Бурят
Шрифт:
— Понятно. А когда мы будем по тысяче их выделывать?
Одно товарища Бурята сильно радовало: все же умных людей в России было немало. Глеб Максимилианович специально пришел, чтобы его порадовать:
— В Петрограде на Металлическом завода изготовили паровую турбину на десять мегаватт, а в Хабаровске для нее и генератор собрать смогли.
— Действительно, новость радостная, — ответил товарищ Бурят с очень печальной физиономией. — И сколько таких мы сейчас в год сделать сможем?
— Я же сказал: пришел вас порадовать. На Металлическом обещают такие турбины каждые две недели производить, а генераторы — там и больше бы сделали, только на большее меди у них нет. А чтобы радость усугубить, скажу,
— Подготовлю.
— А что тогда у вас лицо такое грустное?
— А то: сейчас заводы готовы моторов вдвое больше производить, но не хватает угадайте чего?
— Даже не буду угадывать.
— И то верно. Свечей для моторов не хватает, у нас, оказывается, лишь один завод их делает, который давно уже в Забайкалье выстроили. И никто не задумался о том, что для новых моторов и свечи новые нужны будут! В Госплане, кстати, никто не задумался…
— Понятно. Считать это выговором?
— Нет, руководством к действию. Причем к действию очень быстрому.
— У нас все дела быстрые.
— Да, но нужно их делать еще быстрее. Завтра у меня план постройки нового завода должен быть на столе!
— А как насчет после обеда сегодня?
Глава 22
Глеб Максимилианович сам занимался в основном энергетикой, а точнее, если совсем уж в детали углубляться, электроэнергетикой. Однако в Госплане он собрал людей с весьма разными умениями — так что планировались практически все отрасли народного хозяйства, и планировались довольно успешно. Вот связывались все эти планы в единое целое в основном одним человеком (точнее, в одном отделе, куда Струмилин набрал своих «товарищей по заскокам» — то есть статистиков), и связь эти были очень не всегда понятны людям, вглубь проводимых в этом отделе расчетов не вникающих. А в руководстве страны очень многие, к сожалению, в эти глубины не ныряли — и поэтому некоторые пункты планов попросту «выбрасывались за ненужностью». Или даже «за очевидной вредностью» — и Глеба Максимилиановича такие случаи периодически буквально в бешенство приводили. И, что его особенно расстраивало, они приводили его в бешенство сильно после отмены, когда «внезапно выяснялось», что давно включенное в план производство, на продукцию которого были завязаны многие другие планы, даже строиться не начало.
Собственно, со «свечными заводиками» именно такая ситуация и произошла: в планах намечалось два таких выстроить, в Покровске и в Пензе, а еще в Москве на одном из заводов выпуск свечей наладить — но «кто-то» решил, что «тратить дефицитную слюду на эту ерунду слишком жирно», и все эти планы были просто вычеркнуты из производственных программ. И Глеба Максимилиановича это особенно взбесило в том числе и потому, что причина исключения новых заводов из планов была высосана из пальца: на заводах предлагалось использовать для свечей изоляторы не слюдяные, а фарфоровые, которые японцы придумали еще в восьмом году (и технологию производства которых хабаровские инженеры сумели воспроизвести). Вероятно, не самым лучшим образом, все же в брак на хабаровском заводе отправлялось почти полпроцента изделий — но там же была придумана и технология «выходного контроля», не выпускавшая этот брак за пределы сборочного цеха. Так что «по планам» новые заводы должны были обеспечить свечами всю советскую автомобильную и тракторную индустрию — но завод в Порхове закупал свечи в Германии и пока было непонятно, как проблему эту быстро решить. То есть понятно, ведь проекты новых заводов уже давно были детально разработаны, а вот когда…
Глеб Максимилианович считался человеком довольно мирным и незлобивым, но сейчас он, положив на стол товарищу Буряту проекты «свечных заводиков», с радостью в душе
А новая Россия была страной не совсем понятной и весьма удивительной. «СССР по-Бурятски» получился совсем не таким, каким его «придумали» люди, подписывающие Союзный договор — хотя ни одна буква этого Договора вроде нарушена и не была. Во-первых, хотя Договор подписывали представители пяти республик, в Союзе республик получилось уже девятнадцать. Ну, отдельная Бурятская Советская республика была в общем-то понятна, а вот Русинская республика или Осетинская, против создания которых выступило чуть ли не большинство депутатов Верховного Совета, были образованиями более чем странными. Но тут сыграл принцип «демократического централизма»: все же «чуть» не считается — и Республики были образованы. Причем большинство республик получились… маленькими, и по площади, и по населению маленькими. Относительно маленькими: все же Кайсакская Республика была в несколько раз больше Белорусской или Украинской, но население-то в ней едва составляло два с половиной миллиона человек. А в Калмыцкой или Осетинской Республиках народу вообще было меньше двухсот тысяч…
Но каждая Республика была равна в правах: на своей территории они имели право обучать детей в школах на своих национальных языках (до четвертого класса включительно — за счет министерства просвещения СССР, а дальше — только за счет республиканского бюджета), организовывать свои национальные предприятия и учреждения, развивать национальную культуру. Правда, за счет опять-таки республиканских бюджетов — но Союз в целом вообще не имел права на эти бюджеты посягать! А документы гражданам республик можно было и на национальных языках готовить, причем тут уже за «союзный» счет. Вот только, так как государственным языком Союза был принят русский, в документах этих и на русском все должно быть написано. Хотя…
Собственно, общесоюзных документов было всего четыре: свидетельство о рождении, паспорт, свидетельство о браке и свидетельство о смерти. Еще можно было считать «всесоюзными» удостоверения милиционеров и военных, но республики вообще не получили прав на создание собственных силовых структур так что эти документы можно было и не считать. Попытку товарища Микояна протолкнуть «паспорт республики на национальном языке» привел лишь к тому, что Анастас Иванович пулей вылетел из Политбюро, с трудом удержавшись на позиции «кандидата в члены ЦК», да и то исключительно потому, что товарищ Бурят решил все же поддержать мнение товарища Сталина, поскольку почти все в Политбюро были согласны с мнением Лазаря Моисеевича о том, что «за такое вообще из партии гнать надо поганой метлой».
Ленинский тезис «о праве на самоопределение» был окончательно похоронен вместе с самим Ильичем, причем, похоже, «в том же самом месте». Официально о месте захоронения Ильича не сообщалось, но «все знали», что тела врагов революции сжигают «по бурятскому обычаю», а прах спускают в унитазы специально для этой цели выстроенных туалетов на Казанском вокзале. Почему именно на Казанском, молва умалчивала (хотя нормальные туалеты появились уже на всех московских вокзалах, и Казанский был вообще третьим в очереди), Впрочем, это было вообще делом десятым — а первым в структуре СССР было то, что руководители всех республик назначались правительством Союза. Именно назначались: избирались лишь республиканские Верховные Советы, которые имели право распределять скудные республиканские бюджеты на дела «культурной автономии».