Бытие техники и сингулярность
Шрифт:
Одной из причин, по которой изучение жизни с целью технического заимствования было выделено в отдельную науку можно назвать схожесть биологических и технических структур. Какое-то время в технике использовали преимущественно органические материалы. Человечество оперировало величинами энергий, схожими с деятельностью живых существ. Можно сказать, что техника буквально выросла из структур и деятельности живых организмов, поэтому в гигантском разнообразии жизни всегда можно отыскать что-то полезное для инженерии. Разумеется, только к такому сходству вопрос свести нельзя: у живого существа есть ясная цель – самосохранение. И биологические структуры имеют явную функцию – поддержание собственного существования. Это уже не геологические или астрономические явления, никак не реагирующие на грядущее уничтожение. Но тут мы видим другое: стихийность возникающих структур и неотделимость «техники» от существа-носителя, неразрывную связь между ними.
Осьминог, использующий реактивный принцип движения, не имеет ни малейшего представления о нем и, кроме как собственным примером, рассчитанным
Проблема человека в предложенном определении техники раскрывается по-другому. Индивид, выросший в дикой природе – «целиком естественный», – мало чем отличается от животного. Следовательно, обычные люди могу рассматриваться как частично искусственные системы. Кроме того, созданные раньше мегамашины были настолько совершенны и настолько могущественны, насколько это позволяло знание человеческой природы. Любой медик рад возможности свести сложное и утомительное лечение пациента к стандартной процедуре, которая суть технология. Любые знания по психологии немедленно становятся элементом технологического воздействия на человека в рамках политической пропаганды и рекламы. Можно сказать, что человек еще не машина, потому что он не познал себя до конца, а все, что в себе уже познано, то стало техническим изделием или технологией, будь то титановый протез бедренного сустава или искусственное оплодотворение, не говоря уже о перспективах клонирования [12] .
12
Искусство также всегда несет в себе некий элемент неизвестности. В тот момент, когда в художественном произведении понятно все, оно становится объектом дизайна.
В техническом качестве человека можно рассматривать как переходную ступень между многочисленными природными «машинами» (которые при всей своей сложности лишены саморефлексии) и самым простейшим механизмом, рычагом, действие которого уже досконально изучено. При этом человек обеспечивает «машинный статус» того же рычага: без человеческого сознания и умения это всего лишь палка, лежащая под камнем. Но это обеспечение остается монопольным лишь до тех пор, пока человеческое сознание остается единственным рефлексирующим.
Приведенное выше определение дает максимально широкий охват техники. Фактически любая осмысленная (хотя бы на уровне самых внешних причинно-следственных связей) система, которую создает человек или которая формулируется программой, пусть и созданной человеком, уже может считаться техникой. Но как тогда различать технику и медицину, технику и искусство, технику и юриспруденцию? Ведь картина или статуя так же отрефлексированы человеком в процессе их создания, но ее воздействие качественно отличается от воздействия молотка.
Попытки разделить искусство и технику, опираясь лишь на внешние признаки – малопродуктивны. Например, В. И. Гнатюк так проводит эту грань: «В настоящее время мы понимаем, что основным атрибутом технического изделия выступает конструкторско-технологическая документация, на основе которой данное изделие тиражируется (своего рода технический генотип). Если говорить о современности, то из всех статуй, которые мы можем увидеть вокруг себя, к техническим изделиям относятся только те, которые выпускаются промышленностью на основе определенной документации. Те же статуи, которые выполнены в единственном экземпляре скульпторами, к технике не имеют никакого отношения, это произведения искусства» [49].
Понятно, что наличие документа критерием не является: можно представить себе ремесленника, который производит однотипные поделки, продает их как сувениры, и легко обходится безо всякой документации. Сам В. И. Гнатюк в той же статье указывает, что отражение лишь в сознании человека технических изделий есть первый этап развития техники, потом рефлексия приобретает вид специализированных записей и чертежей. Но такое разделение все равно остается слабым – слишком много не подпадающих под него частных случаев [13] . Такое большое число исключений возникает из-за того; что фундаментальное определение В. И. Гнатюк пытается обосновать не столь же фундаментальными свойствами техники; но особенностями оформления документации – явлением куда более узким; чем рефлексия.
13
Например, помимо утвержденной проектной документации есть изменения, принимаемые без нее: во время постройки дома могу достроить два лишних этажа вообще без документов. Или
Однако сама ошибочность такого разделения показывает путь к критерию различия искусства и техники. К уточнению самого понятия техника.
Если мы признаем технику способом существования искусственных отрефлексированных систем; то какова форма проявления этого способа; его видимая сторона?
Чтобы существовать; техника должна изменять окружающий мир. Это не может быть чисто утилитарное изменение (в смысле удовлетворения человеческих потребностей); это не может быть чисто механическое или чисто химическое воздействие – какую бы форму ограничения мы ни избрали; она будет узкой. Если говорить о предельно общем характере воздействия; то можно сказать; что необходимо обеспечивать тождество той информации; которая есть рефлексия техники и рефлексируемой системы; в применении к человеку это можно назвать тождеством бытия и мышления. Но как постижение истины в историческом масштабе неотделимо от практики; так и для техники необходимость деятельности по собственному сохранению приводит к необходимости обретения истины. Это то самое «раскрытие потаенности»; о котором рассуждал М. Хайдеггер. Но раскрытие это не может быть отстраненным; сделанным в отрыве от техники; от цивилизации. В частностях сколько угодно; но в целом – нет. Это тождество бытия и рефлексии может обеспечивать существование техники лишь если оно формирует будущее. Техника сохраняет себя, формируя будущее – для техники практика есть абсолютным критерием истины; поскольку сама возможность практики и есть техническое; а возможность продолжать переделку настоящего, закладывая будущее, и обеспечивает бытие техники [14] .
14
Лейтмотив книг Р. Курцвейла – предсказание будущего мозгом человека, как свойство разума [113]. И тут можно проводить грань между человеком, как биологическим существом, и человеком – как машиной, между его животной активностью и действием цивилизации.
Можно возразить, что искусство тоже формирует будущее. Но посредством лишь тех методов и приемов, которые описываются эстетическими категориями. Медицина – определяет будущее через воздействие на тело человека. Экономика – через процессы обмена. В рамках юриспруденции применяются только действия, описанные в законах государства.
Техника в широком смысле – включает в себя и медицину, и юриспруденцию с искусством и все другие разновидности сколько-нибудь упорядоченной человеческой деятельности. Но там каждая система отягощена необходимым набором категорий или же ограничена предметом применения. Техника сама по себе не нуждается в подобных ограничениях, ограничения в гуманитарных дисциплинах определяются потребностями человека. Поэтому, когда возникает необходимость в воздействии на природу, в предметно-орудийной деятельности, тогда техника предстает в своей бесчеловечности. Образно говоря, скрипка создана, чтобы воздействовать на людские уши и психику, потому ограниченна и есть лишь посредник между музыкантом и слушателем. А между молотком и горной породой нет человека. Он по другую сторону молотка, он лишь держится за рукоятку. Потому молоток может быть сколь угодно не эстетичен, незаконен, даже вреден для здоровья горняка. Но пока он часть системы по формированию будущего, в котором могут существовать и другие молотки, и выработка породы, он есть орудие труда и воспринимается как техника в самотождественном смысле слова. Если же представить, что этот молоток попал в музей и восхищает посетителей брутальностью своих форм, сохранилось описание технологии его производства, но такими молотками больше не пользуются, то этот молоток стал предметом искусства (хотя бы в качестве примера дизайна). Молоток все равно остается техническим изделием – наряду со скрипкой Страдивари [15] и Венерой Милосской.
15
Причем скрипка, будучи техническим изделием и орудием труда, еще и предмет искусства.
Итак, можно уточнить, что принцип бытия техники как способа существования отрефлексированных искусственных систем – это формирование будущего.
Немедленно к такому принципу бытия техники может возникнуть вопрос: а не прячет ли автор за «формированием будущего» проблему соотношения субъекта и объекта – ведь если техника требует рефлексии, то всегда должен быть и субъект, который ее проведет? Современная техника полноценным субъектом не является. Отчасти с этим можно согласиться: принцип требует своего раскрытия на конкретных примерах. Однако можно указать на закон Архимеда как на некий образчик, по которому строился данный принцип: при том, что с момента формулировки закона изменились представления о воде, о силе, о тяжести и веществе – закон сохраняет свою истинность. Он фиксирует некое соотношение. Попытаемся воспользоваться этим подходом для дальнейшего анализа. Во всяком случае, он позволяет занять правильную гносеологическую позицию относительно исследования техники как социального феномена. Техника каждый раз напоминает о том, что, с одной стороны, техника используется человеком, ее основы формируются в его сознании, с другой – она имеет собственную логику развития, собственную системность.