Бурят
Шрифт:
— Вот это слышать отрадно.
— Только чтобы эти мечты стали явью, нам нужна не просто промышленность, а самая передовая промышленность. А для этого нужна самая передовая наука. И каждый — я подчеркиваю — каждый инженер и ученый стране необходим. Пусть он дома тоскует по царю, пусть он рабочих скотиной считает — но пока он приносит пользу стране, мы обязаны его вылизывать! А вот всех тех, кто готов за толику малую страну продать и переметнуться к иностранным капиталистам — этих мы обязаны уничтожить. Чтобы и нам они вреда не наносили, и иностранцам пользу не приносили.
— Эк вы жестоко.
— У нас просто нет иного способа выжить, мы уже шагнули за ту грянь, за которой нас будут просто убивать при любой возможности. А времени на исправление ситуации у нас крайне мало. Думаю, нам очень повезет,
— А вы войну устроили…
— Нет, мы пока просто показали — мелким собачонкам, не главным нашим врагам показали — что нас задевать крайне опасно. А заодно — что уж скрывать — создали для себя еще одну продуктовую базу. Рыбосолы с Нижнего Поволжью уже там до потолка от радости прыгают: сколько же рыбы-то можно наловить и засолить! Этого, конечно, все равно мало…
— А чем ловить-то есть?
— В Хабаровске нынче каждый божий день на воду спускают по баркасу для ловли рыбы, правда машины для них на Петровской Заводе еще делают так как маловато рабочих там. Но уже обучают, скоро сами все в Хабаровске делать будут.
— Это хорошо.
— Это едва терпимо: могло быть и хуже. С паровых баркасов много рыбы не наловить, нужно железные суда строить. А ля этого железо нужно, сталь, чугун… много чего. Кстати… а давайте партия займется пропагандой среди мужиков тех же, молодых главным образом, переезда на Дальний Восток.
— Вы же сами говорили, что в Хабаровске скоро места не будет даже скамейку поставить…
— Это верно, но вот возле села Пермское… там русло Амура уже в тридцать аршин глубиной, туда и океанский корабль зайдет без труда — и мы там новый город выстроим.
— Мечты…
— И это тоже. От Хабаровска туда уже этим летом дорогу разметили, с весны строить начнут. Господин Ливеровский…
— Товарищ Ливеровский?
— Да хоть горшком… Там всего триста пятьдесят километров проложить надо, Александр Васильевич сказал, что до следующее осени дорогу он выстроит. То есть по временной схеме, потом еще пару лет нужно будет ее достраивать, улучшать, в порядок окончательный приводить — но грузы уже следующей зимой понемногу возить получится. Я это к чему: в новый город потребуется с сотню тысяч населения, желательно молодые семьи привлекать, и столько же на временные работы: дома строить, верфи, дороги…
— На дорогу опять каторжан взять хотите?
— Каторжан на лесные полосы не хватает. Ливеровский думает на чугунку китайцев набрать или, скорее, корейцев — но у него товаров пока не хватает им платить. А молодежь из деревни, под гарантии получения квартиры в новом городе и обучения рабочей профессии… займетесь?
— Хорошо. Думаю, что нужно к этому делу и комсомол привлечь.
— Вот вы и привлекайте: вы же именно идеологической работой занимаетесь, агитацией — то есть это как раз ваша работа и есть. А я уж чем попроще позанимаюсь.
— Чем, интересно?
— Мне те, кто новый завод и город проектировали, написали, сколько им стали в разных изделиях потребуется. Новой стали, старая-то вся уже господином Кржижановским на пару лет вперед расписана.
— Товарищем Кржижановским!
— Согласен. На сегодня всё обсудили? Ну пойдем тогда работу работать…
Урожай двадцать четвертого года порадовал всех. То есть порадовал правительство, рабочих в городах очень порадовал, а вот крестьяне остались им не очень довольны: из почти семидесяти миллионов собранных тонн зерна чуть меньше двадцати дали госхозы. По поводу госхозов в партии и правительстве в начале года возникли серьезные разногласия, тот же товарищ Сталин предлагал все же в первую очередь заняться организацией колхозов — ссылаясь на неудачный (если не сказать провальный) опыт в этой области Владимира Ильича. Но если у Ленина провал изначально гарантировался (мужикам дали технику бесплатно, но за работу толком не платили, к тому же и зимой, когда в полях делать было нечего, ни денег, ни пайков не предоставляли, так что кормились крестьяне сдавая части этой техники на металлолом), то в госхозах товарища Бурята все было устроено совершенно иначе. Кроме того, что работники нанимались на постоянную работу с гарантированной оплатой (понятно, что с оплатой именно за работу, а не за присутствие на этой
Конечно то, что за малейшие кражи карали слишком строго, мужикам в госхозах нравилось не очень — но если и без покраж можно на хорошую жизнь заработать, то лишнее-то зачем хапать? Уж лучше трудом вложиться в собственную счастливую и сытую жизнь…
Все это Николай Павлович не сам придумал, он просто «позаимствовал» правила общения с мужиками все у того же Карлоса Лопеса. У которого пейзанин вообще ничего своего не имел — но по факту имел куда как больше, чем любой другой селянин в мире. Поскольку «бесвозмездно пользовался» имуществом этого самого Лопеса, которому официально в стране все принадлежало. Вообще всё — но товарищ просто решил не усложнять сущности для малограмотного населения: в те времена мало кто мог понять, что значит «принадлежит государству». А теперь времена несколько изменились, мужик стал то ли поумнее, то ли проще на жизнь смотреть…
В идеологическом споре со Сталиным Андреев в общем-то не выиграл, хотя и не проиграл. В той же Псковской губернии как раз большую часть урожая собрали крестьяне-единоличники, которым «за долю невеликую в урожае» поля тракторами вспахали рабочие с МТС. Однако псковские мужики быстро сообразили, что межевание размер вспаханных полей заметно сокращает, как сокращает и собственно урожай, так что больше половины псковских аграриев в некие подобия колхозов все же объединились и пользу этого всему окружающему населению наглядно продемонстрировали. А то, что имея изрядные ресурсы техники, губернские руководители закупочные конторы почти в каждой второй деревне организовали, привели и к тому, что в «закрома Родины» на Псковщине потекло не только зерно.
В сельхозотделе ЦК даже идея родилась продавать «маленькие трактора» таким сельхозартелям, но Николай Павлович резко воспротивился:
— Мы пока этого делать не можем.
— Это почему? Завод в Порхове скоро по сотне в день этих тракторов выделывать будет! — попытался возразить Александр Петрович Смирнов, исполняющий обязанности министра земледелия. Мужик сам по себе неплохой, но в земледелии не разбирающийся вообще — однако исполнительный и лямку тянущий не жалея сил. Собственно, поэтому его и министром до сих пор не утвердили, и не выгнали с работы: Николай Павлович знал, что если товарищу все объяснить, то он все и сделает. Просто объяснять иногда не было ни желания, ни времени. Однако сейчас возникла острая нужда все же объяснение выдать:
— Ну купит артель такой трактор, два купит или даже три. А затем, когда он сломается, его выкинет и прибежит новый покупать. У них, у мужиков, трактор больше года, а скорее больше сезона не продержится, а чинить их в артелях некому. Потому что слесаря смысл имеет заводить когда таких тракторов десятка два-три в хозяйстве. На МТС слесаря имеются, и там трактора эти долго проработают — а у нас пока каждый трактор, даже кроха это, на счету. Вот когда мы больших тракторов в достатке наделаем, а этих будем в день по тысяче выпускать — тогда пусть хоть каждый мужик себе такой в хозяйство берет. А сейчас нельзя. Это, надеюсь, понятно?