Бурят
Шрифт:
— Доброе утро, Яков Александрович, — первым поприветствовал его хозяин кабинета. — Позвольте представить: Малинин Николай Андреевич, министр внутренних наших дел. Лебедев Павел Павлович, начальник штаба РККА.
— Очень приятно…
— Взаимно, — почему-то усмехнулся Малинин.
— А что вызвало вашу усмешку? — едва не вскипел Слащев.
— Потому что вы даже не узнали, с какой целью мы попросили вас приехать — а уже говорите о приятствии.
— Извините, Яков Александрович, — сразу же подавил обмен колкостями Николай Павлович, — господин товарищ Малинин сейчас вкратце изложит цель вашего приглашения, и мы — если вам наши предложения понравятся — обсудим кое-какие детали. Я бы даже предложил сначала выслушать
— Так я слушаю, — сразу успокоился Слащев, сообразив, что министр посмеялся не над ним, а, скорее, над не очень уместной в данном случае формой вежливости. Ну да, в военное время вежливость выглядит несколько иначе.
Спустя полчаса Николай Павлович снова поинтересовался:
— Вам требуется время на обдумывание? Сами понимаете, ультиматум — это такое предложение, в котором всенепременно должна присутствовать часть «а если вы не примите его, то…», и мы это «то» должны гарантировать.
— Нет, время на обдумывание мне не нужно, я согласен. Конечно, по первой части «того» я ничего умного предложить не смогу, но вы, как я вижу, ее-то как раз продумали до мелочей. А насчет второй — давайте обсуждать детали. У меня будет два вопроса: количество войск и количество пушек.
— Вы упустили по крайней мере четыре других важных вопроса, — впервые с начала разговора подал голос генерал Лебедев, — но мы для того, чтобы обсудить их и, возможно, много других, которые возникнут при серьезной работе, и собрались. Итак, пункт первый: сбор всех сил предлагается провести в Николаеве…
Люди — если их правильно мотивировать (и хорошо кормить, заметил бы Николай Павлович) — творят буквально чудеса. Вернувшийся аж из Франции под влиянием агитации генерала Слащева бывший белый офицер-артиллерист Сергей Павлович Остров то ли из-за ностальгии, то ли просто по дороге «куда-нибудь» приехал в практически родной Порхов, где ему предложили работу на только что созданной машинно-тракторной станции. Почему какая-то Забайкальская республика построила эту станцию на Псковщине, он не спрашивал, а предлагаемая зарплата была вполне достойной, да и работа практически знакомой: во Франции он некоторое время работал в мастерской по ремонту автомобилей и мотоциклов. К тому же и мотоцикл у него имелся: удалось привезти купленный в Марселе немецкий «Вандерер», который сильно помогал ему в сезон быстро добираться в поля для мелкого ремонта тракторов. Почти полгода помогал, а затем мотор у мотоцикла сломался. Кардинально так сломался: при попытке снять для прочистки один из цилиндров неудачный удар по заклинившему болту этот цилиндр расколол.
Беда-печаль, купить такой же цилиндр было негде, и почти что целому мотоциклу оставалась одна дорога — на свалку. Однако Сергею Павловичу пришла в голову другая идея, и местные медник отлил ему новый цилиндр — из латуни, из собранных им после боев за город винтовочных гильз. Токарный станок, работающий от локомобиля, на МТС имелся — и после тяжелой и продолжительной работы мотоцикл снова был готов к поездкам. Правда надежды на то, что латунный цилиндр продержится долго, у него не было, но хоть так…
Начальник МТС, долго приглядывавшийся к развлечениям Сергея Павловича (зима, все равно работы по профилю никакой нет, так что против он и слова не сказал) после того, как мотоцикл снова заработал, задал простой вопрос:
— А ты, ваше благородие, целиком мотоцикл тоже сделать сможешь?
— Здесь — не смогу. Чтобы такой же мотоцикл сделать, станки разные нужны. И литейка чугунная, этот цилиндр хорошо если одно лето выдержит.
— А ты знаешь, какие станки для такой работы потребны?
— Знаю, я же до войны почти успел на инженера выучиться. То есть три года отучился, а что толку? Станков-то
— Это нынче нет, а Николай Павлович, слыхал я, станков мериканских накупил несметно, а куда их пристроить, еще не порешал. Ты это, напиши, какие потребны и сколько нужно будет, а я как раз в Белосток поеду — да и попрошу нам их отправить. Сдается мне, что мотоциклы Республике ой как пригодятся!
— А про литейку чугунную ты уже забыл?
— А про нее я первым делом и подумал. Брат у меня литейщик в Петербурге, но нынче без работы сидит… да там много таких работу ищут. Мы их к нам позовем, в работу возьмем…
— Ну да, конечно. А жить им где, да и станки где, в этом сарае ставить будем?
— Ну жить… ты пока списочек-то пиши, а я с городским головой поговорю.
— Только ты его так не назови случайно, сейчас он председатель горсовета.
— Да и плевать, он мужик свой, мы с ним не одну бутылку… пиши, а я пойду.
Разговор с «головой» получился, очевидно, удачным, да и в Белостоке начальника МТС уважили. Так что станки пришли уже когда стропила клали на выстроенные их плитняка стены «механического цеха». А для питерских рабочих местные мужики (за выполненное уже обещание и их поля весной вспахать) из того же плитняка выстроили четыре больших дома. Из Забайкалья даже стекла для окон прислали, и для домов, и для цехов — по составленному Сергеем Павловичу плану их три должно было подняться.
Поднялись — и в посевной двадцать третьего года мужикам поля пахали уже пять машин с мотоциклетными моторами, которые при определенной фантазии можно было назвать «тракторами» (а цилиндры для их моторов все же отливались пока в Пскове). Но вагранка для литейки была уже почти закончена, еще чуть-чуть потрудиться — и можно мотоциклы уже делать.
Правда у самого его благородия планы несколько поменялись, так что уже ему самому пришлось в Петроград, а затем и в Москву съездить, а окрестным мужикам — еще серьезно поработать. Зато в конце двадцать третьего года заработала ГЭС на Шелони, небольшая, на шестьсот всего киловатт — но если есть электричество, то и станки можно на электротягу перевести, и работать в цехах хоть ночью получается. А желающих поработать — за зарплату, конечно — было хоть отбавляй. Настолько много желающих, что в городе даже свой архитектор завелся. Худосочный и контуженный на голову, к тому же «из бывших» — военный капитан-строитель, и дома он строил по виду казармы напоминавшие — но внутри очень даже неплохие. А что орал на рабочих — так то понятно: после контузии он и слышал-то плохо, причем только левым ухом, так что на него никто и не обижался. А две сотни рабочих, в новых домах поселившиеся, да еще с зарплатой приличной, очень даже способствовали процветанию окрестного крестьянства.
И выпускавшиеся на новеньком заводе маленькие трактора с четырехсильными моторами этому процветанию способствовали. А так как трактора способствовали не только мужикам Порхрвского уезда, но и всей губернии, псковские власти новенький завод как могли обхаживали, пряников отвешивали изрядно, помогали чем могли — и весной двадцать четвертого года завод смог уже в сутки выпускать по два десятка этих очень странных машин. Очень-очень странных, чтобы трактор мог нормально тянуть по полю двухлемешный плуг, в два подвешенных по бокам бака нужно было воды для тяжести залить по двадцать ведер — потому что это чудо, собираемое на раме из нескольких ясеневых брусьев, в пустом виде весило даже меньше семи пудов. Зато его можно было и на телеге перевезти, чтобы зря не тратить бензин. Но все равно эта кроха в поле заменяла пяток крепких лошадей. С некоторым трудом заменяла, все же мотор-то под бензин был немцами разработан, на керосине он работать отказывался — но все же бензин найти было можно (а в крайнем случае и скипидар годился, хотя действительно в самом крайнем) — и губерния все планы посевной выполнила и сильно перевыполнила.