозяин, а одновременно с ним медведь (Ячук перебрался на его плечо) — он поддерживал одной рукой Эллиора, другой — Сикуса и Хэма.
Теперь говорил хитроумный Ринэм:
— Надобно выждать, пока поближе не подойдут «огарки». Тогда, когда они уже за нашими спинами будут — бросимся на орков. Орки бросятся на нас; ну а мы, когда шагов двадцать разделять нас будет — быстро заворачиваем в сторону; и со всех сил — слышите — со всех сил бежим в ту вон галлерею.
Ринэм указывал на уходящую куда-то во мрак галлерею, которую он приметил еще, когда их впервые проносили через эту залу. Он продолжал деловым, сухим, и чуть презрительным голосом:
— Главное, запомните, развернуться всем сразу по воплю этого увальня. — он кивнул на медведя-оборотня. — Кто не успеет проскользнуть, тот будет раздавлен, между двумя армиями.
Весть об всем этом стремительно разнеслась по выстроившимся рядам, и многие даже закричали от радости — ибо им, измученным, казалось, что это и есть завершение всей этой беготни, и, что исполнив это они тут же и обретут Свободу.
Между тем, времени оставалось совсем немного: нарастал, исходящий от толпы «огарков» вопль; и вот из клубящегося на лестнице дыма появились уже первые.
Тут Сикусу представился коридор, оставленная зала, наконец — окружающее ее пространство — и все там было заполнено несущейся, бесчетноглавой толпой — выпученные глаза, руки с устрашающими орудиями; вся эта, жаждущая им только смерти масса, стремительно приближалась; и человечек не выдержал, завопил: «Бегите! Бегите же!!! Немедленно! Бегите!» — он все еще заходился криком, а восставшие уже бросились вперед.
У подъемников собралось уже тысяч с десять орков, что сравнимо было с оставшимися в живых восставшими. Слушая приказания своих командиров, они построились в острогранные железные ряды, и с воем, уверенные в своей победе, бросились на восставших. Орки и не видели, что в шагах в двадцати за теми несутся, также уверенные в скорой победе «огарки».
И вот, когда до орков оставалось шагов тридцать — медведь прохрипел своим могучим гласом: «Заворачиваем!» — не все его послушались: восставшие пришли в такую ярость, так им хотелось поквитаться за годы боли, что они, тоже уверенные в своей победе, мчались дальше, с занесенными орудиями — и на таких отчаяннх налетели те, которые послушались приказа и резко разворачивались. Возникла сумятится, давка — больше, правда, в передних рядах, задние же, не видевшие орков, но чувствовавшие настигавших их «огарков» — послушно разворачивались. Наверно, с тысячу восставших было сразу же порублено, но ни орки, ни «огарки», так и не поняли, что произошло, когда сбившие тех, кто замешкались, они столкнулись. Почти никто из орков и не ведал ничего про «огарков» — «огарки» в свою очередь, не знали орков. И те и другие решили, что перед ними враги, и с остервенением вступили в схватку. Ряды врубались в ряды, взметались ятаганы и камнебитные орудия, трещали кости, и разрываемые тела. Столкновение было столь яростным, что в первые же мгновенья образавался целый вал из тел — орки все-таки взяли верх, и стали теснить «огарков», но из галлереи подходили все новые и новые их ряды, и вот, воодушевленные неведомо чем, они принялись теснить орков к подъемникам; но там подошли новые отряды, и вновь орки принялись теснить нескончаемые ряды «огарков», проходя по мертвым телам. И лишь немногие из них видели, что воставшиеся устремились к темной галлерее; но, жаждущие геройства, рвались туда, где кипела самая жестокая сеча.
Первыми в темную коридору вбежали медведь оборотень, на плече которого золотился Ячук, и все его друзья. Ринэм бежал за спиною медведя, ну а сзади поспешали восставшие. Коридора неожидано распахнулась, и ясно стало, что их окружает какая-то огромная зала Ячук которой был лишь ничтожно малой крапинкой — гулкое эхо дробилось где-то под высокими сводами, а, судя по сильным токам жаркого воздуха — в этих темных пространствах немудрено было и заблудиться. Сикус приговаривал:
— Чует мое сердце — в этой зале какая-то нечистая сила — уж я то теперь хорошо всю эту нежить чувствую; уж я то с ней много времени провел…