Быть с тобой, думать о тебе
Шрифт:
Сильвия улыбнулась, услышав про «повседневную тиранию».
Я рассказал ей, как однажды вечером, после ужина моя бывшая заявила, будто не чувствует, что я люблю ее, и, по ее мнению, мы никуда не движемся и ни к чему хорошему это не приведет. Жить со мной, сказала она, это все равно что ждать телефонного звонка.
«Вот так и живу с тобой. Еще не поняла, рано или поздно кто-нибудь возьмет наконец трубку или же, если связь оборвалась, я только время теряю».
Когда мы потом расстались, я вздохнул с облегчением, а она никак не хотела смириться
И я дал себе слово, что очень крепко поду маю, прежде чем снова вступлю с кем-то в отношения.
Эту последнюю мою мысль Сильвия не услышала, потому что я не стал произносить ее вслух.
Мы с ней ничего не обещали друг другу, и все же мне не хотелось, чтобы она думала, будто я такой, каким виделся ее подруге, — тип, который не хочет создавать семью.
— Тебе нужно идти? — спросил я.
— Да, уже скоро.
— Сегодня нет уроков?
— Нет, сегодня я играла для себя.
Я задумался: не потому ли она стала преподавать, что не хватило таланта?
— Я была талантливым ребенком. — Она будто прочитала мою мысль.
— И что же случилось?
— Лет с пяти мне приходилось заниматься по меньшей мере по четыре часа в день. Можешь себе представить, что происходило, когда я стала подростком! — Ее лица коснулась грусть. — Я теряла все: первые сигареты с подругами, концерты, праздники, здоровое подростковое безделье. Я чувствовала себя очень одинокой, всего лишенной.
Я всегда полагал, что талант освобождает человека. А оказалось, судя по ее словам, вырывает из жизни и вынуждает пребывать в одиночестве. Эта девочка вызвала у меня нежность.
Я поцеловал ее ступню.
— О чем задумался? — спросила она.
Я ответил не сразу:
— Думаю, что нам легко быть откровенными.
— Пожалуйста, пообещай мне.
— Что именно?
— Что мы никогда не станем говорить друг другу неправду.
— А почему мы должны были бы это делать? — Потому что, когда люди встречаются, через некоторое время у них появляется потребность в переменах.
Я посмотрел ей в глаза.
— Если кому-то из нас двоих не захочется больше встречаться, он просто скажет об этом и мы поставим точку.
Она улыбнулась мне и одним глотком допила лимонад. Потом закрыла глаза, наслаждаясь моими ласками.
ШЕСТЬ
Уже больше месяца мы встречались у меня дома. За это время с деревьев успели облететь почти все листья; пропали, как и загар, воспоминания о летнем отпуске.
Отношения с Сильвией отразились на мне очень благотворно. Даже в ее отсутствие меня не покидало ощущение счастья. Где бы я ни находился — на работе, с друзьями, — меня постоянно переполняли радость и пылкость. Я горел желанием жить, делать что-то новое.
С Сильвией мы виделись обычно в обеденное время. Почти сразу, едва только она входила, начинали заниматься любовью, а потом просто болтали, не вставая с постели.
В тот день она лежала, положив голову мне на грудь, я поглаживал ее плечо, перебирал волосы. Похолодало, и мы впервые укрылись одеялом. За окном покачивала ветками сосна.
В комнате было очень тихо, если не считать шума, доносившегося от мусорного бака для стеклянной тары. Всякий раз, слыша звук разбивающихся вдребезги бутылок, я думал: ну почему нельзя просто положить их на дно, а не швырять.
Я поставил классическую музыку, что делал редко, всякий раз обещая себе слушать ее чаще.
— Это Бах, — заметила Сильвия.
— Я не разбираюсь в композиторах.
— Бах — композитор, который внес в классическую музыку цвет. Раньше все было белое и черное, а потом явился он. Понимаешь?
— Нет.
Она расхохоталась.
— Это подобно кафедральному собору, идеально уравновешенная конструкция. Понятнее стало?
— Я совсем запутался. Мне нравится Моцарт.
— А кому он не нравится? Моцарт — как поп-музыка, он не изобрел ничего нового, но создал резонирующие, полные жизни произведения. Ему удается летать там, где другие самое большее могут только идти.
— Еще никогда не встречал человека, который так просто и ясно объяснил бы мне, что такое классика.
— В следующий раз принесу тебе подборку произведений, которые вошли в историю классической музыки.
— И что, их, по-твоему, можно слушать?
Она молча улыбнулась.
— После такого серьезного урока, — сказал я, — мне захотелось есть. Приготовим пасту?
Мы поднялись.
— Одолжишь рубашку? — спросила она.
Я протянул ей рубашку, она надела ее, и мы прошли в кухню. Пока я возился по хозяйству, Сильвия, усевшись на стол, изучала мой балкон.
— Отчего ты не посадишь там цветы? Мог бы любоваться ими, когда ешь.
— Тут у меня все погибает.
— Есть растения, которые не требуют особого ухода, — заметила она, закатывая рукава.
Я открыл холодильник, достал оливки, артишоки, сыр и положил все это на тарелку как закуску к аперитиву.
— У тебя сегодня урок? — спросил я, протягивая ей оливку.
— В четыре часа.
— Дома?
— Сегодня нет.
— Выпью пива. Могу предложить тебе вино, если хочешь.
— Нет, глотну чуть-чуть пива.
Я достал из холодильника бутылку, открыл и передал ей.
Мне нравилось, что она сидит у меня на кухне и я могу рассматривать ее голые ноги, едва прикрытые рубашкой.
— Хорошее, — кивнула она, отпив глоток, — обычно бывает горьким. — Вернула мне бутылку, а потом добавила: — Я никогда, даже подростком, не баловалась спиртным. А теперь по вечерам, уложив сына спать, люблю посидеть на диване с бокалом вина. Мне кажется, будто таким образом сама себе делаю подарок, иначе остается ощущение, будто весь день провела только в заботах о других.