Быль. Небыль. Возможно будет
Шрифт:
– Ну не все же такие.
– Почему все, я не сказал, что все. Но есть. А другие так и поют: «А мы едем, а мы едем за деньгами и не надо нам романтики тайги». От них, конечно, пользы больше – вкалывают на совесть. Но среди них крохоборов много, зимой снега не выпросишь. А есть и такие, которые влюбляются в эти места, и их уже отсюда силком не вытащишь, разве только в отпуск. И строят они здесь для себя, и землю берегут для себя. Вот такие люди в основном и живут. А остальные так – транзит.
Возница хлопнул вожжами и прикрикнул на лошадь. Впереди открылась долина, в центре
Вскоре мы въехали в поселок. Миновав ряды деревянных одно- и двухэтажных домов, остановились возле низкого П-образного строения.
– Райбольница здесь, – сказал мой спутник. – Вот и приехали.
Я слез, распрощался с возницей, и сани, поскрипывая, укатили.
Главный врач принял меня приветливо. Пока он изучал мое направление, я рассматривал своего нового шефа. Высокий, крепко сложенный, лет сорока пяти, с большой круглой головой и пышной шевелюрой. Лицо уверенного в себе человека, усиливают это впечатление темные большие очки. Движения главного плавны и слегка расслабленны. Кабинет обставлен тяжелой, самоуверенной, как и его хозяин, мебелью. На стене карта района, границы которого очерчивают почти ровный полуэллипс, опирающийся на Охотское море.
Посмотрев мои документы, Аркадий Ильич удовлетворенно произнес:
– Ну что ж. как будто вес в порядке, а практика, будем считать, – дело наживное. Надеюсь, сработаемся. Как вы насчет этого дела? – внезапно спросил он, щелкнув себя пальцем по шее.
– Средне, – ответил я.
Очевидно, вид у меня был при этом несколько растерянный, потому что Борисов взглянул недоверчиво:
– Будем надеяться… А то здесь недолго и того, особенно без семьи. Как ваш предшественник. Но я это так, в порядке профилактики.
И Борисов повел меня осматривать больницу и знакомиться с коллегами. Вначале он показал мой кабинет – маленькую комнатенку со столом, двумя стульями и сейфом – и пригласил туда моих непосредственных сотрудников. Пять человек, и все женщины.
Познакомившись с ними, пошли дальше. В предоперационной размывался после операции хирург – парень моих лет.
– Вадим Степанович, – представил его Борисов, – ведущий хирург района. Тоже москвич.
– Фомин, – быстро отрекомендовался он, – очень приятно. Где вы разместились?
Я неопределенно пожал плечами.
– Коллега будет пока жить в семнадцатой, – внес ясность главный.
– Так я забегу вечерком?
– Буду очень рад, – искренне ответил я.
Часа за два я со всеми познакомился и все посмотрел, включая котельную и дровяной склад. Врачебный персонал почти сплошь молодой, вчерашние выпускники московских, ленинградских, новосибирских и других институтов. Одни приехали по распределению, другие – по собственному желанию.
Наконец мы вошли в маленькую комнату, на двери которой значилось «Дежурный врач» и стоял номер «17».
– Свободных квартир сейчас, к сожалению, нет, так что поживите пока здесь, а там досмотрим. Можно, конечно, на частной квартире устроиться, у нас так многие живут, но осмотритесь –
Аркадий Ильич, сославшись на дела, распрощался, а я, оставшись один, оглядел свое неуютное владение.
Комнатенка была кукольная, пять шагов в длину и два с половиной в ширину, заставленная вещами, которые здесь казались излишне громоздкими: больничная койка под серым одеялом, вплотную к ней письменный стол, заваленный какими-то бумагами, огромный шкаф, набитый пыльными связками историй болезни, тумбочка со стулом – занимали почти все свободное пространство. Тесновато, конечно, но все же хоть что-то для начала. Пленник жилищных проблем, я надеялся на лучшее будущее.
Первые месяцы работы давались мне трудно. Надо было подробно уяснить для себя обстановку в районе, в деталях изучить, чем занимаются сотрудники; осмыслить, а может быть, переосмыслить характер работы санэпидотдела. Я должен был интересоваться буквально всем: жилыми домами, общежитиями, детскими учреждениями, заводами, столовыми, магазинами, коммунальными предприятиями и самой больницей; заниматься очисткой территорий, выявлять инфекционных больных и не допускать новых заболеваний. Конечно, все это я должен был делать не один, а вместе со своими сотрудниками, и ясно, что далеко не на пустом месте. Но все же новая работа есть новая работа. И на первых порах не все удавалось. Не очень любезно приняла меня Вера Ивановна, эпидемиолог, исполнявшая до того обязанности замглавного. Передавая дела, сухо и официально перечислила, над чем работает сейчас отдел, с размаху положила ключи от сейфа и кабинета на стол и сразу вышла, громко хлопнув дверью. Пришлось ее окликнуть и терпеливо разъяснить, что я не хотел ее обидеть, приехав сюда, что ее знания и опыт будут весьма кстати и что мирное сосуществование – залог плодотворной работы. Она сделала вид, что все поняла и в принципе согласна, и, нервным жестом согнав непрошеную слезинку, значительно тише закрыла за собой дверь. Затем пришли молодые симпатичные дезинфекторы Майя и Кира и попросили меня выяснить, почему им не дают молоко за вредность.
Пошел к главному.
– Что там у вас горит? – встретил он меня вопросом.
Я изложил просьбу дезинфекторов, добавив, что они имеют на это право по закону. Главврач удивленно посмотрел на меня:
– И все, в чем вы разобрались за это время?
– Почему? Это только первый вопрос.
– Давайте лучше сразу к делу. Вошли в курс?
– Я просил бы вас сначала рассмотреть первый вопрос, – упрямо сказал я.
Борисов укоризненно и как бы с сожалением посмотрел на меня:
– Не с того начинаете, коллега. В районе эпидемия. Дизентерия. Детские сады наполовину пустуют. На днях с вашего склада, где хранятся средства для дезинфекции, мальчишки несколько шашек препарата стащили и в колодец бросили. Случайно прохожие заметили. Куда ваши дезинфекторы смотрели? О молоке думали?
– Аркадий Ильич, мой предшественник к вам несколько раз обращался, просил починить склад. Я видел его докладные. Склад же от ветра трясется, промокает насквозь, доски гнилые вываливаются. Вы отказали: говорили, нет пиломатериалов. А гараж вон ремонтируют.