Былое без дум
Шрифт:
Любил ты, Боря, насколько я помню, мой монолог старейшего члена ВТО, постоянного отдыхающего в здравницах Всероссийского Театрального Общества. Раз от раза состав блюд в этом монологе трансформировался, исходя из состояния продовольственной ситуации в стране. Сегодня он звучит как пиршество...
"Я был принят в члены ВТО в 1937 году и тут же поехал отдыхать.
Меню: каша перловая, суп-пюре гороховый, паприкаш. По окончании срока я сразу попал в дом отдыха ВТО в Алупке, не побоюсь этого слова, Саре. В Алупке, извиняюсь, Саре, я был сроком 24 дня. Меню: каша перловая, суп протертый, скоблянка из свиных срезей, соус южный, паприкаш. По выписке из Боткинской больницы попал на срок 24 дня в дом отдыха "Ялта", вымененный ВТО у костного диспансера "Духи". Меню: каша перловая, кнели паровые, вымя молодое, соус пикан, пудинг рисовый с визигой, мусс лимонный из сухофруктов,
Меню: суп растертый, ежи говяжьи в томатном соусе, зразы картофельные в цедре грибковой, паприкаш.
После курса субоквальных ванн и удаления желчного пузыря я попал в дом отдыха "Руза", который по праву славится как филиал Дома ветеранов сцены. Здесь всё говорит о бренности существования и вечном покое. Меню: сиг с маслом, кожа куры, отварная в соусе, синенькие в белом кляре, хек вяленый, паприкаш. Завтра еду на 24 дня в Плес. Прощайте, товарищи!"
Было время - оно, наверное, было счастливое, - когда к премьере надписывались афиши только что рожденного спектакля: режиссер надписывал актерам, актеры - режиссеру, все вместе благодарили цеха и т.д. В то время, когда Эфрос ставил в "Ленкоме" пьесу Радзинского "104 страницы про любовь", меня приглашали в "Современник" сыграть Де Гиша в ставившем-ся там спектакле "Сирано де Бержерак". Я не пошел - сыграл в "Страницах" и получил на афише надпись от Анатолия Васильевича: "Шура! Твой успех высок. Если бы я коллекциониро-вал индивидуальности, то воткнул бы тебя в свою коллекцию. Спасибо. Поздравляю!"
На что в его афише я написал: "Я счастлив, что успех высок, что в ваш гербарий я воткнулся, что в "Современник" не утек и вместе с ним не "сиранулся".
Боренька! В предыдущем своем письме-воспоминании ты вскользь коснулся моей работы "под Эфросом".
Когда в "Ленком" пришел Эфрос, началась замечательная история. Все измученные предыдущим кошмаром потянулись к нему. Это уже потом, спустя много лет, соткался другой кошмар - интриги, сплетни, его уход. Люди, которые вначале могли загрызть любого, кто говорил о нем дурное слово, потом с той же силой грызли его, но сначала все было прекрасно. В спектакле "В день свадьбы" отлично играли Соловьев, Дмитриева, Круглый. В трагическом финале, когда героиня Дмитриевой на свадьбе прощалась со своим женихом и кричала знаменитое "Отпускаю!", Эфрос просил прийти на сцену всю труппу, как бы в ознаменование рождения нового театра. Все исполняли роли гостей. Мы с Державиным тоже приходили в каких-то кепочках, те еще были колхознички. На сцене стояли длинные столы с бутафорскими помидорами, огурцами, яблоками. Мы брали огурец и яблоко и с хрустом начинали есть; на каждый спектакль мы приносили с собой настоящие огурец и яблоко - пижонили, а дело было зимой, по залу разносился аромат, все переглядывались и ахали. Эфрос кричал, что мы с Мишкой финал срываем, а мы оправдывались с невинными рожами.
Он ставил "Чайку", я, говорят, хорошо играл Тригорина, критик Сурков даже написал, что такого Тригорина никогда не видел, потом - "Снимается кино" - острый по тем временам "левый" спектакль, потом - "Мольер". Помню, как мы играли этот спектакль накануне снятия Эфроса, спектакль был последним. Как он звучал! Как отзывалась публика! Это все было про нас, про нашу жизнь.
Эфрос работал в "Ленкоме" недолго. Этот театр придумал, как известно, Берсенев, очень хитрый человек. Он соблюдал баланс: ставил "Павку Корчагина", а "за это" - "Нору". А Эфрос в такую игру не играл и не понимал, как это надо делать. Поэтому начался напор со всех сторон - ЦК комсомола, министерство. И внутри театра уже были его артисты и не его. В общем, ушли на улицу Дуров, Сайфулин, Лакирев, Дмитриева, Яковлева, Гафт, Круглый, мы с Державиным. Сидели у Эфроса дома, звонили Демичеву. Миша Зайцев, директор Театра на Бронной, очень симпатичный человек, прибежал и закричал: "Король умер, да здравствует король! Все к нам!" Очевидно, сам он этот вопрос решить не мог, ему разрешили так сделать, но инициатива все-таки, наверное, была его. И мы все табуном пошли на Бронную. Там начался новый период. В "Трех сестрах" я должен был играть Вершинина. Но Эфрос тогда уже был влюблен в Волкова, и играл он.
Драма заключалась в том, что Эфрос стал очередным режиссером. Многие восклицали: "Как так - уйти от Эфроса!" Все это несерьезные разговоры, потому что, кроме Эфроса, который ставил спектакль в год, были еще и Дунаев, Веснин. Получилось, в сущности, два театра. А вообще, почему уходят актеры от режиссеров? Совсем не потому, что поругались и послали друг друга подальше... Иногда говорят по-другому: артист себя изжил, режиссер себя изжил. Все это ерунда. Ругань - результат, эпизод, а суть в раздражении, которое накапливается годами. Сколько может скульптор месить одну и ту же, пусть высококачественную глину? Он месит, лепит, и ему начинает чего-то не хватать, так и в театре. Если нет глобальной взаимной влюбленности, а это бывает редко, то с годами режиссер и актер вызывают друг в друге непреоборимое раздражение, возникающее неизвестно от чего. Поэтому контрактная система сама по себе правильная. Увлеклись, влюбились на год, на два, разонравились и разошлись. А когда круглые сутки десятилетиями вместе - это невозможно или почти невозможно. Я сам через это прошел и вижу на каждом шагу. Одни люди, мужественные, олего-далеобразные, когда возникает взаимная между ними и режиссером неприязнь, всё рвут, бегут из театра, отказываются от ролей. Другие сидят и делают вид, что все в порядке. Третьи уходят тихо, вяло...
Эфрос был замечательным, но он был очень мнительным, не любил дипломатничать, и если прибегал к дипломатии, то она была наивной. Он начинал сердиться, возникали обиды. Он не был прирожденным руководителем. Театр ведь зверинец, причем не вольер хорьков, а группа смешанных хищников, и главный режиссер - это дрессировщик, это административная должность внутри театра. В Марке Захарове такое счастливое сочетание административной жилки и режиссерского таланта. То же самое у Плучека, стопроцентно. Захаров в этом смысле его ученик, он даже писал об этом. Кажется, "Кнутом и пряником" называлась его статья. Подкормить, подкормить актера, а потом двинуть штырем, чтобы знал свое место.
В общем, хороший режиссер и хороший художественный руководитель - это совершенно разные профессии.
ЮРИЙ ГАГАРИН, НАТАЛЬЯ ЛЕБЕДИНСКАЯ И ДРУГИЕ
Дорогой Шура, ты входишь во вкус. Тебе начинает нравиться кусаться или хотя бы подкусывать. Ну что же, ты вступаешь в тот самый возраст, когда у младенца появляются зубки. Ау, малыш!
Ты прав: меня подвела память. "Чудака" Назыма Хикмета действительно поставил другой режиссер. Но "Недоросль" Дениса Фонвизина - уж точно твоя режиссерская работа. Так что я ошибся лишь в примере, за что приношу извинения.
Но, по существу, мысль моя сводится к тому, что сила твоя - в малых формах. Это никоим образом не умаляет масштабов твоего дарования, ибо, как известно, мал золотник, да дорог. Хорошую басню сочинить ничуть не проще, чем роман или поэму, ты это знаешь не хуже меня. И потому продолжать, спор не стоит. Тем более что твои избранные монологи доставили мне ни с чем не сравнимые минуты радости, связанные с воспоминанием о нашей юности. А мне-то казалось, что все еще впереди...
Думаю, ты прав, когда оцениваешь ситуацию с уходом Эфроса из "Ленкома" как трагическую для обеих сторон. Действительно, то были золотые годы в истории молодежного театра, да и в судьбе Эфроса, наверное, тоже. Театроведение еще не сказало по этому поводу своего слова.
Но вот когда дальше ты пишешь, что ужас состоял в том, что Эфрос не был главным режиссером в Театре на Бронной, а потом вдруг сообщаешь, что он и не обладал теми качествами, которые необходимы человеку, занимающему подобную должность, я окончательно теряюсь.
Думаю, такая противоречивость в твоих суждениях объясняется тем, что ты работал с Эфросом в Театре на Бронной не слишком долго. Дунаев, возглавивший коллектив примерно через год после того, как вы вместе с Эфросом перешли сюда с улицы Чехова, оказался действительно в сложной ситуации. Ты помнишь, наверное, злоязычники спрашивали тогда: где работает Дунаев? И сами же отвечали: он служит главным режиссером у Эфроса.
И это была правда. Пока Эфрос ставил "Трех сестер", "Дон Жуана", "Женитьбу", "Отелло", "Месяц в деревне", Дунаев работал над "Золотой каретой", "Лёнушкой", "Варварами". Другими словами, он идеологически обеспечивал Эфросу возможность ставить все, что тот хотел, отдавая ему при этом право выбора исполнителей и художника. Согласись, что даже у Станиславского с Немировичем-Данченко положение порою оказывалось куда более сложным. И если один имел право решающего голоса в вопросах репертуара, то другой был совершенно самостоятелен в распределении ролей.