Буйный Терек. Книга 1
Шрифт:
вместо донесения написал Мадатов и с этим же курьером отослал свое письмо Ермолову.
Это была первая, хотя и небольшая, но настоящая победа, и в Тифлисе отпраздновали ее.
Возмутившиеся было при появлении персиян окрестные мусульманские села немедленно прислали к Мадатову своих старшин и беков с изъявлением покорности. Они же пригнали баранов, привезли муку, яйца, масло в дар победителям, и оголодавшие за эти дни солдаты при свете костров до отвала поели.
— Верно сказал вчера наш Мадат, побей, говорит, персюка да и бери у него чего хочешь… Умная
А костры в лагере все горели, все веселей пели казаки и солдаты, и под зурну и дооли лихо плясали хорошо поработавшие сегодня грузины.
И только часовые да выдвинутые вперед посты напряженно всматривались в темноту.
Глава 6
В аул Гимры съезжались делегаты из Согратля, Гуниба, Андрей-Аула, Унцукуля, Ауха, Тарков и Ведено. Прибыл и известный своей ученостью и мужеством один из наиболее близких к Гази-Магомеду сподвижников его Гамзат из Гоцатля. В Дагестане уже знали о вторжении персидских войск, знали и о русских неудачах на границе. Из Кубы в Казикумух прибыл хан Сурхай, и горские общины волновались, не зная, что предпринять. Аварская ханша, таркинский шамхал Мехти-хан, кумыкский Нажмутдин и дербентский правитель Саид отказались принять как самого Сурхая, так и его посланцев, но из осторожности, на всякий случай, послали и к русским на линию и к персиянам в Шушу своих уполномоченных для наблюдения за ходом войны.
— Ты — один из самых влиятельных людей. Все с надеждой смотрят на тебя, имам. Скажи народу, что ему делать? Ударить на русских, пользуясь этой войной, или выжидать событий?
— Эта война чужая для нас. Я уже говорил об этом. И одни и другие — наши враги. Пусть они режут друг друга. Дагестану не надо вмешиваться в их дела.
— А что делать нам? Молодежь бунтует, ей не терпится. Кое-где собираются группы, чтобы ударить по казачьим станицам. Горячие головы считают, что сейчас самое время прогнать русских за Терек и сжечь все их крепости в Дагестане.
— Они молоды и потому горячи. Охладите их. У нас еще есть дела в горах. Время войны пока не пришло.
— Что же делать нам? — спросил Али-бек лакский.
— Снимайте жатву, запасайтесь солью, порохом, свинцом. Укрепляйте боевые башни. Там, где есть стены, укрепляйте и их, не жалейте камня и труда. Пусть все, кто может, даже женщины и дети, строят их. Мосты пришли в ветхость, чините их. Скоро они во славу божию понадобятся нам.
— Когда же, праведник, мы пойдем на свиноедов? — нетерпеливо спросил чеченский делегат.
— Не торопитесь. Война — это пашня, воевать надо тогда, когда настанет необходимость, жать надо, когда созреет хлеб.
— Но сейчас самое удобное время, русские заняты с персами.
— Сейчас рано. Освобождайте душу от греха. Разве везде молитва овладела сердцами людей? Разве вино и блуд совершенно исчезли у нас? Разве шариат проник во все аулы? Табак, чаба и блуд еще владеют вашими умами. Очищайтесь от этого и искореняйте у других! В этой войне иранцы не победят, и их успехи — это укусы комара для русских. Русские всегда били персов, побьют они их и теперь. Пусть обе армии дерутся в землях Гюрджистана и Карабаха, но когда русские побьют иранцев и погонят их за границу, они пойдут за ними дальше. И война, и войска будут далеко от Кавказа, часть полков они уведут и отсюда. К тому времени мы будем готовы, аулы укреплены, порох и свинец запасен, хлеб снят и соль закуплена, а самое главное — горы будут очищены от греха и предателей. Шариат воссияет над нами, и тогда настанет время войны.
— Трудно убедить людей, хотя ты и прав, имам, но как поверят они в то, что время войны хорошо не сейчас, а после.
— А так. Скажите всем в горах и на равнине, что самый опасный для нас враг — сардар Ярмол — уходит отсюда. Скоро его не будет на Кавказе, а с ним уйдут и его генералы. Новые люди придут сюда из России.
— А верно ли это? Про Ярмола мы слышали это не раз, а он все остается! — нерешительно спросил кумыкский представитель.
— Об этом говорят и в Шуше, и в Тифлисе, — сказал Гази-Магомед.
— И казаки по станицам, и солдаты — все говорят, что на его место едет новый. И лезгины, торгующие с грузинами, сообщают о том же, — сказал Шамиль.
— А новый начальник привезет с собой новых генералов, которые не знают ни Кавказа, ни нас. Когда на место старой хозяйки приходит в дом новая, все начинается по-иному, — засмеялся чеченец Байтуган.
— Старые, вроде Краббе или Розена, чтоб шайтан унес их души в джехеннем, уйдут, а они здесь давно и кое-чему научились, новые не скоро разберутся в делах, — сказал Гази-Магомед. — А старых они не спросят. Каждый новый начальник будет считать себя умнее и опытнее прежнего. Вы понимаете, братья, почему нам надо укреплять наши горы и выжидать?
— Аллах поможет нам! Это рука божья! — ответили ему голоса.
— Русский падишах оказывает нам самую главную помощь. Ярмол, хитрость и опытность которого велики, уходит. Без него русские долго не сумеют оправиться.
Гости разъехались.
— Гази-Магомед не благословляет войну! Пусть русские и иранцы сами ведут ее! — разнесли гонцы по аулам.
Люди успокоились, но старшины, назначенные Гази-Магомедом, и его мюриды уже принялись выполнять его приказы.
Дагестан готовился к войне.
— Имам, почему ты молчишь с самого утра? Ты не ел, не пил воды и, начиная от утреннего намаза, не говоришь ни слова? — спросил Шамиль, подходя к задумчиво сидевшему над потоком Гази-Магомеду.
— Я видел сон, уже в третий раз я вижу одно и то же, Шамиль! — продолжая смотреть на воду, сказал Гази-Магомед. — Наши горы затянуты дымом, огонь поднимается над ними. Ветер колеблет пламя — это означает войну, Шамиль. Скоро здесь будет война… а над горами зеленое знамя пророка — это газават.
— Что ж, имам, мы только ждем твоего слова. Слышал, что говорили посланцы народа?
— Не спеши, брат мой. Яблоки снимают созревшими, иначе кислота убьет их вкус. Газават во имя аллаха мы начнем тогда, когда русские войска уйдут за персидскую границу. Ярмол будет далеко от наших гор, а народы Дагестана объединит шариат. Но я думаю не об этом, нет, Шамиль! Я знаю, что газават охватит весь Кавказ от Гуниба и до Адыге и Ира. Я думаю о другом.
— О чем же, имам?
— В войне с неверными я буду убит.