Былое без дум
Шрифт:
Я знал Дунаева. Он был порядочным, добрым человеком. У него было много хороших спектаклей, хотя, конечно, я не сравниваю его работы с эфросовскими: каждому свое. Да и сам Дунаев все прекрасно понимал. И оценивал сложившуюся ситуацию достаточно трезво. Говорю об этом исключительно объективности ради в надежде на то, что, когда страсти поутихнут, свидетельства очевидца смогут кому-то пригодиться. Во всяком случае, я хорошо помню выступление Анатолия Васильевича у гроба Александра Леонидовича. Это не были банальные, дежурные слова. Да Эфрос мог, в конце концов, не выступать и вовсе, ведь к тому времени они уже работали в разных театрах. Но что-то, видимо, заставило его прийти сюда, чтобы воздать последние почести коллеге, с которым судьба свела его восемнадцать лет назад...
Твои монологи напомнили мне разные эпизоды и в связи с этим разных людей. Ты прав: твой рассказ отдыхающего в здравницах ВТО - моя слабость. Впервые я услыхал его в 1965 году в Ялте. Ах, какой то был потрясающий
Марецкая, Плятт, Якут, несколько других известных провинциальных актеров, театроведы Александр Павлович Клинчин и Юрий Арсеньевич Дмитриев и, конечно же, ты с Ларионовым. Успех был огромный, а на утро...
Наталья Кирилловна сообщает по секрету, что вчера в зале было руководство, которому все понравилось, и потому дана команда повторить программу в Симферополе, в присутствии высокого начальства, в связи с награждением крымской милиции орденом. На другой день после обеда были поданы лимузины, и вы, господа артисты, отбыли "в неизвестном направлении" во главе с Натальей Кирилловной.
Увидели мы вас только на другой день на пляже. Плятт рассказывал и показывал в лицах все, что случилось накануне. Ты и Ларионов, по-моему, еще не совсем пришли в себя после вчерашнего. Но главное, о чем сообщил Плятт: в Симферополе вы познакомились с Юрием Алексеевичем Гагариным и пригласили его к нам, в "Актер", в гости. Космонавт № 1 дал согласие, и теперь все ожидали встречи.
Перед обедом Наталья Кирилловна зазвала меня и Михаила Сергеевича Янковского, директора ленинградского Дворца работников искусств имени К.С.Станиславского, к себе в кабинет и сказала, что все артисты, выезжавшие накануне в Симферополь, категорически отказываются выступать снова, ссылаясь на то, что и отдыхающие, и сотрудники, да и сам Гагарин все это уже видели и слышали. Между тем принимать Гагарина в "Актере" без концерта невозможно. Михаил Сергеевич обещал подумать. Он проверил книгу регистрации и, к нашему удивлению, обнаружил, что в доме отдыха есть еще несколько хороших актеров, которые не были прежде задействованы в концерте. И обратился за помощью к дирекции местной филармонии. Одновременно пищеблок получил задание продумать меню ужина на шестьдесят человек.
Все прошло как нельзя лучше, мы вовсю пировали, когда в столовую вдруг откуда-то ввалились Ларионов и ты. Гагарин встретил вас с особым энтузиазмом, а Наталья Кирилловна, сменив гнев на милость, стала просить что-нибудь исполнить. И ты, взглянув на стол, ломившийся от яств, прочел этот самый монолог про паприкаш и разбрат-под-вилку, который особенно остро звучал на фоне паюсной икры и осетрины на вертеле.
Гагарин умирал от хохота, ибо слушал рассказ впервые. Из солидарности вместе с ним смеялись и отдыхающие...
Но мне жаль, что ты не включил в избранное монолог, с которым выступал в Тбилиси во время гастролей Театра сатиры. Никогда не забуду, что творилось с залом в Доме актера, а особенно с председателем Театрального общества Грузии, дорогим Додо Алексидзе, когда ты рассказывал, как "там у них" дикари загоняют человека на верхушку пальмы и трясут ее до тех пор, пока он не свалится, после чего немедленно съедают его. Если же абориген сумеет удержаться, его избирают председателем Театрального общества...
Вообще, конечно, та поездка в Грузию оставила неизгладимое впечатление. Бесчисленные встречи, застолья, тосты, концерты, спектакли, ощущение жизни как продолжения театра и театра как одного из проявлений жизни, отчего трудно бывает понять, где кончается искусство и начинается жизнь...
И последнее, что требует от меня ответа, Шура, это твои мысли о необходимости контракт-ной системы в театре. С одной стороны, ты прав: контракты могут избавить стороны от многих недоразумений, без которых сейчас не обходится почти ни один коллектив. Но с другой - наши контракты до того несовершенны, в них постоянно указывается: "актер должен", "актер обязан", "актер не может", "актер не имеет права", так что рассчитывать с их помощью положить конец правовому беспределу вряд ли возможно. Другое дело, если бы удалось изменить содержание самих контрактов и изначально поставить высокие договаривающиеся стороны в равные условия. Не только, к примеру, "актер обязан", но и "театр должен". А иначе все это ерунда и та же правовая эквилибристика, с которой мы имеем дело на протяжении многих лет. Но как это сделать при нынешней-то ситуации?..
Пока все, с нетерпением жду от тебя новых известий!
Боря! Если ты заждался моих откровений, то вот они.
НА ДИКОМ ЗАПАДЕ
Совершенно не умею стареть, а давно бы надо научиться. Раньше, когда были помоложе, жить было проще из-за отсутствия вариантов. Росли, любили, не знали, что живем в застенке, знали, что на Диком Западе "Дядя Сэм". Кто это такой, я до сих пор не знаю, хотя внешне его хорошо себе представляю по рисункам Кукрыниксов. Все перевернулось! Великие Кукрыниксы на склоне лет судорожно доказывали, что в основном они оформляли Гоголя, а бесконечные карикатуры на "тот мир" в виде червячных выползков - это хобби. Сергей Михалков стал наконец исключительно детским писателем, и в нем вновь потекла дворянская кровь его детей. Козаков уехал в Израиль и сменил там, не зная языка, все руководство страны. И это он сделал в трезвом уме и твердой памяти, а если, не дай Бог, он сорвется и напьется, то моментально присоединит к Израилю Иорданию, а Голанские высоты с безумных глаз отдаст Голландии.
Летом 1992 года замкнулся круг наших с Державиным гастролей по обслуживанию ограниченного контингента советских евреев в том мире. Мы побывали в Австралии - дальше евреев нет, а если на Южном полюсе и сидит на льдине какой-нибудь морозоустойчивый абориген из Черновцов, то у него нет, очевидно, ретрансляционной тарелки из Москвы и он не знает, что Державин муж Роксаны Бабаян... Ах! Заграница!
Она была для нас только одна - Болгария! Сегодня их уже три. Ближняя бывшие наши республики, средняя - бывший социалистический лагерь и дальняя - настоящая и вечная мечта всех русскоязычных артистов. Сегодня, гуляя по Лос-Анджелесу, мы, уже зажмурившись, как перед прыжком с трамплина, заходим в кафе для бездомных и смело съедаем гамбургер с чашечкой мутного кофе, и ничего, не падаем в обморок, заплатив пять долларов за завтрак, зато не падаем в голодный обморок к середине дня. Тут только ни в коем случае нельзя умножать доллары на курс рубля, а то получается, что ты выпил стакан молока с овсяными хлопьями за полторы тысячи рублей или съел за обедом мохеровую кофточку для жены, и обморочное состояние возникает непроизвольно. То ли дело светлые застойные времена - запланированные за несколько лет, выбитые с трудом, интригами и личными контактами, редкие гастроли театра в свободный мир. Как правило, делалось это и "в порядке обмена". Мы к ним, они за это к нам (хотя правильнее наоборот). Ну, Болгария, Чехословакия, Венгрия - с этим попроще, но иногда случайно возникала Италия. Посредством мистических обстоятельств провинция Реджи-Эмилия вдруг оказалась прокоммунистической ориентации. Сенатор-миллионер тоже хотел коммунизма и, посмотрев, тоже, естественно, случайно, эпохальное произведение В.Маяковского "Клоп" в Театре сатиры, решил, что проблема обуржуазивания пролетариата крайне волнует все населе-ние Реджи-Эмилии и этот спектакль срочно надо показать в Падуе, Болонье, Венеции и других "провинциальных" городах Италии. Как потом выяснилось, зрительский интерес к Маяковскому в Венеции был несколько ниже ожидаемого, но те несколько человек, которые рискнули взглянуть на Присыпкина с командой, принимали спектакль восторженно, что дало возможность газете "Советская культура" писать о триумфальном успехе наших гастролей. Сколько именно триумфаторов сидело в зале, не уточнялось, да и не в этом же дело, так как гастроли не коммер-ческие, а коммунист-миллионер, очевидно, шел на это. Морально было несколько тяжеловато, но... Италия, суточные и полные чемоданы тушенки и плавленых сырков выветривали грустные мысли о зрительском равнодушии. Кстати, предупреждения компетентных органов перед выездом о готовящихся провокациях, слежке, а главное, о невозможности провезти через итальянскую таможню живой продукт питания оказались несостоятельными.
Даже обидно, до чего мы там никому не нужны, и если не воровать в магазинах по-крупному, никто на тебя внимания не обращает. Что касается продуктов питания, то действи-тельно их пропускают в страну пребывания с неохотой, боясь инфекции. Спасает тот факт, что наши продукты питания, и особенно их упаковочная расфасовка, приводит таможенников в затруднительное недоумение. Так, например, наш замечательный баянист, впоследствии зав.отделом культуры МК партии, вез в футляре рядом с баяном несколько тонких банок шпрот. Сам по себе черный обшарпанный футляр и незнакомый инструмент в нем насторожил таможню, но когда офицер стал осторожно извлекать из пространства между футляром и собственно инструментом одну за другой плоские металлические лепешки, завыла сирена. Замигало что-то... Прилетевший коллектив был моментально окружен автоматчиками, сам баянист был схвачен двумя дюжими пограничниками, а третий осторожно водил миноискателем по шпротам. Сигнала не зазвучало, и тогда главный таможенник жестами попытался спросить будущего идеолога: что это за снаряды? Будущий идеолог, в совершенстве не владея ни одним языком, также жестами пытался объяснить офицеру, что он это ест. Так как любой цивилизован-ный человек, взглянув на коробку шпрот, понимает, что есть это нельзя, будущего идеолога попытались арестовать. Тогда решительный солист оркестра неожиданно выхватил маленький перочинный нож, со скоростью звука привычно вскрыл банку и на глазах ошеломленной таможни этим же ножом сожрал нехитрое содержимое минообразной емкости. Главный офицер охнул, испуганно взглянул на огромный коллектив с огромными чемоданами и, махнув рукой, дал команду пропустить дикарей оптом...