Была только любовь. Воспоминания о блокаде
Шрифт:
– Да! – с горечью ответила Елена.
– Почему не поговорила с ним? Он же твой зять!
– Я не знала, как ему сказать. Боялась сорваться и влепить ему пощечину. Моя бы воля, я бы его на порог не пустила!
Софья задумалась: «Как все пошло! Лучше уж всю жизнь быть одной, чем окунуться в такую грязь».
В комнату беззвучно вошла Нина. Она подошла к Софье и сказала:
– Простите меня, тетя Соня. Я знаю, какую боль причинила вам тем, что так отдалилась от вас. Причина здесь одна. Мне всегда было стыдно за мою семью перед вами. Но теперь я, наконец, свободна! Завтра же я подам
– Конечно, Нинок! – ответила Софья.
Нина подошла к матери и стала целовать ее волосы, лицо, руки.
– Прости меня! Я молчала во время ваших ссор, потому что боялась опуститься до его уровня и сказать что-нибудь гадкое.
– Господи! Неужели ты услышал мои молитвы? – сказала мать. – Сонечка, – обратилась она к своему самому близкому человеку. – Что бы мы без тебя делали? Я так благодарна Богу, что он послал нам тебя!
– Да брось ты, Елена! – сказала Софья.
В дверь постучали, и робко вошла Мария.
– Можно мне к вам?
– Заходи! – приветливо ответила хозяйка. Она быстро поставила на стол еще две чашки, печенье, сухофрукты и пригласила всех к столу. Женщины так и просидели в ее комнате до самой ночи.
А через день началась война.
Глава 2
Иван Рябов, выйдя из дома, не разбирая дороги побрел куда глаза глядят. На сердце было так тяжело, что он не находил себе места. Впервые в жизни он узнал, как может болеть душа, о присутствии которой он и не подозревал ранее. Сейчас он внезапно понял, что жить без семьи просто не сможет. Ему было нестерпимо стыдно перед женой и дочерью, перед тещей, которая не любила его, и он знал об этом. Но более всего ему почему-то было стыдно перед Софьей Сергеевной. С чего это, он и сам не мог понять.
Когда она вышла на кухню и с нескрываемой брезгливостью взглянула на него и эту гадину, его как будто кипятком окатили.
«Какое мне дело до ее мнения обо мне, она всегда меня презирала, – старался он успокоить себя. – Подумаешь, судья! Плевать я хотел на ее взгляды и слова!»
Но всем сердцем он чувствовал, что все это никому не нужная бравада, что он старается обмануть себя самого, что, несмотря на все гадости, которые он говорил о ней, нет на свете женщины более достойной уважения, чем она. Ему вдруг вспомнились все слова, которые он говорил о ней вместо благодарности за ее заботу о них, и он ощутил себя животным, омерзительным и ничтожным перед ее благородством, ее простой любовью к ближнему. Как эта чужая вроде бы женщина отдавала свое, чтобы им жилось лучше, устраивала им праздники, учила всему прекрасному детей, радовалась их счастью и успехам.
Именно это ее благородство и превосходство перед невежеством вызывало в нем ревность и ненависть за свою неспособность испытывать столь высокие чувства.
Он вдруг осознал это и содрогнулся от этого. «Да, в ее присутствии я ощущал себя пигмеем и старался мстить ей за ее благородство. Но она даже этого не замечала и платила постоянным желанием помочь».
Он не узнавал себя. «Что со мной?» – задавал себе вопрос, потрясенный этими мыслями Иван.
На кон была поставлена судьба его семейной жизни, а он думал о своем ничтожестве по сравнению с этой недосягаемой
«Но ведь я мог бы добиться ее уважения, жить по ее принципам, даже дружить с ней.
Стараться жить по богоугодным принципам, как живет она, – поправил он себя. – Ведь моя жена, моя любимая жена, просто боготворит ее. Как она страдала от моих слов о ней! Я же знал это, но старался ее и тещу уязвить, позлить и делал все им назло. Вот ведь где корень моего падения. Как же я не понимал, что жене просто стыдно за меня, что именно поэтому она отгородилась от дорогого ей человека.
А я и рад был. “Моя взяла! Я победил!”
Но я проиграл. Жена презирает меня, дочь отказалась от меня.
Господи, хоть Ты не оставь меня грешника!» – взмолился он.
Ему было так горько, хоть в петлю лезь. Но все же на него сошло просветление. И это был шанс начать все сначала. «Да, это шанс стать человеком», – решил он.
Домой пока возвращаться нельзя. Поехать бы к матери в Сестрорецк, но денег на билет нет.
Размышляя таким образом, он огляделся вокруг и обнаружил, что сидит во дворе своего бывшего одноклассника Федора, с которым дружил в школе. «Вот кто может меня выручить», – подумал Иван и решительно направился к знакомой квартире.
Ему открыл сам Федор. Он так искренне обрадовался его приходу, что Ивану стало даже стыдно за то, что он столько лет не заходил к другу.
«Если бы ты знал, друг, – пришло ему внезапно в голову, – какой скотиной я стал, наверное, и руки бы не подал».
Федор провел его сразу на кухню, угостил чаем с бутербродами и сам предложил ему остаться у него ночевать.
– Мама на даче, – рассказывал Федор. – Куда тебе идти на ночь глядя, тем более после ссоры с женой.
– Слушай, а ты не мог бы мне помочь на даче забор поправить, а то я все маме обещаю, а дел на работе по горло и один за выходной я с этим делом вряд ли управлюсь. Может, махнуть нам вместе на дачу в выходной.
– С удовольствием, – радостно согласился Иван тому, что все так здорово у него устраивается.
– А ты, – сказал он другу, – отнесешь письмо моей Нинке? Я сегодня за ночь напишу ей, какой я гад, и пусть решает, что со мной делать.
– Да само собой, нет вопроса! – обрадовался хозяин. – Я ей расскажу, какой ты замечательный человек, – довольный, что Иван согласился ему помочь, говорил Федор.
– Вот это не надо! – грустно попросил Иван.
Друзья еще часок поболтали, вспомнили всех одноклассников и разошлись по комнатам. Зал и диван были отданы в распоряжение Ивана, а сам Федор улегся в комнате матушки.
Утром друзья отправились на вокзал и, приехав на дачу, быстро восстановили повалившийся забор.
Анастасия Ивановна – мать Федора – наготовила мужикам котлет, напекла пирогов и усадила за стол.
Федор предложил выпить пивка за то, чтобы забор хорошо стоял, но Анастасия Ивановна сказала, что забор пивом не обмывают, что по такому случаю не грех выпить по сто грамм водочки.
Дружно подняли стопки, но дверь дома внезапно распахнулась, и вбежала соседка Маруся.
– Анастасия Ивановна! – выкрикнула она. – Война началась! По радио объявили.