Буржуазный век
Шрифт:
– Так как же быть? – сказал я. – Что же, женщине делать предложение?
– Да уж я не знаю как; только если равенство, так равенство. Если нашли, что сватовство унизительно, то уж это в тысячу раз больше. Там права и шансы равны, а здесь женщина или раба на базаре, или привада в капкан. Скажите какой-нибудь матушке или самой девушке правду, что она только тем и занята, чтобы ловить жениха. Боже, какая обида! А ведь они все только это и делают, и больше им делать нечего. И что ведь ужасно – это видеть занятых этим иногда совершенно молоденьких бедных невинных девушек. И опять, если бы это открыто делалось, а то все обман. "Ах, происхождение видов, как это интересно! Ах, Лиза очень интересуется живописью! А вы будете на выставке? Как поучительно! А на тройках, а спектакль, а симфония?
Если, как уже упомянуто, жертвой становится далеко не всегда девушка, а также часто и мужчина, то поведение мужчины, улавливающего золотую рыбку, по существу ничем не отличается от аналогичного поведения девушки. Можно было бы переиначить приведенные описания, и они подходили бы так же хорошо я к мужчине. Находясь в таком положении, мужчина сразу становится образцовым человеком с определенными взглядами на жизнь, он ненавидит всякие незаконные любовные связи, мечтает только о тихой и прекрасной семейной жизни. Он солиден, не пьет, не курит, думает только о работе, о том, чтобы проложить себе дорогу и т. д.
В этих приемах есть только оттенки, определяемые разнообразными классовыми интересами, сущность же их одинаковая у всех классов, владеющих собственностью: брак должен быть наиболее выгодным коммерческим делом, причем, однако, публично выставляются самые благородные принципы.
Так как кокетство служит важнейшим оружием женщины в борьбе за мужчину, то оно играет ныне, как и прежде, в репертуаре женщины ту же значительную – или, если угодно, – преобладающую роль. Все поведение женщины сводится к тому, чтобы очаровать мужчину. В "Крейцеровой сонате" Толстой замечает:
"Женщина счастлива и достигает всего, чего она может желать, когда она обворожит мужчину. И потому главная задача женщины – уметь обвораживать его. Так это было и будет. Так это в девичьей жизни в нашем мире, так продолжается и в замужней. В девичьей жизни это нужно для выбора, в замужней – для властвованья над мужем".
Легче же всего очаровать и подчинить себе мужчину можно при помощи постоянного кокетства. Им женщина привлекает мужчину, им же она привязывает его к себе. Поэтому даже самые серьезные поступки женщины получают известный кокетливый оттенок, если только они не иная форма этого кокетства. Этот факт нисколько не мешает тому, что самые формы женского кокетства стали несравненно скромнее и пристойнее, чем они были, например, в эпоху старого режима. Кокетка уже не массовое явление, и не кокетство прежде всего бросается в глаза женщине. Женщина уже не кокетничает, как прежде, в одинаковой мере с каждым мужчиной, и кокетство ее перестало быть публичным зрелищем для всех. Эта перемена определялась по мере того, как женщина становилась независимее – в экономическом отношении – от мужчины.
Так как приемы кокетства остались теми же, какими они были прежде, как при нападении на массу, если можно так выразиться, так и при нападении на отдельного мужчину, то нет надобности снова повторять раньше сказанное. Если формы кокетства стали пристойнее, то это не мешает тому, что некоторые из них стали рафинированнее. В доказательство достаточно привести хотя бы духи или неглиже. Духи относятся к области кокетства, так как должны обратить внимание мужчины на женщину и так как они имеют своим – очень обдуманно практикуемым – назначением влиять на психику мужчины (см. том II нашей "Истории нравов"). Умная дама – духи, конечно, прежде всего оружие женщин имущих классов – обнаруживает при помощи духов очень ловко и часто очень отчетливо свою индивидуальность, свои склонности и претензии и заставляет вместе с тем мужчину приспособляться к ней в своем поведении. Победоносное развитие химии в XIX в. помогает женщине лучше, чем прежде, в этом ее стремлении, позволяет ей выражать множество и притом самых разнообразных оттенков, тогда как раньше она должна была ограничиться лишь очень общими эффектами. В настоящее время большинство дам предпочитает сложные
Что и неглиже стало более дифференцированным оружием женского кокетства, видно уже из упомянутой в предыдущей главе богатой отделки женского dessous. В последнее время замечается, между прочим, стремление соединить пикантное неглиже с салонным костюмом. Это делается таким путем, что домашнее или уличное платье сближается целиком или в некоторых своих частях с неглиже. Весь костюм должен производить впечатление неглиже. Вышеупомянутая Draufguckbluse – в сущности также только одно из многочисленных решений этой задачи. Воспроизводится это впечатление и многими другими способами. Даже шубе, наименее интимному виду костюма, ставится порой эта цель, и не только ставится, но и осуществляется. Такая попытка дать иллюзию неглиже при помощи шубы была придумана в 1908 г., и заключалась она в том, что дама носила боа или шаль так, что более длинный конец висел спереди, на левой стороне, а другой сзади, тоже с левой стороны. Такой прием "действует возбуждающе на мужчин, так как преднамеренно стремится воспроизвести неглиже".
Совершенно новая форма неглиже – возникший вместе с вошедшими в моду курортами и курортной жизнью купальный костюм, несомненная разновидность неглиже. Это до известной степени настоящее, а не только искусственное неглиже, в котором можно к тому же появляться при всех, и потому в этой области придуманы с течением времени самые рафинированные формы. Современный монденный купальный костюм должен казаться как бы второй кожей, и в нем женщине разрешено публично быть неодетой. В фешенебельных курортах жизнь служит вообще в значительной степени только этой цели, а купание для многих женщин лишь предлог. Это видно хотя бы уже из того, что на таких курортах, как Трувилль, Остенде и т. д., очень и очень многие женщины вообще не купаются, а только целыми часами показывают свою облаченную в элегантный купальный костюм пикантную наготу.
Увлечение курортами впервые обнаружилось в эпоху Второй империи, следовательно, в 50-х гг. истекшего столетия. И тогда же вошли в моду и купальные костюмы. В своей книге о нравах этой эпохи Пельтан говорит: "Часто на этом галантном пляже вы увидите, как дамы из хорошей семьи разыгрывают роль выходящей из моря Афродиты, возвращаясь с купания в простом трико, последней уступке господствующим предрассудкам – так шествуют они мимо рядов восторженно созерцающей их молодежи".
Ныне такие нравы давно стали господствующими на любом интернациональном курорте.
Флирт – новейшее изобретение только как слово, тогда как его сущность и содержание очень стары и, как уже выяснено во втором томе нашей "Истории нравов", одинаковы во все времена. Все сказанное там применимо и к XIX в. Разница лишь в том, что ныне флиртуют уже не так открыто, как прежде. Более строгий контроль общественной морали привел и здесь, как в вопросе о кокетстве, к более скромным формам. Правда, границы флирта от этого не стали уже. И ныне во флирте идут так же далеко, как в эпоху старого режима, то есть почти до последней грани. А так как классы и группы, представители которых посвящают этому занятию свое время, ныне во сто раз многочисленнее по своему составу, то в наши дни и флиртуют во столько же раз больше, чем сто лет тому назад.
Весьма существенным фактором, обусловившим рост и распространение флирта, стала описанная выше эволюция брака в сторону условного. Если что-нибудь способствует развитию до огромных размеров естественной склонности к флирту, так это усиливающаяся тенденция свести брак к простой арифметической задаче. Флирт становится как бы предвосхищенным вознаграждением за отсутствие в условном браке эротических наслаждений.
Не менее важную роль играет и то, что в имущих классах мужчины в среднем теперь вступают в брак все позже, о чем нам еще придется подробно говорить. В очень богатой материалом книге о современной половой жизни X. Эллис правильно замечает: